С утра до вечера он, в рыжей кожаной куртке, в серых клетчатых штанах, весь измазанный какими-то красками, неприятно пахучий, встрепанный и неловкий, плавил свинец, паял какие-то медные штучки, что-то взвешивал на маленьких весах, мычал, обжигал пальцы и торопливо дул на них, подходил, спотыкаясь, к чертежам на стене и,
протерев очки, нюхал чертежи, почти касаясь бумаги тонким и прямым, странно белым носом.
Неточные совпадения
Присев на ступени паперти,
протирая платком запыленные глаза и
очки, Самгин вспомнил, что Борис Варавка мечтал выковырять землю из пушек, достать пороха и во время всенощной службы выстрелить из обеих пушек сразу.
Она тихонько и неприятно засмеялась, глядя на Самгина так, что он понял: не верит ему. Тогда, совершенно неожиданно для себя, он сказал вполголоса и
протирая платком
очки...
Самгин
протер глаза платком, сняв
очки, — без
очков все внизу показалось еще более бесформенным, более взбешенным и бурным.
Захваченный врасплох, Самгин не торопился ответить, а ротмистр снял
очки,
протер глаза платком, и в глазах его вспыхнули веселые искорки.
— Война — явление исторически неизбежное, — докторально начал он, сняв
очки и
протирая стекла платком. — Война свидетельствует о количественном и качественном росте народа. В основе войны лежит конкуренция. Каждый из вас хочет жить лучше, чем он живет, так же и каждое государство, каждый народ…
— Вы — не в духе? — осведомился Туробоев и, небрежно кивнув головою, ушел, а Самгин, сняв
очки,
протирая стекла дрожащими пальцами, все еще видел пред собою его стройную фигуру, тонкое лицо и насмешливо сожалеющий взгляд модного портного на человека, который одет не по моде.
Он снова начал о том, как тяжело ему в городе. Над полем, сжимая его, уже густел синий сумрак, город покрывали огненные облака, звучал благовест ко всенощной. Самгин, сняв
очки,
протирал их, хотя они в этом не нуждались, и видел пред собою простую, покорную, нежную женщину. «Какой ты не русский, — печально говорит она, прижимаясь к нему. — Мечты нет у тебя, лирики нет, все рассуждаешь».
В «Медведе» кричали ура, чокались, звенело стекло бокалов, хлопали пробки, извлекаемые из бутылок, и было похоже, что люди собрались на вокзале провожать кого-то. Самгин вслушался в торопливый шум, быстро снял
очки и,
протирая стекла, склонил голову над столом.
Клим, тщательно
протирая стекла
очков своих куском замши, думал, что Нехаева говорит, как старушка.
Самгин, сняв
очки,
протирая их стекла, опустил голову.
«Кого арестуют?» — соображал Клим Иванович, давно сняв
очки, но все еще
протирая стекла замшей, напряженно прислушиваясь и недоумевая: почему не слышно выстрелов?
— Нет, — сказал Клим и, сняв
очки,
протирая стекла, наклонил голову. Он знал, что лицо у него злое, и ему не хотелось, чтоб мать видела это. Он чувствовал себя обманутым, обокраденным. Обманывали его все: наемная Маргарита, чахоточная Нехаева, обманывает и Лидия, представляясь не той, какова она на самом деле, наконец обманула и Спивак, он уже не может думать о ней так хорошо, как думал за час перед этим.
Озябшими руками Самгин снял
очки,
протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония, на стене большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым лицом, в объятиях змеи, толстой, как водосточная труба, голова змеи — на плече женщины.
Он усмехнулся, снял
очки и,
протирая их, подумал не без гордости, что Дуняша — талантлива.
Самгин вздрогнул, ему показалось, что рядом с ним стоит кто-то. Но это был он сам, отраженный в холодной плоскости зеркала. На него сосредоточенно смотрели расплывшиеся, благодаря стеклам
очков, глаза мыслителя. Он прищурил их, глаза стали нормальнее. Сняв
очки и
протирая их, он снова подумал о людях, которые обещают создать «мир на земле и в человецех благоволение», затем, кстати, вспомнил, что кто-то — Ницше? — назвал человечество «многоглавой гидрой пошлости», сел к столу и начал записывать свои мысли.
Память Клима Самгина подсказала ему слова Тагильского об интеллигенте в третьем поколении, затем о картинах жизни Парижа, как он наблюдал ее с высоты третьего этажа. Он усмехнулся и, чтоб скрыть усмешку от глаз Дронова, склонил голову, снял
очки и начал
протирать стекла.
Сняв
очки, он стал
протирать стекла куском замши, — это помогало ему в затруднительных случаях.
Самгин посмотрел в окно, как невысокая, плотненькая фигурка, шагая быстро и мелко, переходит улицу, и,
протирая стекла
очков куском замши, спросил себя...
Когда Самгин
протер запотевшие
очки, он увидел в классной, среди беспорядочно сдвинутых парт, множество людей, они сидели и стояли на партах, на полу, сидели на подоконниках, несколько десятков голосов кричало одновременно, и все голоса покрывала истерическая речь лысоватого человека с лицом обезьяны.
Самгин сел,
протер запотевшие
очки, надел их и тотчас опустил голову.
Он снял
очки,
протер их платком в красных и черных пятнах и сказал...
В то время как денщик Николаевых снимал с него грязные калоши и очищал ему кухонной тряпкой сапоги, а он
протирал платком запотевшие в тепле
очки, поднося их вплотную к близоруким глазам, из гостиной послышался звонкий голос Александры Петровны...
Профессор в
очках смотрел на него и сквозь
очки, и через
очки, и без
очков, потому что успел в это время снять их, тщательно
протереть стекла и снова надеть.
— Ну, уж и втрое, — вяло возразил Передонов, снимая и
протирая золотые
очки.
Уже в семь часов он был одет, чтобы идти к попадье, но вдруг она явилась сама, как всегда прямая, плоская и решительная, вошла, молча кивнула головою, села и, сняв
очки,
протирая их платком, негромко сказала...
Писарь снял свои огромные
очки,
протер их своим носовым платком, но за перо не принимался.
Поклонясь с рассеянным видом на все четыре стороны, он сел молча на стул, нахмурился еще более, наморщил лоб и, посвистывая себе под нос, начал преважно
протирать свои зеленые
очки.
Мирон снял
очки, стал
протирать их платком, а доктор добавил...
— Агония романтизма, — говорил Мирон, тщательно
протирая куском замши стёкла
очков.
Губернатор бережно положил на стол письмо, торжественно снял с носа затуманившиеся
очки, торжественно и медленно
протер их кончиком платка и с уважением и гордостью сказал...
Карл Иванович не торопясь
протер свои толстые золотые
очки, методически оседлал ими востренький носик и сосредоточенно погрузился в рассмотрение предложенных ему бумаг.
Глянул он тут в историю болезни, велит палатному надзирателю обернуть солдата дном кверху. Перевернули его, главный
очки два раза
протер, глазам не верит — ничего нет, прямо как яичко облупленное.