Неточные совпадения
— Но самое главное, — продолжал Ярченко, пропустив мимо ушей эту шпильку, — самое главное то, что я вас всех видел сегодня
на реке и потом там…
на том берегу… с этими милыми, славными
девушками. Какие вы все были внимательные, порядочные, услужливые, но едва только вы простились с ними, вас уже
тянет к публичным женщинам. Пускай каждый из вас представит
себе на минутку, что все мы были в гостях у его сестер и прямо от них поехали в Яму… Что? Приятно такое предположение?
Кукушкина. Ты молчи! не с тобой говорят. Тебе за глупость Бог счастье дал, так ты и молчи. Как бы не дурак этот Жадов, так бы тебе век горе мыкать, в девках сидеть за твое легкомыслие. Кто из умных-то тебя возьмет? Кому надо? Хвастаться тебе нечем, тут твоего ума ни
на волос не было: уж нельзя сказать, что ты его приворожила — сам набежал, сам в петлю лезет, никто его не
тянул. А Юлинька
девушка умная, должна своим умом
себе счастье составить. Позвольте узнать, будет от вашего Белогубова толк или нет?
Было и ещё одно, чего должен я был избежать; показала мне Христя подругу свою: тоненькая девочка, белокурая и голубоглазая, похожа
на Ольгу мою. Личико чистое, и с великой грустью смотрит она
на всё.
Потянуло меня к ней, а Христя всё уговаривает. Для меня же тут дело иначе стояло: ведь Христина не
девушка, а Юлия невинна, стало быть, и муж её должен быть таков. И не имел я веры в
себя, не знал, кто я такой; с Христей это мне не мешало, а с той — могло помешать; почему — не знаю, но могло.
Хвалынцев во время службы несколько раз останавливал глаза
на обоих; но лицо
девушки тянуло к
себе его взоры более и чаще. Раза два их взоры скрестились и встретились — и чувствовал он, что выходит это невольно, как-то само
собою.
Оголение и уплощение таинственной, глубокой «живой жизни» потрясает здесь душу почти мистическим ужасом. Подошел к жизни поганый «древний зверь», — и вот жизнь стала так проста, так анатомически-осязаема. С
девушки воздушно-светлой, как утренняя греза,
на наших глазах как будто спадают одежды, она — уж просто тело, просто женское мясо. Взгляд зверя говорит ей: «Да, ты женщина, которая может принадлежать каждому и мне тоже», — и
тянет ее к
себе, и радостную утреннюю грезу превращает — в бурую кобылку.