Неточные совпадения
Станица сивок никогда не садится прямо
на землю: кружась беспрестанно, то свиваясь в густое облако, то
развиваясь широкою пеленою, начинает она делать свои круги все ниже и ниже и, опустясь уже близко к
земле, вдруг с шумом покрывает целую десятину; ни одной секунды не оставаясь в покое, озимые куры проворно разбегаются во все стороны.
«Куда торопишься? чему обрадовался, лихой товарищ? — сказал Вадим… но тебя ждет покой и теплое стойло: ты не любишь, ты не понимаешь ненависти: ты не получил от благих небес этой чудной способности: находить блаженство в самых диких страданиях… о если б я мог вырвать из души своей эту страсть, вырвать с корнем, вот так! — и он наклонясь вырвал из
земли высокий стебель полыни; — но нет! — продолжал он… одной капли яда довольно, чтоб отравить чашу, полную чистейшей влаги, и надо ее выплеснуть всю, чтобы вылить яд…» Он продолжал свой путь, но не шагом: неведомая сила влечет его: неутомимый конь летит, рассекает упорный воздух; волосы Вадима
развеваются, два раза шапка чуть-чуть не слетела с головы; он придерживает ее рукою… и только изредка поталкивает ногами скакуна своего; вот уж и село… церковь… кругом огни… мужики толпятся
на улице в праздничных кафтанах… кричат, поют песни… то вдруг замолкнут, то вдруг сильней и громче пробежит говор по пьяной толпе…
— Да, конечно. Вас, людей, ожидает великая, блестящая будущность. И чем больше
на земле таких, как ты, тем скорее осуществится это будущее. Без вас, служителей высшему началу, живущих сознательно и свободно, человечество было бы ничтожно;
развиваясь естественным порядком, оно долго бы еще ждало конца своей земной истории. Вы же
на несколько тысяч лет раньше введете его в царство вечной правды — и в этом ваша высокая заслуга. Вы воплощаете собой благословение божие, которое почило
на людях.
Одиночеством ли
развилась эта крайняя впечатлительность, обнаженность и незащищенность чувства; приготовлялась ли в томительном, душном и безвыходном безмолвии долгих, бессонных ночей, среди бессознательных стремлений и нетерпеливых потрясений духа, эта порывчатость сердца, готовая, наконец, разорваться или найти излияние; и так должно было быть ей, как внезапно в знойный, душный день вдруг зачернеет все небо, и гроза разольется дождем и огнем
на взалкавшую
землю, повиснет перлами дождя
на изумрудных ветвях, сомнет траву, поля, прибьет к
земле нежные чашечки цветов, чтоб потом, при первых лучах солнца, все, опять оживая, устремилось, поднялось навстречу ему и торжественно, до неба послало ему свой роскошный, сладостный фимиам, веселясь и радуясь обновленной своей жизни…
Он сел
на гордого коня, блеснул мечом — и войско двинулось, громко взывая: «Кто против бога и великого Новаграда!» Знамена
развевались, оружие гремело и сверкало,
земля стонала от конского топота — и в облаках пыли сокрылись грозные тысячи.
И проклянет, склонясь
на крест святой,
Людей и небо, время и природу, —
И проклянет грозы бессильный вой
И пылких мыслей тщетную свободу…
Но нет, к чему мне слушать плач людской?
На что мне черный крест, курган, гробница?
Пусть отдадут меня стихиям! Птица
И зверь, огонь и ветер, и
земляРазделят прах мой, и душа моя
С душой вселенной, как эфир с эфиром,
Сольется и
развеется над миром!..
Вдали от солнца и природы,
Вдали от света и искусства,
Вдали от жизни и любви
Мелькнут твои младые годы,
Живые помертвеют чувства,
Мечты
развеются твои…
И жизнь твоя пройдет незрима
В краю безлюдном, безымянном,
На незамеченной
земле, —
Как исчезает облак дыма
На небе тусклом и туманном,
В осенней беспредельной мгле…
И здесь,
на хорошей
земле, при тщательном уходе, цветок
развивался так пышно, что нельзя было его и сравнивать с братьями его, жившими
на воле.
Довольно высоко от
земли,
на уступе ограды, небрежно расположился пригожий, молодой Дюмон. Живость, любезность и остроумие его нации блестели в его глазах; по разгоревшимся его щекам
развевались полуденным ветром белокурые локоны. Он то играл
на гитаре припеваючи, то любовался в задумчивости прекрасною окрестностью, перед ним разостланною.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о
землю, потряхивая и звеня сбруей, слева — воткнуто было копье,
на котором
развевалась грива хвостатого стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-на-крест сложенные, лежали
на его коленях; через плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтана из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
С правой стороны его стоял оседланный конь и бил копытами о
землю, потряхивая и звеня сбруею; с левой — воткнуто было копье,
на котором
развевалась грива хвостного стального шишака; сам он был вооружен широким двуострым мечом, висевшим
на стальной цепочке, прикрепленной к кушаку, чугунные перчатки, крест-накрест сложенные, лежали
на его коленях; через плечо висел у него
на шнурке маленький серебряный рожок;
на обнаженную голову сидевшего лились лучи лунного света и полуосвещали черные кудри волос, скатившиеся
на воротник полукафтанья из буйволовой кожи; тяжелая кольчуга облегала его грудь.
Тучи вились и
развивались черными клубами; наконец они слились в темную массу, оболочившую небо, начали спускаться
на землю грядами — и воды Невы отразили их, превратясь в мутный поток.
Как в лесу всякое дерево растет и
развивается по-своему, так и в том сложном, что есть человечество, каждая особь
развивается на свою мерку: то вершиной поднимается она горделиво над лесом и смотрит в небо, то, искривленная, стелется по
земле.