Неточные совпадения
Кончилась обедня, вышел Максим Иванович, и все деточки, все-то рядком стали перед ним на коленки — научила она их перед тем, и ручки перед собой ладошками как один сложили, а сама за ними, с пятым ребенком на руках, земно при всех
людях ему поклонилась: «Батюшка, Максим Иванович, помилуй сирот, не отымай
последнего куска, не выгоняй из
родного гнезда!» И все, кто тут ни был, все прослезились — так уж хорошо она их научила.
Через несколько дней Павлом получено было с траурной каемкой извещение, что Марья Николаевна и Евгений Петрович Эйсмонды с душевным прискорбием извещают о кончине Еспера Ивановича Имплева и просят
родных и знакомых и проч. А внизу рукой Мари было написано: «Надеюсь, что ты приедешь отдать
последний долг
человеку, столь любившему тебя». Павел, разумеется, сейчас было собрался ехать; но прежде зашел сказать о том Клеопатре Петровне и показал даже ей извещение.
Клавская действительно прежде ужасно кокетничала с молодыми
людьми, но
последнее время вдруг перестала совершенно обращать на них внимание; кроме того, и во внешней ее обстановке произошла большая перемена: прежде она обыкновенно выезжала в общество с кем-нибудь из своих
родных или знакомых, в туалете, хоть и кокетливом, но очень небогатом, а теперь, напротив, что ни бал, то на ней было новое и дорогое платье; каждое утро она каталась в своем собственном экипаже на паре серых с яблоками жеребцов, с кучером, кафтан которого кругом был опушен котиком.
Полагали, что у него должна быть порядочная
родня в России, может быть даже и не
последние люди, но знали, что он с самой ссылки упорно пресек с ними всякие сношения, — одним словом, вредит себе.
В самой
последней степени унижения, среди самой грустной, подавляющей сердце действительности, в компаньонках у одной старой, беззубой и брюзгливейшей барыни в мире, виноватая во всем, упрекаемая за каждый кусок хлеба, за каждую тряпку изношенную, обиженная первым желающим, не защищенная никем, измученная горемычным житьем своим и, про себя, утопающая в неге самых безумных и распаленных фантазий, — она вдруг получила известие о смерти одного своего дальнего родственника, у которого давно уже (о чем она, по легкомыслию своему, никогда не справлялась) перемерли все его близкие
родные,
человека странного, жившего затворником, где-то за тридевять земель, в захолустье, одиноко, угрюмо, неслышно и занимавшегося черепословием и ростовщичеством.
По обеим сторонам крыльца церковного сидели нищие, прежние его товарищи… они его не узнали или не смели узнать… но Вадим почувствовал неизъяснимое сострадание к этим существам, которые, подобно червям, ползают у ног богатства, которые, без
родных и отечества, кажется, созданы только для того, чтобы упражнять в чувствительности проходящих!.. но
люди ко всему привыкают, и если подумаешь, то ужаснешься; как знать? может быть чувства святейшие одна привычка, и если б зло было так же редко как добро, а
последнее — наоборот, то наши преступления считались бы величайшими подвигами добродетели человеческой!
Или по расчету, или по нестерпимому желанию выйти за кого-нибудь, и, наконец, уж если вышла, так должна была исправить недостатки мужа, а не доводить его до того, что он с кругу спился и помер оттого; потом она завлекла молодого
человека, отторгнула его совершенно от общества:
последнее время его нигде не было видно, и, чтобы скрыть свою интригу, сделала из
родной сестры своего мужа, как говорит Алексей Иваныч, громовой отвод, или средство скрывать любовь.
— Нету. Ранее еще померла, без матери вырос, — сказал Бесприютный, и затем как-то робко, будто высказывая
последний аргумент и вместе боясь за него перед лицом этого беспощадно-здравомыслящего
человека, он добавил: — Сестра у меня
родная…
— То-то,
родная моя, о пустынном житии писал преподобный Ефрем, как в
последние дни от антихриста станут
люди бегать в дебри и пустыни, хорониться в вертепы и пропасти земные.
Как ни ненавидела я Доурова, как ни презирала его, а все-таки он был теперь
последней связью моей с нашим домом, с
родным Гори, с дорогими и близкими
людьми, например, Людой и князем Андро, которых я горячо любила.
Последняя связь с прошлым исчезала и со мной оставались лишь эти чернеющие во мраке стены и неведомые
люди в этих стенах…
Он
последний в роде графов Белавиных, и хотя со стороны матери у него были в Петербурге родственные связи, но ввиду того, что его отец еще вскоре после свадьбы разошелся с
родными своей жены, эти родственники знали о сыне враждебно относящегося к ним
человека — некоторые только понаслышке, а некоторые по встречам в великосветских гостиных.