Неточные совпадения
— Я беру Карла Иваныча с детьми.
Место в бричке есть. Они
к нему
привыкли, и он
к ним, кажется, точно привязан; а семьсот рублей в год никакого счета не делают, et puis au fond c’est un très bon diable. [и потом, в сущности, он славный малый (фр.).]
— Да, Петр Александрыч, — сказал он сквозь слезы (этого
места совсем не было в приготовленной речи), — я так
привык к детям, что не знаю, что буду делать без них. Лучше я без жалованья буду служить вам, — прибавил он, одной рукой утирая слезы, а другой подавая счет.
Вскоре у бабушки в спальне поднялась штора, зашипел в сенях самовар, голуби и воробьи начали слетаться
к тому
месту, где
привыкли получать от Марфеньки корм. Захлопали двери, пошли по двору кучера, лакеи, а занавеска все не шевелилась.
Шли мы теперь без проводника, по приметам, которые нам сообщил солон. Горы и речки так походили друг на друга, что можно было легко ошибиться и пойти не по той дороге. Это больше всего меня беспокоило. Дерсу, наоборот, относился ко всему равнодушно. Он так
привык к лесу, что другой обстановки, видимо, не мог себе представить. Для него было совершенно безразлично, где ночевать — тут или в ином
месте…
Старики долго не могли
привыкнуть к новым
местам.
Они
привыкли играть вперед подтасованными идеями, ходить в известном наряде, по торной дороге
к знакомым
местам.
Вероятно, ввиду исключительно сурового климата, вначале водворяли здесь только тех поселенцев, которые отбывали каторгу на Сахалине же и успевали, таким образом, предварительно если не
привыкнуть, то хоть приглядеться
к месту.
Вызнав все это предварительно, охотнику уже не трудно будет отыскивать куропаток; конечно, он прежде перебьет большую половину стаи, чем она бросит
места,
к которым
привыкла.
Куропатки иногда так
привыкают к житью своему на гумнах, особенно в деревнях степных, около которых нет удобных
мест для ночевки и полдневного отдыха, что вовсе не улетают с гумен и, завидя людей, прячутся в отдаленные вороха соломы, в господские большие гуменники, всегда отдельно и даже не близко стоящие
к ригам, и вообще в какие-нибудь укромные
места; прячутся даже в большие сугробы снега, которые наметет буран
к заборам и околице, поделают в снегу небольшие норы и преспокойно спят в них по ночам или отдыхают в свободное время от приискиванья корма.
Погасив свечку, он долго глядел вокруг себя и думал невеселую думу; он испытывал чувство, знакомое каждому человеку, которому приходится в первый раз ночевать в давно необитаемом
месте; ему казалось, что обступившая его со всех сторон темнота не могла
привыкнуть к новому жильцу, что самые стены дома недоумевают.
Вероятно, не удивило тебя письмо Балакшина от 26 июня. Ты все это передал Николаю, который
привык к проявлениям Маремьяны-старицы. [Прозвище Пущина за его заботы о всех нуждающихся в какой-либо помощи.] — Записку о Тизенгаузене можешь бросить, не делая никаких справок. Это тогдашние бредни нашего doyen d'âge, [Старшего годами, старшины (франц.).] от которых я не мог отделаться. Сын его сказал мне теперь, что означенный Тизенгаузен давно имеет другое
место. Это дело можно почислить решенным.
Изредка в слободку приходили откуда-то посторонние люди. Сначала они обращали на себя внимание просто тем, что были чужие, затем возбуждали
к себе легкий, внешний интерес рассказами о
местах, где они работали, потом новизна стиралась с них,
к ним
привыкали, и они становились незаметными. Из их рассказов было ясно: жизнь рабочего везде одинакова. А если это так — о чем же разговаривать?
— Как они подскочили, братцы мои, — говорил басом один высокий солдат, несший два ружья за плечами, — как подскочили, как крикнут: Алла, Алла! [Наши солдаты, воюя с турками, так
привыкли к этому крику врагов, что теперь всегда рассказывают, что французы тоже кричат «Алла!»] так так друг на друга и лезут. Одних бьешь, а другие лезут — ничего не сделаешь. Видимо невидимо… — Но в этом
месте рассказа Гальцин остановил его.
— Дядюшка, что бы сказать? Вы лучше меня говорите… Да вот я приведу ваши же слова, — продолжал он, не замечая, что дядя вертелся на своем
месте и значительно кашлял, чтоб замять эту речь, — женишься по любви, — говорил Александр, — любовь пройдет, и будешь жить привычкой; женишься не по любви — и придешь
к тому же результату:
привыкнешь к жене. Любовь любовью, а женитьба женитьбой; эти две вещи не всегда сходятся, а лучше, когда не сходятся… Не правда ли, дядюшка? ведь вы так учили…
Постепенно Кусака
привыкла к тому, что о пище не нужно заботиться, так как в определенный час кухарка даст ей помоев и костей, уверенно и спокойно ложилась на свое
место под террасой и уже искала и просила ласк. И отяжелела она: редко бегала с дачи, и когда маленькие дети звали ее с собою в лес, уклончиво виляла хвостом и незаметно исчезала. Но по ночам все так же громок и бдителен был ее сторожевой лай.
По острогу я уже расхаживал как у себя дома, знал свое
место на нарах и даже, по-видимому,
привык к таким вещам,
к которым думал и в жизнь не
привыкнуть.
Все это, вместе с людьми, лошадьми, несмотря на движение, кажется неподвижным, лениво кружится на одном
месте, прикрепленное
к нему невидимыми цепями. Вдруг почувствуешь, что эта жизнь — почти беззвучна, до немоты бедна звуками. Скрипят полозья саней, хлопают двери магазинов, кричат торговцы пирогами, сбитнем, но голоса людей звучат невесело, нехотя, они однообразны,
к ним быстро
привыкаешь и перестаешь замечать их.
— Это уж завсегда коты изволят на старую квартиру сбегать, — сказал Володин, — потому как кошки
к месту привыкают, а не
к хозяину. Кошку надо закружить, как переносить на новую квартиру, и дороги ей не показывать, а то непременно убежит.
Верига любезно улыбнулся и не садился, давая понять, что разговор окончен. Сказав свою речь, он вдруг почувствовал, что это вышло вовсе некстати и что Передонов не кто иной, как трусливый искатель хорошего
места, обивающий пороги в поисках покровительства. Он отпустил Передонова с холодным пренебрежением, которое
привык чувствовать
к нему за его непорядочную жизнь.
Крестьяне тоже как раз
привыкли к новому
месту, и полюбилось им оно.
Одевшись с тою тщательностью и чистотою,
к которой мы
привыкаем, долго живши за границей, и от которой скоро отвыкаем в провинции, он, твердый в намерении заняться политической экономией, лег на то же
место и развернул какую-то английскую брошюру об Адаме Смите.
Дудаков. А если вся жизнь слагается из мелочей? И что значит
привыкнуть?..
К чему?
К тому, что каждый идиот суется в твое дело и мешает тебе жить?.. Ты видишь: вот… я и
привыкаю. Голова говорит — нужно экономить… ну, я и буду экономить! То есть это не нужно и это вредно для дела, но я буду… У меня нет частной практики, и я не могу бросить это дурацкое
место…
При появлении старшин никто не трогался с
места: ни один казак не приподымал своей шапки, и даже нередко грубые насмешки и обидные прозвания раздавались вслед за проходящими начальниками, которых равнодушие доказывало, что они давно уже
привыкли к такому своевольству.
Карпии, разводимые в прудах, легко приучаются
к прикормке в назначенный час и в назначенном
месте; если во время их кормления звонить постоянно в колокольчик, то они так
к нему
привыкнут, что станут собираться на звон колокольчика даже и не в урочное время.
Язи легко
привыкают к прикормке, особенно постоянной, и только при этом условии можно выудить много крупных язей в одно утро на одном и том же
месте; под словом много я разумею какой-нибудь десяток.
Этот род уженья бывает успешнее в водах чистых и довольно быстро текущих, особенно в реках степных, потому что в степях более водится кобылки, чем в других
местах, и рыба
привыкла к ней, часто попадающей в воду.
Издали еще увидели они старуху, сидевшую с внучком на завалинке. Петра и Василия не было дома: из слов Анны оказалось, что они отправились — один в Озеро, другой — в Горы; оба пошли попытать счастья, не найдут ли рыбака, который откупил бы их
место и взял за себя избы. Далее сообщала она, что Петр и Василий после продажи дома и сдачи
места отправятся на жительство в «рыбацкие слободы»,
к которым оба уже
привыкли и где, по словам их, жизнь привольнее здешней. Старушка следовала за ними.
— Эх, матушка Анна Савельевна, — сказал Кондратий, — уж лучше пожила бы ты с нами! Не те уж годы твои, чтобы слоняться по свету по белому,
привыкать к новым, чужим
местам… Останься с нами. Много ли нам надыть? Хлебца ломоть да кашки ребенку — вот и все; пожили бы еще вместе: немного годков нам с тобою жить остается.
Как ни переполнено было сердце старушки, как ни заняты были мысли ее предстоящей разлукой с приемышем,
к которому
привыкла она почти как
к родному детищу, но в эту минуту все ее чувства и мысли невольно уступили
место удивлению: так поразила ее необыкновенная щедрость Глеба. Ободренная этим, она сказала...
В нужном
месте уступай товар подешевле, чтобы
к тебе
привыкли, чтобы тебя ценили, но подозрений опасайся.
Он быстро
привык к новому
месту. Механически исполнительный, всегда готовый услужить каждому, чтобы поскорее отделаться от него, он покорно подчинялся всем и ловко прятался за своей работой от холодного любопытства и жестоких выходок сослуживцев. Молчаливый и скромный, он создал себе в углу незаметное существование и жил, не понимая смысла дней, пёстро и шумно проходивших мимо его круглых, бездонных глаз.
— Трудно — я это знаю. Но я
привык. Я
привык к борьбе, и даже жажду борьбы! Но скажу прямо: не хотел бы я быть на
месте того, кто меня вызовет на борьбу! Sapristi, messieurs! Nous verrons! nous verrons qui de vous ou de moi aura le panache! [Черт побери, господа! Еще посмотрим, посмотрим, на чьей стороне будет победа!]
Незнаю. Конечно, много значит привычка. После смерти отца, например, мы долго не могли
привыкнуть к тому, что у нас уже нет денщиков. Но и помимо привычки, мне кажется, говорит во мне просто справедливость. Может быть, в других
местах и не так, но в нашем городе самые порядочные, самые благородные и воспитанные люди — это военные.
Я тоже имею несчастие принадлежать
к несчастному разряду людей, одаренных непрактичною способностью
привыкать и привязываться
к вещам,
к местам и — что всего опаснее —
к людям.
Привыкая ко всем воинским упражнениям, они в то же самое время слушают и нравоучение, которое доказывает им необходимость гражданского порядка и законов; исполняя справедливую волю благоразумных Начальников, сами приобретают нужные для доброго Начальника свойства; переводя Записки Юлия Цесаря, Монтекукулли или Фридриха, переводят они и лучшие
места из Расиновых трагедий, которые раскрывают в душе чувствительность; читая Историю войны, читают Историю и государств и человека; восхищаясь славою Тюрена, восхищаются и добродетелию Сократа;
привыкают к грому страшных орудий смерти и пленяются гармониею нежнейшего Искусства; узнают и быстрые воинские марши, и живописную игру телодвижений, которая, выражая действие музыки, образует приятную наружность человека.
Конечно, он мог переменить
место, но, во-первых, очень уж он
привык к этому уголку, а во-вторых, инертность была существенной чертой его характера. Он злился, но
места не менял. «Наплевать! — думал Прошка про себя, кидая на юношей вызывающие взгляды. — Лежу вот, больше ничего. Имею полное право».
Через полгода я увидел Петрова у себя в Петербурге; он приехал искать
места и зашел ко мне. Загорелый и неуклюжий, в крахмальной манишке,
к которой он не
привык, Петров сидел, понурив лохматую голову, и рассказывал мне о случившемся.
Берем приступом один мост, другой, потом третий… В одном
месте увязли в грязь и едва не опрокинулись, в другом заупрямились лошади, а утки и чайки носятся над нами и точно смеются. По лицу Федора Павловича, по неторопливым движениям, по его молчанию вижу, что он не впервые так бьется, что бывает и хуже, и что давно-давно уже
привык он
к невылазной грязи, воде, холодному дождю. Недешево достается ему жизнь!
— Что? — Близорукие глаза Наруковой сощурились более обыкновенного, стараясь рассмотреть выражение лица ее помощницы. — Что вы хотите делать? Но это сущее безумие… Ради одной испорченной девчонки бросать насиженное
место… бросать детей,
к которым вы
привыкли… нас, наконец… уж не говорю о себе… кто вас так любит… так ценит. Подумайте хорошенько, Елена Дмитриевна… Вы бедная девушка без связей и знакомств… Куда вы пойдете? Где будете искать
места?
Я взял
место наверху, с кучером. Верх этот был покрыт в виде огромной фуры, и там лежали чемоданы. И я туда удалялся в ночевку, когда
привык к тем жутким ощущениям, какие давала вам быстрая езда на шести мулах гусем и головокружительные вольты мулов на крутых поворотах.
— Как? Вполне ясно, в войне наступает перелом. До сих пор мы всё отступали, теперь удержались на
месте. В следующий бой разобьем япошек. А их только раз разбить, — тогда так и побегут до самого моря. Главная работа будет уж казакам… Войск у них больше нет, а
к нам подходят все новые… Наступает зима, а японцы
привыкли к жаркому климату. Вот увидите, как они у нас тут зимою запищат!
— Может, когда устроитесь совсем, поднимусь да и приеду навестить, но чтобы совсем переселяться в этот Вавилон… Этого я не смогу… Я
привыкла к своему дому,
к своему
месту…
— Хорошо, что так, — сказал герцог, утихая, — я тебя люблю,
к тебе
привык; ты мне предан и исполнителен… и потому желал бы от души, чтобы ты выпутался здоров и цел из этой негодной истории. Но вот и гофкомиссар… Ступай
к своему
месту.
«Приду
к одному
месту, помолюсь; не успею
привыкнуть, полюбить — пойду дальше. И буду итти до тех пор, пока ноги подкосятся, и лягу и умру где-нибудь, и приду наконец в ту вечную, тихую пристань, где нет ни печали, ни воздыхания!…» думала княжна Марья.