Неточные совпадения
По случаю бывшего в слободе Негоднице великого пожара собрались
ко мне, бригадиру, на двор всякого звания люди и стали
меня нудить и на коленки становить, дабы
я перед теми бездельными людьми прощение
принес.
— Слушай! — сказал он, слегка поправив Федькину челюсть, — так как ты память любезнейшей моей родительницы обесславил, то ты же впредь каждый день должен сию драгоценную
мне память в стихах прославлять и стихи те
ко мне приносить!
Богат, хорош собою, Ленский
Везде был принят как жених;
Таков обычай деревенский;
Все дочек прочили своих
За полурусского соседа;
Взойдет ли он, тотчас беседа
Заводит слово стороной
О скуке жизни холостой;
Зовут соседа к самовару,
А Дуня разливает чай,
Ей шепчут: «Дуня, примечай!»
Потом
приносят и гитару;
И запищит она (Бог мой!):
Приди в чертог
ко мне златой!..
Карл Иваныч одевался в другой комнате, и через классную пронесли к нему синий фрак и еще какие-то белые принадлежности. У двери, которая вела вниз, послышался голос одной из горничных бабушки;
я вышел, чтобы узнать, что ей нужно. Она держала на руке туго накрахмаленную манишку и сказала
мне, что она
принесла ее для Карла Иваныча и что ночь не спала для того, чтобы успеть вымыть ее
ко времени.
Я взялся передать манишку и спросил, встала ли бабушка.
Некто крестьянин Душкин, содержатель распивочной, напротив того самого дома, является в контору и
приносит ювелирский футляр с золотыми серьгами и рассказывает целую повесть: «Прибежал-де
ко мне повечеру, третьего дня, примерно в начале девятого, — день и час! вникаешь? — работник красильщик, который и до этого
ко мне на дню забегал, Миколай, и
принес мне ефту коробку, с золотыми сережками и с камушками, и просил за них под заклад два рубля, а на мой спрос: где взял? — объявил, что на панели поднял.
—
Принеси чемодан с чердака
ко мне в комнату:
я завтра еду! — сказал он, не замечая улыбки Веры.
Слуга подходил
ко всем и протягивал руку:
я думал, что он хочет отбирать пустые чашки, отдал ему три, а он чрез минуту
принес мне их опять с теми же кушаньями. Что
мне делать?
Я подумал, да и принялся опять за похлебку, стал было приниматься вторично за вареную рыбу, но собеседники мои перестали действовать, и
я унялся. Хозяевам очень нравилось, что мы едим; старик ласково поглядывал на каждого из нас и от души смеялся усилиям моего соседа есть палочками.
«Сары, сары не забудьте купить!» — «Это еще что?» — «Сары — это якутские сапоги из конской кожи: в них сначала надо положить сена, а потом ногу, чтоб вода не прошла; иначе по здешним грязям не пройдете и не проедете. Да вот зайдите
ко мне,
я велю вам
принести».
Приезжал
ко мне доктор Герценштубе, по доброте своего сердца, осматривал их обеих целый час: «Не понимаю, говорит, ничего», а, однако же, минеральная вода, которая в аптеке здешней есть (прописал он ее), несомненную пользу ей
принесет, да ванны ножные из лекарств тоже ей прописал.
— Если решитесь прибегнуть
ко мне, — сказал он, — то
принесите кольцо сюда, опустите его в дупло этого дуба,
я буду знать, что делать.
Она была так близка, она пришла
ко мне с полной решимостью, в полной невинности сердца и чувств, она
принесла мне свою нетронутую молодость… и
я не прижал ее к своей груди,
я лишил себя блаженства увидать, как ее милое лицо расцвело бы радостью и тишиною восторга…
Он сказал
мне, что по приказанию военного генерал-губернатора, которое было у него в руках, он должен осмотреть мои бумаги.
Принесли свечи. Полицмейстер взял мои ключи; квартальный и его поручик стали рыться в книгах, в белье. Полицмейстер занялся бумагами; ему все казалось подозрительным, он все откладывал и вдруг, обращаясь
ко мне, сказал...
Что он Зайцевский — об этом и не знали. Он как-то зашел
ко мне и
принес изданную им книжку стихов и рассказов, которые он исполнял на сцене. Книжка называлась «Пополам».
Меня он не застал и через день позвонил по телефону, спросив, получил ли
я ее.
— Ловко придумал! — сказал однажды дедушка, разглядывая мою работу. — Только бурьян тебя забьет, корни-то ты оставил! Дай-ко
я перекопаю землю заступом, — иди,
принеси!
Приходила бабушка; всё чаще и крепче слова ее пахли водкой, потом она стала
приносить с собою большой белый чайник, прятала его под кровать
ко мне и говорила, подмигивая...
Меня постоянно слушались, и никто не смел войти
ко мне, кроме как в определенный час убрать комнату и
принести мне обедать.
Мой старичок наложил книг во все карманы, набрал в обе руки, под мышки и унес все к себе, дав
мне слово
принести все книги на другой день тихонько
ко мне.
Одним утром, не успел
я еще порядком одеться, как в дверь
ко мне постучалась номерная прислужница ("la fille, [«девушка»] как их здесь называют) и
принесла карточку, на которой
я прочитал: Theodor de Twerdoonto. Он ожидал
меня в читальном салоне, куда, разумеется,
я сейчас же и поспешил.
— Нет, теперь нет. Не послать ли за ней? Евсей! Опять заснул: смотри, там мою шинель у тебя под носом украдут! Сходи скорее
ко мне, спроси там у Василья толстую тетрадь, что лежит в кабинете на бюро, и
принеси сюда.
— Видел, государь; он прямо
ко мне приехал; думал, твоя милость в Слободе, и просил, чтоб
я о нем сказал тебе.
Я хотел было захватить его под стражу, да подумал, неравно Григорий Лукьяныч скажет, что
я подыскиваюсь под него; а Серебряный не уйдет, коли он сам тебе свою голову
принес.
— А пожалуй, верно,
я ко всем добрый. Только не показываю этого, нельзя это показывать людям, а то они замордуют. На доброго всякий лезет, как бы на кочку в болоте… И затопчут. Иди
принеси пива…
— На-ко, вчера еще бабенька
принесла, в полдень, да забыла
я отдать. Миленькая бабенька-то, а уж как она тебе приходится — не знаю, право!
Сегодня пришел
ко мне городничий Порохонцев и
принес копию с служебной бумаги из Петербурга.
Июня… Андрей Петрович
мне приносит книги, но
я их читать не могу. Сознаться ему в этом — совестно; отдать книги, солгать, сказать, что читала, — не хочется.
Мне кажется, это его огорчит. Он все за
мной замечает. Он, кажется, очень
ко мне привязан. Очень хороший человек Андрей Петрович.
Старик любил Лукашку, и лишь одного его исключал из презрения
ко всему молодому поколению казаков. Кроме того, Лукашка и его мать, как соседи, нередко давали старику вина, каймачку и т. п. из хозяйственных произведений, которых не было у Ерошки. Дядя Ерошка, всю жизнь свою увлекавшийся, всегда практически объяснял свои побуждения, «что ж? люди достаточные, — говорил он сам себе. —
Я им свежинки дам, курочку, а и они дядю не забывают: пирожка и лепешки
принесут другой раз».
—
Принеси чихирьку, поди, матушка.
Ко мне Назарка придет, праздник помолим.
А тут, лишь только увидят мое белое платье, бегут
ко мне крестьянские мальчики,
приносят мне землянику, рассказывают всякий вздор; и
я слушаю их, и
мне не скучно.
— Ну, и только, и ступай теперь к своему месту, готовь шинель. На
меня никто не жалуется, — продолжал капитан, обратясь
ко мне. —
Я всем, кому
я что могу сделать, — делаю. Отчего же, скажите, и не делать? Ведь эгоизм, —
я приношу вам сто тысяч извинений, —
я ваших правил не знаю, но
я откровенно вам скажу,
я терпеть не могу эгоистов.
— Вот, — обратился он
ко мне, — потрудитесь это подержать, только держите осторожнее, потому что тут цветы, а тут, —
я, разумеется,
приношу вам сто тысяч извинений, но ведь вам уже все равно, — так тут зонтик.
— Что делать, согрешил, окаянный! Месяца четыре крепился, да сегодня черт
принес эту проклятую Марфушку!.. «Поворожи да поворожи!..» — пристала
ко мне как лихоманка; не знал, как отвязаться!
Наркис. Уж это так точно. Уж что! Даром слова не скажу. И насчет съестного и прочего… все. Вот сейчас приеду… поедем
ко мне в гости! Сейчас при тебе потребован) вина, братец, всякого: красного, белого, рому… всякого. И вот сейчас скажу: неси тысячу рублей! Чтоб мигом тут было! И
принесет.
— Вот что, Степан, — сказал он, подходя
ко мне. —
Я проживу здесь до пятницы или субботы. Если будут письма и телеграммы, то каждый день
приноси их сюда. Дома, конечно, скажешь, что
я уехал и велел кланяться. Ступай с богом.
— Разгневаться изволила… Эта сквернавка, негодяйка Марфутка, — чесался у ней язык-то, — донесла ей, что управляющий ваш всего как-то раза два или три приходил
ко мне на дачу и
приносил от вас деньги, так зачем вот это, как
я смела принимать их!.. И таких
мне дерзостей наговорила, таких, что
я во всю жизнь свою ни от кого не слыхала ничего подобного.
— Ваня! — сказал Терентий, — сбегай
ко мне да принеси-ка жбан браги, каравай хлеба и спроси у Андревны пирог с кашею: чай, его милость проголодаться изволил.
Упадышевский приходил
ко мне несколько раз; даже
принес мне для развлечения «Детское училище», которого
я еще не видывал.
И перед ним начал развиваться длинный свиток воспоминаний, и он в изумлении подумал: ужели их так много? отчего только теперь они все вдруг, как на праздник, являются
ко мне?.. и он начал перебирать их одно по одному, как девушка иногда гадая перебирает листки цветка, и в каждом он находил или упрек или сожаление, и он мог по особенному преимуществу, дающемуся почти всем в минуты сильного беспокойства и страдания, исчислить все чувства, разбросанные, растерянные им на дороге жизни: но увы! эти чувства не
принесли плода; одни, как семена притчи, были поклеваны хищными птицами, другие потоптаны странниками, иные упали на камень и сгнили от дождей бесполезно.
— «
Принеси мне смолы два, заноза в лесу», — проговорил Федя, опять обращаясь
ко мне. — Поняли?
Ты часто
Его благоразумию дивился
И говорил, шутя, ему не раз:
«Вы, дон Жуан, боюся, повредите
Себе во мненье дам: в тот час, когда
Другие им
приносят серенады,
Теряете вы золотое время
Со
мною, стариком!» Потом, когда
Ко сну
я отходила, часто ты,
Со
мной прощаясь, говорил: «Однако
Мне нравится довольно дон Жуан...
Слово за слово, бабушка же болтлива, и говорит: «Сходи, Настенька,
ко мне в спальню,
принеси счеты».
— Марья! Сходите сейчас же в приемный покой и вызовите
ко мне дежурную сиделку… Как ее зовут?.. Ну, забыл… Одним словом, дежурную, которая
мне письмо
принесла сейчас. Поскорее.
— Что ж ты
принес ее
ко мне?
Анна. Да мне-то несвободно, нельзя дом-то оставить. Когда еще Михей Михеич воротится, неизвестно, а идти надо. Нехорошо, обещали. (Гладит ее по голове). Поди-ко ты одна,
я после приду,
принесу тебе кой-что твое.
Он относился
ко мне все более внимательно и, можно сказать, даже ухаживал за
мною, словно за слабосильным, — то
принесет мне муки или дров, то предложит замесить тесто.
— А так, друг мой, пропал, что и по се два дни, как вспомню, так, господи, думаю, неужели ж таки такая
я грешница, что ты этак
меня испытуешь? Видишь, как удивительно это все случилось: видела
я сон; вижу, будто приходит
ко мне какой-то священник и
приносит каравай, вот как, знаешь, в наших местах из каши из пшенной пекут. «На, говорит, тебе, раба, каравай». — «Батюшка, — говорю, — на что же
мне и к чему каравай?» Так вот видишь, к чему он, этот каравай-то, вышел — к пропаже.
Люба. Ваня! поди, пожалуйста,
ко мне в комнату и
принеси на этажерке клей и подушечку с иголками.
— То-то вот — «все ж таки». Как это ты мог сказать: не мое делом? А если, упаси господи, беда якая случится?.. Жаль мужика, пропадает ни за грош, — совсем уж другим тоном обратился сотский
ко мне. — Трудящий он, старательный человяка… И уж чего-чего он ни делал: к попу водил свою Ониську отчитывать, господину вряднику жалобу
приносил… ничего пользы нет. Он и к Недильке даже ходил…
Старшой. Да как же ты смеешь с пустыми руками
ко мне ворочаться? Да еще краюшку какую-то вонючую
принес; что ты надо
мной смеяться вздумал? А? Что ты в аду даром хлеб есть хочешь? Другие стараются, хлопочут. Вот ведь они (показывает на чертенят), кто 10000, кто 20000, кто вон 200000 доставил. Из монахов — и то 112 привел. А ты с пустыми руками пришел да еще какую-то краюшку
принес. Да
мне басни рассказываешь! Болтаешься ты, не работаешь. Вот они у тебя и отбились от рук. Погоди ж, брат,
я тебя выучу.
Подал
я ему; ну, тут и увидал, что, может, три дня целых не ел человек, — такой аппетит оказался. Это, значит, его голод
ко мне пригнал. Разголубился
я, на него глядя, сердечного. Сем-ка,
я думаю, в штофную сбегаю.
Принесу ему отвести душу, да и покончим, полно! Нет у
меня больше на тебя злобы, Емельянушка!
Принес винца. Вот, говорю, Емельян Ильич, выпьем для праздника. Хочешь выпить? оно здорово.
А за огарками приглядывай, сама своими руками сбирай да
ко мне приноси, не то наши баловницы половину на причуды свои растащут…
— Уж истинно сам Господь
принес тебя
ко мне, Василий Борисыч, — довольным и благодушным голосом сказала Манефа. — Праздник великий — хочется поблаголепнее да посветлей его отпраздновать… Да вот еще что — пение-то пением, а убор часовни сам по себе… Кликните, девицы, матушку Аркадию да матушку Таифу — шли бы скорей в келарню сюда…