Неточные совпадения
Хлестаков. Да, совсем темно. Хозяин завел обыкновение не отпускать свечей. Иногда что-нибудь хочется сделать,
почитать или
придет фантазия сочинить что-нибудь, — не могу: темно, темно.
Почтмейстер. Или же: «Вот, мол,
пришли по
почте деньги, неизвестно кому принадлежащие».
Стародум (берет у Правдина табак). Как ни с чем? Табакерке цена пятьсот рублев.
Пришли к купцу двое. Один, заплатя деньги, принес домой табакерку. Другой
пришел домой без табакерки. И ты думаешь, что другой
пришел домой ни с чем? Ошибаешься. Он принес назад свои пятьсот рублев целы. Я отошел от двора без деревень, без ленты, без чинов, да мое принес домой неповрежденно, мою душу, мою
честь, мои правилы.
Но бумага не
приходила, а бригадир плел да плел свою сеть и доплел до того, что помаленьку опутал ею весь город. Нет ничего опаснее, как корни и нити, когда примутся за них вплотную. С помощью двух инвалидов бригадир перепутал и перетаскал на съезжую
почти весь город, так что не было дома, который не считал бы одного или двух злоумышленников.
Но все ухищрения оказались уже тщетными. Прошло после того и еще два дня;
пришла наконец и давно ожидаемая петербургская
почта, но никакой головы не привезла.
И — странное дело! —
почти всегда
приходила к нему в то время откуда-нибудь неожиданная помощь.
Чудная, однако же, вещь: на другой день, когда подали Чичикову лошадей и вскочил он в коляску с легкостью
почти военного человека, одетый в новый фрак, белый галстук и жилет, и покатился свидетельствовать почтение генералу, Тентетников
пришел в такое волненье духа, какого давно не испытывал.
И там же надписью печальной
Отца и матери, в слезах,
Почтил он прах патриархальный…
Увы! на жизненных браздах
Мгновенной жатвой поколенья,
По тайной воле провиденья,
Восходят, зреют и падут;
Другие им вослед идут…
Так наше ветреное племя
Растет, волнуется, кипит
И к гробу прадедов теснит.
Придет,
придет и наше время,
И наши внуки в добрый час
Из мира вытеснят и нас!
Иленька Грап был сын бедного иностранца, который когда-то жил у моего деда, был чем-то ему обязан и
почитал теперь своим непременным долгом
присылать очень часто к нам своего сына.
Я объясниться пришел-с, так сказать, долгом святым
почитаю.
— А ведь ты права, Соня, — тихо проговорил он наконец. Он вдруг переменился; выделанно-нахальный и бессильно-вызывающий тон его исчез. Даже голос вдруг ослабел. — Сам же я тебе сказал вчера, что не прощения
приду просить, а
почти тем вот и начал, что прощения прошу… Это я про Лужина и промысл для себя говорил… Я это прощения просил, Соня…
Ну, да мало ль мне мыслей тогда
пришло в голову, так что я положил все это обдумать потом, но все-таки
почел неделикатным обнаружить перед вами, что знаю секрет.
— Так на кой черт ты
пришел после этого! Очумел ты, что ли? Ведь это…
почти обидно. Я так не пущу.
Он
пришел мало-помалу к многообразным и любопытным заключениям, и, по его мнению, главнейшая причина заключается не столько в материальной невозможности скрыть преступление, как в самом преступнике; сам же преступник, и
почти всякий, в момент преступления подвергается какому-то упадку воли и рассудка, сменяемых, напротив того, детским феноменальным легкомыслием, и именно в тот момент, когда наиболее необходимы рассудок и осторожность.
Было уж
почти восемь часов; оба спешили к Бакалееву, чтоб
прийти раньше Лужина.
— Потому что, как я уж и объявил давеча, считаю себя обязанным вам объяснением. Не хочу, чтобы вы меня за изверга
почитали, тем паче что искренно к вам расположен, верьте не верьте. Вследствие чего, в-третьих, и
пришел к вам с открытым и прямым предложением — учинить явку с повинною. Это вам будет бесчисленно выгоднее, да и мне тоже выгоднее, — потому с плеч долой. Ну что, откровенно или нет с моей стороны?
Он думал и тер себе лоб, и, странное дело, как-то невзначай, вдруг и
почти сама собой, после очень долгого раздумья,
пришла ему в голову одна престранная мысль.
— Обидно стало. Как вы изволили тогда
приходить, может, во хмелю, и дворников в квартал звали, и про кровь спрашивали, обидно мне стало, что втуне оставили и за пьяного вас
почли. И так обидно, что сна решился. А запомнивши адрес, мы вчера сюда
приходили и спрашивали…
Так часто добрый селянин,
Простой солдат иль гражданин,
Кой с кем своё сличая состоянье,
Приходят иногда в роптанье.
Им можно то ж
почти сказать и в оправданье.
В течение недели он
приходил аккуратно, как на службу, дважды в день — утром и вечером — и с каждым днем становился провинциальнее. Его бесконечные недоумения раздражали Самгина, надоело его волосатое, толстое, малоподвижное лицо и нерешительно спрашивающие, серые глаза. Клим
почти обрадовался, когда он заявил, что немедленно должен ехать в Минск.
Самгин
почти обрадовался, когда под вечер
пришла румяная, оживленная Варвара. Она умеренно и не обидно улыбнулась, посмотрев на его лицо, и, торопливо расспрашивая, перекрестилась.
Нестор Катин носил косоворотку, подпоясанную узеньким ремнем, брюки заправлял за сапоги, волосы стриг в кружок «à la мужик»; он был похож на мастерового, который хорошо зарабатывает и любит жить весело.
Почти каждый вечер к нему
приходили серьезные, задумчивые люди. Климу казалось, что все они очень горды и чем-то обижены. Пили чай, водку, закусывая огурцами, колбасой и маринованными грибами, писатель как-то странно скручивался, развертывался, бегал по комнате и говорил...
Клим понял, что Варавка не хочет говорить при нем, нашел это неделикатным, вопросительно взглянул на мать, но не встретил ее глаз, она смотрела, как Варавка, усталый, встрепанный, сердито поглощает ветчину.
Пришел Ржига, за ним — адвокат,
почти до полуночи они и мать прекрасно играли, музыка опьянила Клима умилением, еще не испытанным, настроила его так лирически, что когда, прощаясь с матерью, он поцеловал руку ее, то, повинуясь силе какого-то нового чувства к ней, прошептал...
— Избит, но — ничего опасного нет, кости — целы. Скрывает, кто бил и где, — вероятно, в публичном, у девиц. Двое суток не говорил — кто он, но вчера я пригрозил ему заявить полиции, я же обязан!
Приходит юноша, избитый
почти до потери сознания, ну и… Время, знаете, требует… ясности!
А в городе все знакомые тревожно засуетились, заговорили о политике и, относясь к Самгину с любопытством, утомлявшим его, в то же время говорили, что обыски и аресты — чистейшая выдумка жандармов, пожелавших обратить на себя внимание высшего начальства. Раздражал Дронов назойливыми расспросами, одолевал Иноков внезапными визитами, он
приходил почти ежедневно и вел себя без церемонии, как в трактире. Все это заставило Самгина уехать в Москву, не дожидаясь возвращения матери и Варавки.
Самгин слушал эту пьяную болтовню
почти равнодушно. Он был уверен, что возмущение Ивана жуликами имеет целью подготовить его к примирению с жульничеством самого Дронова. Он очень удивился, когда Иван
пришел красный, потный, встал пред ним и торжественно объявил...
— Орехова, Мария, подруга Вари,
почти четыре года не видались, встретились случайно, в сентябре, и вот —
пришла проводить ее туда, откуда не возвращаются.
Чем дальше, тем ниже, беднее становились кресты, и меньше было их, наконец
пришли на место, где
почти совсем не было крестов и рядом одна с другой было выковыряно в земле четыре могилы.
«Куда ж я дел деньги? — с изумлением,
почти с ужасом спросил самого себя Обломов. — В начале лета из деревни
прислали тысячу двести рублей, а теперь всего триста!»
— Да; ma tante уехала в Царское Село; звала меня с собой. Мы будем обедать
почти одни: Марья Семеновна только
придет; иначе бы я не могла принять тебя. Сегодня ты не можешь объясниться. Как это все скучно! Зато завтра… — прибавила она и улыбнулась. — А что, если б я сегодня уехала в Царское Село? — спросила она шутливо.
— Нет, ты знаешь ее, — прибавил он, — ты мне намекал на француза, да я не понял тогда… мне в голову не
приходило… — Он замолчал. — А если он бросит ее? —
почти с радостью вдруг сказал он немного погодя, и в глазах у него на минуту мелькнул какой-то луч. — Может быть, она вспомнит… может быть…
Прошло два дня. По утрам Райский не видал
почти Веру наедине. Она
приходила обедать, пила вечером вместе со всеми чай, говорила об обыкновенных предметах, иногда только казалась утомленною.
Он без церемонии
почти вывел бабушку и Марфеньку, которые
пришли было поглядеть. Егорка, видя, что барин начал писать «патрет»,
пришел было спросить, не отнести ли чемодан опять на чердак. Райский молча показал ему кулак.
Через неделю после радостного события все в доме
пришло в прежний порядок. Мать Викентьева уехала к себе, Викентьев сделался ежедневным гостем и
почти членом семьи. И он, и Марфенька не скакали уже. Оба были сдержаннее, и только иногда живо спорили, или пели, или читали вдвоем.
Лесничий уехал, все
пришло в порядок. Райский стал глубоко счастлив; его страсть обратилась
почти в такое же безмолвное и почтительное обожание, как у лесничего.
Когда кто
приходил посторонний в дом и когда в прихожей не было ни Якова, ни Егорки, что
почти постоянно случалось, и Василиса отворяла двери, она никогда не могла потом сказать, кто
приходил. Ни имени, ни фамилии приходившего она передать никогда не могла, хотя состарилась в городе и знала в лицо последнего мальчишку.
— Или еще лучше,
приходи по четвергам да по субботам вечером: в эти дни я в трех домах уроки даю.
Почти в полночь
прихожу домой. Вот ты и пожертвуй вечер, поволочись немного, пококетничай! Ведь ты любишь болтать с бабами! А она только тобой и бредит…
Они
пришли в Малиновку и продолжали молча идти мимо забора,
почти ощупью в темноте прошли ворота и подошли к плетню, чтоб перелезть через него в огород.
— Он солгал. Я — не мастер давать насмешливые прозвища. Но если кто проповедует
честь, то будь и сам честен — вот моя логика, и если неправильна, то все равно. Я хочу, чтоб было так, и будет так. И никто, никто не смей
приходить судить меня ко мне в дом и считать меня за младенца! Довольно, — вскричал он, махнув на меня рукой, чтоб я не продолжал. — А, наконец!
— Я чтоб видеть вас
пришла, — произнесла она, присматриваясь к нему с робкою осторожностью. Оба с полминуты молчали. Версилов опустился опять на стул и кротким, но проникнутым,
почти дрожавшим голосом начал...
Начинает тихо, нежно: «Помнишь, Гретхен, как ты, еще невинная, еще ребенком,
приходила с твоей мамой в этот собор и лепетала молитвы по старой книге?» Но песня все сильнее, все страстнее, стремительнее; ноты выше: в них слезы, тоска, безустанная, безвыходная, и, наконец, отчаяние: «Нет прощения, Гретхен, нет здесь тебе прощения!» Гретхен хочет молиться, но из груди ее рвутся лишь крики — знаете, когда судорога от слез в груди, — а песня сатаны все не умолкает, все глубже вонзается в душу, как острие, все выше — и вдруг обрывается
почти криком: «Конец всему, проклята!» Гретхен падает на колена, сжимает перед собой руки — и вот тут ее молитва, что-нибудь очень краткое, полуречитатив, но наивное, безо всякой отделки, что-нибудь в высшей степени средневековое, четыре стиха, всего только четыре стиха — у Страделлы есть несколько таких нот — и с последней нотой обморок!
— Ступайте. Много в нас ума-то в обоих, но вы… О, вы — моего пошиба человек! я написал сумасшедшее письмо, а вы согласились
прийти, чтоб сказать, что «
почти меня любите». Нет, мы с вами — одного безумия люди! Будьте всегда такая безумная, не меняйтесь, и мы встретимся друзьями — это я вам пророчу, клянусь вам!
Помню даже промелькнувшую тогда одну догадку: именно безобразие и бессмыслица той последней яростной вспышки его при известии о Бьоринге и отсылка оскорбительного тогдашнего письма; именно эта крайность и могла служить как бы пророчеством и предтечей самой радикальной перемены в чувствах его и близкого возвращения его к здравому смыслу; это должно было быть
почти как в болезни, думал я, и он именно должен был
прийти к противоположной точке — медицинский эпизод и больше ничего!
— А я все ждала, что поумнеешь. Я выглядела вас всего с самого начала, Аркадий Макарович, и как выглядела, то и стала так думать: «Ведь он
придет же, ведь уж наверно кончит тем, что
придет», — ну, и положила вам лучше эту
честь самому предоставить, чтоб вы первый-то сделали шаг: «Нет, думаю, походи-ка теперь за мной!»
— Никогда, никогда не смеялась я над вами! — воскликнула она проникнутым голосом и как бы с величайшим состраданием, изобразившимся на лице ее. — Если я
пришла, то я из всех сил старалась сделать это так, чтоб вам ни за что не было обидно, — прибавила она вдруг. — Я
пришла сюда, чтоб сказать вам, что я
почти вас люблю… Простите, я, может, не так сказала, — прибавила она торопливо.
И поглядел на нее Максим Иванович мрачно, как ночь: «Подожди, говорит: он,
почитай, весь год не
приходил, а в сию ночь опять приснился».
— Э, я их скоро пр-рогоню в шею! Больше стоят, чем дают… Пойдем, Аркадий! Я опоздал. Там меня ждет один тоже… нужный человек… Скотина тоже… Это все — скоты! Шу-ше-хга, шу-шехга! — прокричал он вновь и
почти скрежетнул зубами; но вдруг окончательно опомнился. — Я рад, что ты хоть наконец
пришел. Alphonsine, ни шагу из дому! Идем.
Вы боитесь этого письма и — вы
пришли за этим письмом, — проговорил он,
почти весь дрожа и даже чуть не стуча зубами.
Я согласен, потому что опять-таки этого заменить нечем, но не уходите теперь даром, — вдруг прибавил он,
почти умоляя, — если уж подали милостыню —
пришли, то не уходите даром: ответьте мне на один вопрос!
Я же, верьте
чести моей, если б сам когда потом впал в такую же нужду, а вы, напротив, были бы всем обеспечены, — то прямо бы к вам
пришел за малою помощью, жену бы и дочь мою
прислал»…