Неточные совпадения
За час до начала скачек кофейная пустеет — все на ипподроме, кроме случайной, пришлой публики. «Играющие» уже больше не
появляются: с ипподрома —
в клубы,
в игорные дома их путь.
Чем бы это окончилось — неизвестно, но тут же
в клубе находился М. Н. Катков, редактор «Русского вестника» и «Московских ведомостей», который, узнав,
в чем дело, выручил Л. Н. Толстого, дав ему взаймы тысячу рублей для расплаты. А
в следующей книге «Русского вестника»
появилась повесть Толстого «Казаки».
Роскошь поразительная. Тишина мертвая — кроме «инфернальной», где кипела азартная игра на наличные:
в начале этого века среди членов
клуба появились богатые купцы, а где купец, там денежки на стол.
Арепа окончил нашу гимназию и служил
в Житомире, кажется, письмоводителем стряпчего. Однажды
в «Искре»
появился фельетон, озаглавленный: «Разговор Чемодана Ивановича с Самоваром Никифоровичем».
В Чемодане Ивановиче узнавали губернатора, а
в Самоваре Никифоровиче — купца Журавлева. Разговор касался взятки при сдаче почтовой гоньбы. Пошли толки. Положение губернатора пошатнулось. Однажды
в клубе он увидел
в биллиардной Арепу и, вероятно, желая вырвать у него покаянное отречение, сразу подошел к нему и сказал...
В 1880 году издавал газету И. И Смирнов, владелец типографии и арендатор всех театральных афиш, зарабатывавший хорошие деньги, но всегда бывший без гроша и
в долгу, так как был азартный игрок и все ночи просиживал за картами
в Немецком
клубе.
В редких случаях выигрыша он иногда
появлялся в редакции и даже платил сотрудникам. Хозяйственной частью ведал соиздатель И.М. Желтов, одновременно и книжник и трактирщик, от которого зависело все дело, а он считал совершенно лишним платить сотрудникам деньги.
Вскрытие реки, разлив воды, спуск пруда, заимка — это события
в деревенской жизни, о которых не имеют понятия городские жители.
В столицах, где лед на улицах еще
в марте сколот и свезен, мостовые высохли и облака пыли, при нескольких градусах мороза, отвратительно носятся северным ветром, многие узнают загородную весну только потому, что
в клубах появятся за обедом сморчки, которых еще не умудрились выращивать
в теплицах… но это статья особая и до нас не касается.
Всевозможные тифы, горячки,
Воспаленья — идут чередом,
Мрут, как мухи, извозчики, прачки,
Мерзнут дети на ложе своем.
Ни
в одной петербургской больнице
Нет кровати за сотню рублей.
Появился убийца
в столице,
Бич довольных и сытых людей.
С бедняками, с сословием грубым,
Не имеет он дела! тайком
Ходит он по гостиным, по
клубамС смертоносным своим кистенем.
Против нас эти возвышенности были очень высоки. На них,
в одном месте, изредка
появлялся дым белым
клубом и медленно-медленно несся, тая и расплываясь
в воздухе; через полминуты раздавался глухой удар, вроде далекого раската грома. Это была рекогносцировка Моршанского полка.
В это время случилось событие, которое развеселило стрелков на весь день. Оттого ли, что Вихров толкнул трубу, или сам Марунич неосторожным движением качнул ее, но только труба вдруг повернулась вдоль своей продольной оси и затем покатилась по намывной полосе прибоя, сначала тихо, а потом все скорее и скорее. С грохотом она запрыгала по камням; с того и другого конца ее
появились клубы ржавой пыли. Когда труба достигла моря, ее встретила прибойная волна и обдала брызгами и пеной.
В такие тихие ночи можно наблюдать свечение моря. Как
клубы пара, бежала вода от весел; позади лодки тоже тянулась длинная млечная полоса.
В тех местах, где вода приходила во вращательное движение, фосфоресценция делалась интенсивнее. Точно светящиеся насекомые, яркие голубые искры кружились с непонятной быстротой, замирали и вдруг снова
появлялись где-нибудь
в стороне, разгораясь с еще большей силой.
То, над чем я за границей работал столько лет, принимало форму целой книги. Только отчасти она состояла уже из напечатанных этюдов, но две трети ее я написал — больше продиктовал — заново. Те лекции по мимике, которые я читал
в Клубе художников,
появились в каком-то журнальце, где печатание их не было доведено до конца, за прекращением его.
Настасья Федоровна быстро прошла
в переднюю комнату, откинула дверной крюк, и вместе с ворвавшимся
в комнату
клубом морозного пара на пороге двери
появился видный, рослый мужчина, закутанный
в баранью шубу, воротник которой был уже откинут им
в сенях, а шапка из черных мерлушек небрежно сдвинута на затылок.
Но чрез несколько времени, как присяжные выходят из совещательной комнаты,
появились и тузы, дававшие мнение
в клубе, и всё заговорило ясно и определенно.
В то время, когда на юбилее московского актера упроченное тостом явилось общественное мнение, начавшее карать всех преступников; когда грозные комиссии из Петербурга поскакали на юг ловить, обличать и казнить комиссариатских злодеев; когда во всех городах задавали с речами обеды севастопольским героям и им же, с оторванными руками и ногами, подавали трынки, встречая их на мостах и дорогах;
в то время, когда ораторские таланты так быстро развились
в народе, что один целовальник везде и при всяком случае писал и печатал и наизусть сказывал на обедах речи, столь сильные, что блюстители порядка должны были вообще принять укротительные меры против красноречия целовальника; когда
в самом аглицком
клубе отвели особую комнату для обсуждения общественных дел; когда
появились журналы под самыми разнообразными знаменами, — журналы, развивающие европейские начала на европейской почве, но с русским миросозерцанием, и журналы, исключительно на русской почве, развивающие русские начала, однако с европейским миросозерцанием; когда
появилось вдруг столько журналов, что, казалось, все названия были исчерпаны: и «Вестник», и «Слово», и «Беседа», и «Наблюдатель», и «Звезда», и «Орел» и много других, и, несмотря на то, все являлись еще новые и новые названия;
в то время, когда
появились плеяды писателей, мыслителей, доказывавших, что наука бывает народна и не бывает народна и бывает ненародная и т. д., и плеяды писателей, художников, описывающих рощу и восход солнца, и грозу, и любовь русской девицы, и лень одного чиновника, и дурное поведение многих чиновников;
в то время, когда со всех сторон
появились вопросы (как называли
в пятьдесят шестом году все те стечения обстоятельств,
в которых никто не мог добиться толку), явились вопросы кадетских корпусов, университетов, цензуры, изустного судопроизводства, финансовый, банковый, полицейский, эманципационный и много других; все старались отыскивать еще новые вопросы, все пытались разрешать их; писали, читали, говорили проекты, все хотели исправить, уничтожить, переменить, и все россияне, как один человек, находились
в неописанном восторге.