Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и в то же время говорит про себя.)А вот
посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста
на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он такое и в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но в это время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею
на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Стародум(распечатав и
смотря на подпись). Граф Честан. А! (Начиная читать, показывает
вид, что глаза разобрать не могут.) Софьюшка! Очки мои
на столе, в книге.
—
Смотрел я однажды у пруда
на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть и у лягушки, токмо малая
видом и не бессмертная.
Может быть, тем бы и кончилось это странное происшествие, что голова, пролежав некоторое время
на дороге, была бы со временем раздавлена экипажами проезжающих и наконец вывезена
на поле в
виде удобрения, если бы дело не усложнилось вмешательством элемента до такой степени фантастического, что сами глуповцы — и те стали в тупик. Но не будем упреждать событий и
посмотрим, что делается в Глупове.
Агафья Михайловна с разгоряченным и огорченным лицом, спутанными волосами и обнаженными по локоть худыми руками кругообразно покачивала тазик над жаровней и мрачно
смотрела на малину, от всей души желая, чтоб она застыла и не проварилась. Княгиня, чувствуя, что
на нее, как
на главную советницу по варке малины, должен быть направлен гнев Агафьи Михайловны, старалась сделать
вид, что она занята другим и не интересуется малиной, говорила о постороннем, но искоса поглядывала
на жаровню.
Адвокат опустил глаза
на ноги Алексея Александровича, чувствуя, что он
видом своей неудержимой радости может оскорбить клиента. Он
посмотрел на моль, пролетевшую пред его носом, и дернулся рукой, но не поймал ее из уважения к положению Алексея Александровича.
Теперь, когда он спал, она любила его так, что при
виде его не могла удержать слез нежности; но она знала, что если б он проснулся, то он
посмотрел бы
на нее холодным, сознающим свою правоту взглядом, и что, прежде чем говорить ему о своей любви, она должна бы была доказать ему, как он был виноват пред нею.
— Вот, сказал он и написал начальные буквы: к, в, м, о: э, н, м, б, з, л, э, н, и, т? Буквы эти значили:«когда вы мне ответили: этого не может быть, значило ли это, что никогда, или тогда?» Не было никакой вероятности, чтоб она могла понять эту сложную фразу; но он
посмотрел на нее с таким
видом, что жизнь его зависит от того, поймет ли она эти слова.
Он не
смотрел на ее лицо и не хотел видеть, что она, в ее положении, дрожала всем лицом и имела жалкий, уничтоженный
вид.
Чернобровая, черноволосая, румяная девочка, с крепеньким, обтянутым куриною кожей, красным тельцем, несмотря
на суровое выражение, с которым она
посмотрела на новое лицо, очень понравилась Дарье Александровне; она даже позавидовала ее здоровому
виду.
Я пристально
посмотрел на нее и принял серьезный
вид.
Он уже многие места позабыл вовсе и
смотрел любопытно, как новичок,
на прекрасные
виды.
Лакей, который с
виду был человек почтенный и угрюмый, казалось, горячо принимал сторону Филиппа и был намерен во что бы то ни стало разъяснить это дело. По невольному чувству деликатности, как будто ничего не замечая, я отошел в сторону; но присутствующие лакеи поступили совсем иначе: они подступили ближе, с одобрением
посматривая на старого слугу.
Когда он вышел, Грэй посидел несколько времени, неподвижно
смотря в полуоткрытую дверь, затем перешел к себе. Здесь он то сидел, то ложился; то, прислушиваясь к треску брашпиля, выкатывающего громкую цепь, собирался выйти
на бак, но вновь задумывался и возвращался к столу, чертя по клеенке пальцем прямую быструю линию. Удар кулаком в дверь вывел его из маниакального состояния; он повернул ключ, впустив Летику. Матрос, тяжело дыша, остановился с
видом гонца, вовремя предупредившего казнь.
Но никто не разделял его счастия; молчаливый товарищ его
смотрел на все эти взрывы даже враждебно и с недоверчивостью. Был тут и еще один человек, с
виду похожий как бы
на отставного чиновника. Он сидел особо, перед своею посудинкой, изредка отпивая и
посматривая кругом. Он был тоже как будто в некотором волнении.
— Да, да… все это, конечно, досадно… — пробормотал в ответ Раскольников, но с таким рассеянным и почти невнимательным
видом, что Дунечка в изумлении
на него
посмотрела.
Раскольников, говоря это, хоть и
смотрел на Соню, но уж не заботился более: поймет она или нет. Лихорадка вполне охватила его. Он был в каком-то мрачном восторге. (Действительно, он слишком долго ни с кем не говорил!) Соня поняла, что этот мрачный катехизис [Катехизис — краткое изложение христианского вероучения в
виде вопросов и ответов.] стал его верой и законом.
Петр Петрович воротился
на диван, уселся напротив Сони, внимательно
посмотрел на нее и вдруг принял чрезвычайно солидный, даже несколько строгий
вид: «Дескать, ты-то сама чего не подумай, сударыня». Соня смутилась окончательно.
— Да садитесь, Порфирий Петрович, садитесь, — усаживал гостя Раскольников, с таким, по-видимому, довольным и дружеским
видом, что, право, сам
на себя подивился, если бы мог
на себя поглядеть. Последки, подонки выскребывались! Иногда этак человек вытерпит полчаса смертного страху с разбойником, а как приложат ему нож к горлу окончательно, так тут даже и страх пройдет. Он прямо уселся пред Порфирием и, не смигнув,
смотрел на него. Порфирий прищурился и начал закуривать папироску.
Он проговорил это с
видом какого-то подмигивающего,веселого плутовства, не спуская глаз с Раскольникова. Раскольников побледнел и похолодел, слыша свои собственные выражения, сказанные Соне. Он быстро отшатнулся и дико
посмотрел на Свидригайлова.
— Ничего, Соня. Не пугайся… Вздор! Право, если рассудить, — вздор, — бормотал он с
видом себя не помнящего человека в бреду. — Зачем только тебя-то я пришел мучить? — прибавил он вдруг,
смотря на нее. — Право. Зачем? Я все задаю себе этот вопрос, Соня…
Андрей Семенович, у которого никогда почти не бывало денег, ходил по комнате и делал сам себе
вид, что
смотрит на все эти пачки равнодушно и даже с пренебрежением.
Хлопуша и Белобородов не сказали ни слова и мрачно
смотрели друг
на друга. Я увидел необходимость переменить разговор, который мог кончиться для меня очень невыгодным образом, и, обратясь к Пугачеву, сказал ему с веселым
видом: «Ах! я было и забыл благодарить тебя за лошадь и за тулуп. Без тебя я не добрался бы до города и замерз бы
на дороге».
Тут он остановился и стал набивать свою трубку. Самолюбие мое торжествовало. Я гордо
посмотрел на чиновников, которые между собою перешептывались с
видом неудовольствия и беспокойства.
Он, однако, изумился, когда узнал, что приглашенные им родственники остались в деревне. «Чудак был твой папа́ всегда», — заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, [Шлафрок — домашний халат.] и вдруг, обратясь к молодому чиновнику в благонамереннейше застегнутом вицмундире, воскликнул с озабоченным
видом: «Чего?» Молодой человек, у которого от продолжительного молчания слиплись губы, приподнялся и с недоумением
посмотрел на своего начальника.
Целых два дня он крепился, хотя
вид сына,
на которого он все
посматривал украдкой, ему очень не нравился… но
на третий день за обедом не выдержал.
Но Аркадий уже не слушал его и убежал с террасы. Николай Петрович
посмотрел ему вслед и в смущенье опустился
на стул. Сердце его забилось… Представилась ли ему в это мгновение неизбежная странность будущих отношений между им и сыном, сознавал ли он, что едва ли не большее бы уважение оказал ему Аркадий, если б он вовсе не касался этого дела, упрекал ли он самого себя в слабости — сказать трудно; все эти чувства были в нем, но в
виде ощущений — и то неясных; а с лица не сходила краска, и сердце билось.
А этот, товарищ Яков, — что такое он?» — Незаметно для себя Самгин дошел до бульвара, остановился,
посмотрел на голые деревья, — они имели такой нищенский
вид, как будто уже никогда больше не покроются листьями.
В черном плаще, в широкой шляпе с загнутыми полями и огромным пепельного цвета пером, с тростью в руке, она имела
вид победоносный, великолепное лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд
смотрел на нее с почтительным изумлением, сняв фуражку.
Сам хозяин, однако,
смотрел на убранство своего кабинета так холодно и рассеянно, как будто спрашивал глазами: «Кто сюда натащил и наставил все это?» От такого холодного воззрения Обломова
на свою собственность, а может быть, и еще от более холодного воззрения
на тот же предмет слуги его, Захара,
вид кабинета, если осмотреть там все повнимательнее, поражал господствующею в нем запущенностью и небрежностью.
Вид дикости
на лице Захара мгновенно смягчился блеснувшим в чертах его лучом раскаяния. Захар почувствовал первые признаки проснувшегося в груди и подступившего к сердцу благоговейного чувства к барину, и он вдруг стал
смотреть прямо ему в глаза.
Вид леса в самом деле поразил Райского. Он содержался, как парк, где
на каждом шагу видны следы движения, работ, ухода и науки. Артель
смотрела какой-то дружиной. Мужики походили сами
на хозяев, как будто занимались своим хозяйством.
— Ты, мой батюшка, что! — вдруг всплеснув руками, сказала бабушка, теперь только заметившая Райского. — В каком
виде! Люди, Егорка! — да как это вы угораздились сойтись? Из какой тьмы кромешной!
Посмотри, с тебя течет, лужа
на полу! Борюшка! ведь ты уходишь себя! Они домой ехали, а тебя кто толкал из дома? Вот — охота пуще неволи! Поди, поди переоденься, — да рому к чаю! — Иван Иваныч! — вот и вы пошли бы с ним… Да знакомы ли вы? Внук мой, Борис Павлыч Райский — Иван Иваныч Тушин!..
Наконец из калитки вышел какой-то чиновник, пожилой; судя по
виду, спал, и его нарочно разбудили; не то что в халате, а так, в чем-то очень домашнем; стал у калитки, заложил руки назад и начал
смотреть на меня, я —
на него.
— Да неужто ты в самом деле что-нибудь хотел сморозить? — загадочно воскликнула она, с глубочайшим удивлением
смотря на меня, но, не дождавшись моего ответа, тоже побежала к ним. Версилов с неприязненным, почти злобным
видом встал из-за стола и взял в углу свою шляпу.
Я подступил: вещь
на вид изящная, но в костяной резьбе, в одном месте, был изъян. Я только один и подошел
смотреть, все молчали; конкурентов не было. Я бы мог отстегнуть застежки и вынуть альбом из футляра, чтоб осмотреть вещь, но правом моим не воспользовался и только махнул дрожащей рукой: «дескать, все равно».
Проберешься ли цело и невредимо среди всех этих искушений? Оттого мы задумчиво и нерешительно
смотрели на берег и не торопились покидать гостеприимную шкуну. Бог знает, долго ли бы мы просидели
на ней в
виду красивых утесов, если б нам не были сказаны следующие слова: «Господа! завтра шкуна отправляется в Камчатку, и потому сегодня извольте перебраться с нее», а куда — не сказано. Разумелось,
на берег.
Жар несносный; движения никакого, ни в воздухе, ни
на море. Море — как зеркало, как ртуть: ни малейшей ряби.
Вид пролива и обоих берегов поразителен под лучами утреннего солнца. Какие мягкие, нежащие глаз цвета небес и воды! Как ослепительно ярко блещет солнце и разнообразно играет лучами в воде! В ином месте пучина кипит золотом, там как будто горит масса раскаленных угольев: нельзя
смотреть; а подальше, кругом до горизонта, распростерлась лазурная гладь. Глаз глубоко проникает в прозрачные воды.
Наши, то есть Посьет и Гошкевич, собрались идти
на гору
посмотреть виды, попытаться, если можно, снять их; доктор тоже ушел, вероятно, искать немцев.
Шелковые галстухи, лайковые перчатки — все были в каких-то чрезвычайно ровных, круглых и очень недурных пятнах, разных
видов,
смотря по цвету, например
на белых перчатках были зеленоватые пятна,
на палевых оранжевые,
на коричневых масака и так далее: все от морской сырости.
Верочка не ожидала такого вопроса и недоверчиво
посмотрела на Привалова; но его добродушный
вид успокоил ее, и она наивно проговорила...
— Вы не
смотрите, что
на вид вся лавчонка трех рублей не стоит: вон
на этих мешках да
на ларях такие куши рвут, что мое почтение.
Вообще отец
на многое по отношению к младшему сыну
смотрел сквозь пальцы, не желая напрасно огорчать жену, и часто делал
вид, что не подозревает печальной истины.
Он
смотрел на всех робко и радостно, часто и нервно хихикая, с благодарным
видом виноватой собачонки, которую опять приласкали и опять впустили.
Григорий остолбенел и
смотрел на оратора, выпучив глаза. Он хоть и не понимал хорошо, что говорят, но что-то из всей этой дребедени вдруг понял и остановился с
видом человека, вдруг стукнувшегося лбом об стену. Федор Павлович допил рюмку и залился визгливым смехом.
Он прошел своими длинными аршинными шагами, прямо до неподвижности
смотря пред собою, и сел
на свое место с самым бестрепетным
видом.
Григорий стоял со сбитым
видом, в упор
смотря на своего мучителя. Странно это, казалось, по-видимому, что он действительно не знает, какой теперь год.
— Алексей Федорович… я… вы… — бормотал и срывался штабс-капитан, странно и дико
смотря на него в упор с
видом решившегося полететь с горы, и в то же время губами как бы и улыбаясь, — я-с… вы-с… А не хотите ли, я вам один фокусик сейчас покажу-с! — вдруг прошептал он быстрым, твердым шепотом, речь уже не срывалась более.
Так что же человек:
смотрит на меня и все не может представить, что я, прежний барин его, офицер, пред ним теперь в таком
виде и в такой одежде: заплакал даже.
Илюша смолчал, но пристально-пристально
посмотрел еще раз
на Колю. Алеша, поймав взгляд Коли, изо всех сил опять закивал ему, но тот снова отвел глаза, сделав
вид, что и теперь не заметил.