Неточные совпадения
По городу грянула весть, что крест посадили в кутузку. У полиции весь день собирались толпы народа. В костеле женщины составили совет, не допустили туда полицмейстера, и после полудня женская толпа, все в глубоком трауре, двинулась к губернатору. Небольшой одноэтажный губернаторский дом на Киевской улице оказался в осаде. Отец, проезжая мимо, видел эту толпу и седого старого полицмейстера, стоявшего на ступенях крыльца и уговаривавшего дам
разойтись.
Местом сбыта служил главным образом
город, а отсюда уже балчуговское ремесло
расходилось по нескольким уездам и дальше.
— Все говорил… Как
по крестьянам она прошла: молебны служили, попы
по церквам манифест читали. Потом
по городам воля
разошлась и на заводах, окромя наших… Мосей-то говорит, што большая может выйти ошибка, ежели время упустить. Спрячут, говорит, приказчики вашу волю — и конец тому делу.
— Да-с, это звездочка! Сколько она скандалов наделала, боже ты мой! То убежит к отцу, то к сестре; перевозит да переносит
по городу свои вещи. То
расходится, то сходится. Люди, которым Розанов сапог бы своих не дал чистить, вон, например, как Саренке, благодаря ей хозяйничали в его домашней жизни, давали советы, читали ему нотации. Разве это можно вынести?
На обратном пути они еще более настреляли дичи. Собака
по росе удивительно чутко шла, и на каждом почти шагу она делала стойку. Живин до того стрелял, что у него глаза даже налились кровью от внимательного гляденья вдаль. Проехав снова
по озеру на лодке, они у
города предположили
разойтись.
Заметка эта не пошла, так как цензура послала распоряжение — никаких подробностей происшествия не сообщать. Зато слухи в
городе и
по губерниям
разошлись самые невероятные. Многие возвратились с дач, боясь за своих родных в Москве и за свое имущество.
После праздничной обедни прихожане
расходились по домам. Иные останавливались в ограде, за белыми каменными стенами, под старыми липами и кленами, и разговаривали. Все принарядились по-праздничному, смотрели друг на друга приветливо, и казалось, что в этом
городе живут мирно и дружно. И даже весело. Но все это только казалось.
Движение уменьшалось. Толпа
расходилась; двери запирались. Из сумерек высоты смотрела на засыпающий
город «Бегущая
по волнам», и я простился с ней, как с живой.
Было второе марта. Накануне роздали рабочим жалованье, и они, как и всегда, загуляли. После «получки» постоянно не работают два, а то и три дня. Получив жалованье, рабочие в тот же день отправляются в
город закупать там себе белье, одежду, обувь и
расходятся по трактирам и питейным, где пропивают все, попадают в часть и приводятся оттуда на другой день. Большая же часть уже и не покупает ничего, зная, что это бесполезно, а пропивает деньги, не выходя из казармы.
Говорили, что инженеры за то, чтобы дорога подходила к самому
городу, просили взятку в пятьдесят тысяч, а городское управление соглашалось дать только сорок,
разошлись в десяти тысячах, и теперь горожане раскаивались, так как предстояло проводить до вокзала шоссе, которое
по смете обходилось дороже.
Все еще много народу было в шайке, но с каждым днем кто-нибудь отпадал, не всегда заменяясь новым: только
по прошествии времени ясно виделась убыль; и одни уходили к Соловью, другие же просто отваливались,
расходились по домам, в
город, Бог весть куда — были и нет.
У него прежде было занятие — сатира, — стоя вне круга мазурки, он разбирал танцующих, — и его колкие замечания очень скоро
расходились по зале и потом
по городу; — но раз как-то он подслушал в мазурке разговор одного длинного дипломата с какою-то княжною…
Разнеслась
по городу быстрокрылая молва о неистовой Мафальде, которая лежит обнаженная на перекрестке улиц и предает свое прекрасное тело ласканиям юношей. И пришли на перекресток мужи и жены, старцы и почтенные госпожи и дети и широким кругом обступили тесно сплотившуюся толпу неистовых. И подняли громкий крик, укоряли бесстыдных и повелевали им
разойтись, угрожая всею силою родительской власти, и гневом Божиим, и строгою карою от городских властей. Но только воплями распаленной страсти отвечали им юноши.
Встревоженный угрозой судом, которую сделала ему вчерашний день княгиня Казимира, Михаил Андреевич не отдавал себе ясного отчета в положении своих дел: он даже не думал о жене и хлопотал только об одном: как бы
разойтись с Казимирой. Под неотступным давлением этой заботы, он, как только встал, бросился рыскать
по городу, чтоб искать денег, нужных для сделки с Казимирой. Он даже завернул в департамент к Грегуару и просил его, не может ли тот помочь ему в этом случае.
В четверг служил он обедню в соборе, было омовение ног. Когда в церкви кончилась служба и народ
расходился по домам, то было солнечно, тепло, весело, шумела в канавах вода, а за
городом доносилось с полей непрерывное пение жаворонков, нежное, призывающее к покою. Деревья уже проснулись и улыбались приветливо, и над ними, бог знает куда, уходило бездонное, необъятное голубое небо.
Разойдется по всему
городу…
«Пройти экватор» — значило совершить скандал
по мере сил и умения, как Бог на душу положит. Вскоре, разумеется, явились и виртуозы
по этой части, имена которых гремели на всю столицу, стоустая молва переносила их в захолустья, и слава о подвигах героев
расходилась по весям [Села, деревни.] и
городам российским.