Неточные совпадения
Вронский, стоя рядом с Облонским, оглядывал вагоны и выходивших и совершенно забыл о
матери. То, что он сейчас узнал про Кити, возбуждало и
радовало его. Грудь его невольно выпрямлялась, и глаза блестели. Он чувствовал себя победителем.
Когда вечер кончился, Кити рассказала
матери о разговоре ее с Левиным, и, несмотря на всю жалость, которую она испытала к Левину, ее
радовала мысль, что ей было сделано предложение.
На другой день Привалов уже подъезжал к дому Половодова, как вспомнил, что Антонида Ивановна назначила ему свидание у
матери. Появление Привалова удивило и
обрадовало Агриппину Филипьевну.
Эти «потом», положенные ею одно за другим, казались мне лестницею куда-то глубоко вниз и прочь от нее, в темноту, в одиночество, — не
обрадовала меня такая лестница. Очень хотелось сказать
матери...
—
Мать, опомнись, что ты говоришь? — застонал Мухин, хватаясь за голову. — Неужели тебя
радует, что несчастная женщина умерла?.. Постыдись хоть той девочки, которая нас слушает!.. Мне так тяжело было идти к тебе, а ты опять за старое…
Мать, бог нас рассудит!
Проснувшись еще до света, я взглянул на
мать: она спала, и это меня очень
обрадовало.
Молодой человек нарочно приехал к старухе
матери, чтобы
обрадовать ее своим возвышением, и вдруг, вместо радости, чуть было не сделался причиной целого семейного переполоха!
Ветер кружился, метался, точно радуясь чему-то, и доносил до слуха женщины разорванные, спутанные крики, свист… Эта сумятица
радовала ее,
мать зашагала быстрее, думая...
Сердце
матери забилось слишком сильно, и она начала отставать. Ее быстро оттолкнули в сторону, притиснули к забору, и мимо нее, колыхаясь, потекла густая волна людей — их было много, и это
радовало ее.
И в самом деле, при благоприятных обстоятельствах родился этот младенец!
Мать, страдавшая беспрестанно в первую беременность, — нося его, была совершенно здорова; никакие домашние неудовольствия не возмущали в это время жизни его родителей; кормилица нашлась такая, каких
матерей бывает немного, что, разумеется, оказалось впоследствии; желанный, прошеный и моленый, он не только отца и
мать, но и всех
обрадовал своим появлением на белый свет; даже осенний день был тепел, как летний!..
Через неделю Алексей Степаныч взял отпуск, раскланялся с Софьей Николавной, которая очень ласково пожелала ему счастливого пути, пожелала, чтобы он нашел родителей своих здоровыми и
обрадовал их своим приездом, — и полный радостных надежд от таких приятных слов, молодой человек уехал в деревню, к отцу и
матери.
Кто бы он ни был — всё равно! Он — как дитя, оторванное от груди
матери, вино чужбины горько ему и не
радует сердца, но отравляет его тоскою, делает рыхлым, как губка, и, точно губка воду, это сердце, вырванное из груди родины, — жадно поглощает всякое зло, родит темные чувства.
И ответила
мать: «Ты же
радовал меня, сын?
Порадуй и теперь. А когда пойдешь на муку, пойду и я с тобою; и не смеешь ты крупинки горя отнять от меня — в ней твое прощение, в ней жизнь твоя и моя. Разве ты не знаешь: кого любит
мать, того любит и Бог!
Радуй же, пока не настала мука».
При такой заре, покуда не забрана половина облитого янтарем неба, в комнатах Иды и ее
матери держится очень странное освещение — оно не угнетает, как белая ночь, и не
радует, как свет, падающий лучом из-за тучи, а оно приносит с собою что-то фантасмагорическое: при этом освещении изменяются цвета и положения всех окружающих вас предметов: лежащая на столе головная щетка оживает, скидывается черепахой и шевелит своей головкой; у старого жасмина вырастают вместо листьев голубиные перья; по лицу сидящего против вас человека протягиваются длинные, тонкие, фосфорические блики, и хорошо знакомые вам глаза светят совсем не тем блеском, который всегда вы в них видели.
В темных избах дети малые
Гибнут с холода и голода,
Их грызут болезни лютые,
Глазки деток гасит злая смерть!
Редко ласка отца-матери
Дитя малое
порадует,
Их ласкают — только мертвеньких,
Любят — по пути на кладбище…
Всё, чем может
порадовать сына
Поздней осенью родина-мать:
Зеленеющей озими гладь,
Подо льном — золотая долина,
Посреди освещенных лугов
Величавое войско стогов —
Всё доступно довольному взору…
Возвращаясь в Поромово, не о том думал Алексей, как
обрадует отца с
матерью, принеся нежданные деньги и сказав про обещанье Чапурина дать взаймы рублев триста на разживу, не о том мыслил, что завтра придется ему прощаться с домом родительским. Настя мерещилась. Одно он думал, одно передумывал, шагая крупными шагами по узенькой снежной дорожке: «Зародилась же на свете такая красота!»
— Вам бы к Петрову-то дню нашу обитель посетить, Марко Данилыч, — с низкими поклонами стала звать его
мать Аркадия. — Праздник ведь у нас, храм… Опять же и собрание будет… И Дунюшка бы повидалась с подругами… Приезжайте-ка, право, Марко Данилыч… Что вам стоит? До ярманки еще без малого месяц — управитесь… Давно же и не гостили у нас… А уж как бы матушку-то
обрадовали… Очень бы утешили ее.
Земля — общая нам
мать; она кормит нас, дает нам приют,
радует и любовно обогревает нас; с минуты рождения и пока мы не успокоимся вечным сном на ее материнской груди, она постоянно своими нежными объятиями лелеет нас.
— Что туман нá поле, так сынку твоему помоленному, покрещенному счастье-талан на весь век его! Дай тебе Бог сынка воспоить, воскормить, на коня посадить! Кушай за здоровье сынка, свет родитель-батюшка, опростай горшочек до последней крошечки — жить бы сынку твоему на белом свете подольше, смолоду отца с
матерью радовать, на покон жизни поить-кормить, а помрете когда — поминки творить!
Акулине было объявлено, что барыня берет ее сына на воспитание и сделает из него «барчонка», что только, конечно,
порадовало кормилицу Володи, которая считала себя его родной
матерью.
— Да, да, помню!.. Тут живет она, мое дитя, моя Мариорица… Давно не видала ее, очень давно! Божье благословение над тобой, мое дитя!
Порадуй меня, взгляни хоть в окошко, моя душечка, мой розанчик, мой херувимчик! Видишь… видишь, у одного окна кто-то двигается… Знать, она, душа моя, смотрит… Она, она! Сердце ее почуяло свою
мать… Васенька! ведь она смотрит на меня, говори же…
То, что
радовало бы другого мужа, как доказательство любви к их ребенку со стороны
матери, пожертвовавшей ему всеми удовольствиями и развлечениями светской жизни, производило на молодого графа совершенно иное впечатление.
Между тем родители Вани вспомнили, что пора ему приняться за учение. Приходский священник взялся за это дело, и вскоре
обрадовал отца и
мать, что ученик прошел без наказания букварь в один месяц, когда он сам в детстве употреблял на это целый год с неоднократными побуждениями лозы.
К концу первого года у Дарьи Николаевны родился сын, но, увы, это рождение не
порадовало хилого мужа — он со страхом думал об участи его ребенка в руках такой
матери. Последняя тоже не встретила появившегося на свет первенца с особенной материнской пылкостью. Когда ей показали его, она равнодушно посмотрела и сказала...
Воспитанное
матерью — простою, но очень доброю и нежною женщиною, — оно и само
радовало ее нежностью и добротою.
Ростов сделался загрубелым, добрым малым, которого московские знакомые нашли бы несколько mauvais genre, [дурного тона.] но который был любим и уважаем товарищами, подчиненными и начальством и который был доволен своею жизнью. В последнее время, в 1809 году, он чаще в письмах из дому находил сетования
матери на то, что дела расстраиваются хуже и хуже, и что пора бы ему приехать домой,
обрадовать и успокоить стариков-родителей.