Неточные совпадения
Но есть другая
сторона в моральной и
психологической проблеме жестокости.
Первый случай — если поступки эти занимательны для нас с теоретической
стороны, как
психологические явления, объясняющие натуру человека, то есть, если мы имеем в них умственный интерес; другой случай — если, судьба человека зависит от нас, тут мы были бы виноваты перед собою, при невнимательности к его поступкам, то есть, если мы имеем в них интерес совести.
С одной
стороны, гносеологов подстерегает метафизика и онтология (сверхиндивидуальный субъект, сознание вообще и т. п.); с другой, подстерегает психология и биология (психофизическая организация, субъект
психологический и биологический).
Попробуем характеризовать еще с другой
стороны психологическую противоположность знания и веры.
И только тогда, когда «подвох» возымел уже свое действие, когда
психологическая игра совершила весь свой круг и получила от нотариуса надлежащую санкцию, когда участвовавшие в ней
стороны уже получили возможность проверить самих себя, только тогда начинают они ощущать нечто странное.
Возьми четыре-пять главных действующих лиц (статский советник, два убиенные начальника, один начальник карающий и экзекутор, он же и казначей), прибавь к ним, в качестве второстепенных лиц, несколько канцелярских чиновников, курьеров и сторожей, для любовного элемента введи парочку просительниц, скомпонуй ряд любовных сцен (между статским советником и начальством, с одной
стороны, и начальством и просительницами — с другой), присовокупи несколько упражнений в описательном роде, смочи все это
психологическим анализом, поставь в вольный дух и жди, покуда не зарумянится.
— Вы, кажется, спрашиваете, полковник: «что это значит?» — торжественно проговорил Фома, как бы наслаждаясь всеобщим смущением. — Удивляюсь вопросу! Разъясните же мне, с своей
стороны, каким образом вы в состоянии смотреть теперь мне прямо в глаза? разъясните мне эту последнюю
психологическую задачу из человеческого бесстыдства, и тогда я уйду, по крайней мере обогащенный новым познанием об испорченности человеческого рода.
Это — тонкая, умная, изящная и страстная комедия, в тесном, техническом смысле, — верная в мелких
психологических деталях, — но для зрителя почти неуловимая, потому что она замаскирована типичными лицами героев, гениальной рисовкой, колоритом места, эпохи, прелестью языка, всеми поэтическими силами, так обильно разлитыми в пьесе. Действие, то есть собственно интрига в ней, перед этими капитальными
сторонами кажется бледным, лишним, почти ненужным.
Теория Шлейермахера, выражаясь современным философским языком, есть воинствующий психологизм, ибо «чувство» утверждается здесь в его субъективно-психологическом значении, как
сторона духа, по настойчиво повторяемому определению Шлейермахера (см. ниже), а вместе с тем здесь все время говорится о постижении Бога чувством, другими словами, ему приписывается значение гносеологическое, т. е. религиозной интуиции [Только эта двойственность и неясность учения Шлейермахера могла подать повод Франку истолковать «чувство» как религиозную интуицию, а не «
сторону» психики (предисл. XXIX–XXX) и тем онтологизировать психологизмы Шлейермахера, а представителя субъективизма и имманентизма изобразить пик глашатая «религиозного реализма» (V).], а именно это-то смещение гносеологического и
психологического и определяется теперь как психологизм.
Мы отмечаем лишь то своеобразное употребление трансцендентально-аналитического метода, которое он получает здесь в руках своего творца, и особенно то расширенное его понимание, при котором ему ставится задача вскрыть условия не только научной и этической, но и эстетической значимости, причем анализ этих
сторон сознания ведется не в субъективно-психологической, а в трансцендентальной плоскости.
Связь же между религией и другими
сторонами жизни духа, которая несомненно существует, имеет не первообразный, но производный, не онтологический, но
психологический характер.
И вот на дальнейшем пути исканий Достоевского мы наталкиваемся на странную
психологическую загадку — совсем ту же, которая поражает в исканиях библейского Иова. Обрыв на пути. Непереходимая пропасть. На дне пропасти — не разрешенные, а только задушенные вопросы. По ту же
сторону пропасти — гимн и осанна.
Она совсем не есть отдельная
сторона человеческой природы и специальная функция, она есть целость духовной природы человека, ее сердцевина или сердце в онтологическом, а не
психологическом смысле слова.
Есть возражения против художественной
стороны рассказа: указывают, быть может, справедливо на его искусственность, манерность, видимое желание сгустить ощущение ужаса, наконец, на слабую
психологическую разработку конца, — этой
стороны вещи касаться не стану, не чувствую себя компетентным.
Это есть то основание, вследствие которого действия наши и других людей представляются нам, с одной
стороны, тем более свободными и менее подлежащими необходимости, чем более известны нам те выведенные из наблюдения физиологические,
психологические и исторические законы, которым подлежит человек, и чем вернее усмотрена нами физиологическая,
психологическая или историческая причина действия; с другой
стороны, чем проще самое наблюдаемое действие и чем несложнее характером и умом тот человек, действие которого мы рассматриваем.