Неточные совпадения
Разум-то ведь страсти
служит; я, пожалуй, себя еще больше губил, помилуйте!..
Так вот, голубушка, какие дела на свете бывают! Часто мы думаем: девушка да девушка — а на поверку выходит, что у этой девушки сын в фельдъегерях
служит! Поневоле вспомнишь вашего старого сельского батюшку, как он, бывало, говаривал: что же после этого твои, человече, предположения? и какую при сем жалкую роль играет высокоумный твой
разум! Именно так.
Каждый час представлял Ей особенное упражнение, и сие разнообразие, обновляя внимание души,
служило для
разума Ее некоторым успокоением.
Власть
разума не может ли еще
служить некоторою опорою для политической власти?
Не мнишь ли ты, усердию его
Я веру дал? Он
служит мне исправно
Затем, что знает выгоду свою;
Я ж в нем ценю не преданность, а
разум.
Не может царь по сердцу избирать
Окольных слуг и по любви к себе
Их жаловать. Оказывать он ласку
Обязан тем, кто всех разумней волю
Его вершит, быть к каждому приветлив
И милостив и слепо никому
Не доверять.
Чтоб славилось от моря и до моря
И до конец вселенныя его
Пресветлое, царя Бориса, имя,
На честь ему, а русским славным царствам
На прибавленье; чтобы государи
Послушливо ему
служили все
И все бы трепетали посеченья
Его меча; на нас же, на рабех
Величества его, чтоб без урыву
Щедрот лилися реки неоскудно
От милосердия его пучины
И
разума!» Ух, утомился.
Матрена. Вот это, родной, рассудил, как водой разлил; пущай сам малый скажет. Ведь тоже по нынешнему времю силом женить не велят. Тоже спросить малого надо. Не захочет он ни в жисть на ней жениться, себя осрамить. На мой
разум, пусть у тебя живет да
служит хозяину. И на лето брать незачем, принанять можно. А ты нам десяточку дай, пусть живет.
Откуда тут взяться героизму, а если и народится герой, так где набраться ему света и
разума для того, чтобы не пропасть его силе даром, а
послужить добру да правде?
— Дивлюсь я тебе, Василий Борисыч, — говорил ему Патап Максимыч. — Сколько у тебя на всякое дело уменья, столь много у тебя обо всем знанья, а век свой корпишь над крюковыми книгами [Певчие книги. Крюки — старинные русские ноты, до сих пор обиходные у старообрядцев.], над келейными уставами да шатаешься по белу свету с рогожскими порученностями. При твоем остром
разуме не с келейницами возиться, а торги бы торговать, деньгу наживать и тем же временем бедному народу добром
послужить.
Служить телу надо только тогда, когда оно требует этого. Употреблять же свой
разум на то, чтобы придумывать удовольствия телу, — значит жить навыворот: не тело заставлять
служить душе, а душу телу.
Бог дал дух свой,
разум, чтобы
служить ему; а мы этот дух употребляем на служение себе.
Мой
разум, моя совесть наконец решительно воспрещают мне думать исключительно о себе там, где надо бескорыстно
служить делу.
В системе Плотина посредствующую роль между Единым и миром играет νους [Нус (греч. — ум,
разум) — одна из основных категорий античной философии, разработанная Анаксагором и последующими философами.], образующий второе и не столь уже чистое единство — мышления и бытия, а непосредственным восприемником влияний νους
служит Мировая Душа, имеющая высший и низший аспект, и она изливается уже в не имеющую подлинного бытия, мэоническую (μη δν) и потому злую материю.
Для многих эта заведомая неадекватность категорий
разума предмету религии
служит мотивом догматического агностицизма (Кант и его школа).
Если мнение мое не
служило к разъяснению вопроса, то оно нередко было поводом к указанию не бывшего до тех пор на виду возражения со стороны непросвещенного
разума.
Массивность истории и кажущееся величие происходящих в истории процессов необыкновенно импонируют человеку, он раздавлен историей и соглашается быть орудием исторического свершения,
служит хитрости
разума (List der Vernunft Гегеля).
В те времена, когда не проснулось еще разумное сознание и боль
служит только ограждением личности, она не мучительна; в те же времена, когда в человеке есть возможность разумного сознания, она есть средство подчинения животной личности
разуму и по мере пробуждения этого сознания становится всё менее и менее мучительной.
Но, — продолжал он, идя далее чрез залу, — пришлец в мое отечество, будь он хоть индеец и люби Россию, пригревшую его, питающую его своею грудью,
служи ей благородно, по
разуму и совести — не презирай хоть ее, — и я всегда признаю в нем своего собрата.
Не пренебрегаю никакими средствами, чтобы
служить ему, сколько достанет у меня
разума, энергии и, пожалуй, лукавства.
Но попы и московские дьяки издавна славились своею искательностью, а есть еще народ, община, т. е. прихожане церкви Всемилостивого Спаса в Наливках. Тут свой толк и свой независимый
разум. Они и сказались, только престранно: прихожане Спаса в Наливках в числе 42 «персон» подали от себя на высочайшее имя прошение, в котором молили: «повели, всемилостивый государь, нашему приходскому попу Кирилле Федорову при оной нашей церкви
служить по-прежнему, понеже он нам, приходским людям и вкладчикам, всем удобен».
Прежде и после Христа люди говорили то же самое: то, что в человеке живет божественный свет, сошедший с неба, и свет этот есть
разум, — и что ему одному надо
служить и в нем одном искать благо.