Неточные совпадения
— Представьте, он —
спит! — сказала она, пожимая плечами. — Хотел переодеться, но свалился на кушетку и — уснул, точно кот. Вы, пожалуйста; не думайте, что это от неуважения к вам! Просто: он всю ночь играл
в карты, явился домой
в десять утра, пьяный, хотел лечь
спать, но вспомнил про вас, звонил
в гостиницу, к вам,
в больницу… затем отправился на кладбище.
Город Марины тоже встретил его оттепелью,
в воздухе разлита была какая-то сыворотка, с крыш лениво
падали крупные капли; каждая из них, казалось, хочет
попасть на мокрую проволоку телеграфа, и это раздражало, как раздражает запонка или пуговица, не желающая застегнуться. Он сидел у окна,
в том же пошленьком номере
гостиницы, следил, как сквозь мутный воздух
падают стеклянные капли, и вспоминал встречу с Мариной. Было
в этой встрече нечто слишком деловитое и обидное.
Самгин торопился изгнать их из памяти, и ему очень не хотелось ехать к себе,
в гостиницу, опасался, что там эти холодные мысли
нападут на него с новой силой.
Оформилась она не скоро,
в один из ненастных дней не очень ласкового лета. Клим лежал на постели, кутаясь
в жидкое одеяло, набросив сверх его пальто. Хлестал по гулким крышам сердитый дождь, гремел гром, сотрясая здание
гостиницы,
в щели окон свистел и фыркал мокрый ветер.
В трех местах с потолка на пол равномерно
падали тяжелые капли воды, от которой исходил запах клеевой краски и болотной гнили.
Но
в Аяне, по молодости лет его, не завелось
гостиницы, и потому путешественники, походив по берегу, купив что надобно, возвращаются обыкновенно
спать на корабль. Я посмотрел
в недоумении на барона Крюднера, он на Афанасья, Афанасий на Тимофея, потом поглядели на князя Оболенского, тот на Тихменева, а этот на кучера Ивана Григорьева, которого князь Оболенский привез с собою на фрегате «Диана», кругом Америки.
По состоянию одних этих
гостиниц безошибочно можете заключить, что голландцы
падают, а англичане возвышаются
в здешней стороне.
Приехав
в Петербург и остановившись у своей тетки по матери, графини Чарской, жены бывшего министра, Нехлюдов сразу
попал в самую сердцевину ставшего ему столь чуждого аристократического общества. Ему неприятно было это, а нельзя было поступить иначе. Остановиться не у тетушки, а
в гостинице, значило обидеть ее, и между тем тетушка имела большие связи и могла быть
в высшей степени полезна во всех тех делах, по которым он намеревался хлопотать.
Во время путешествия скучать не приходится. За день так уходишься, что еле-еле дотащишься до бивака. Палатка, костер и теплое одеяло кажутся тогда лучшими благами, какие только даны людям на земле; никакая городская
гостиница не может сравниться с ними. Выпьешь поскорее горячего чаю, залезешь
в свой спальный мешок и уснешь таким сном, каким
спят только усталые.
В гостинице на меня тотчас, как я разделся,
напала страшнейшая скука.
Она ушла. Он опять заснул и
спал до десяти часов.
В одиннадцать часов он уже начал беспокоиться ее отсутствием, а
в полдень мальчишка из какой-то
гостиницы,
в шапке, обшитой галунами, со множеством золотых пуговиц на куртке, принес ему короткое письмо от Елены...
— Вам следовало бы
попасть на такой пароход, — сказала девушка. — Там так отлично. Все удобно, все есть, как
в большой
гостинице. Там даже танцуют. Но я никогда не бывала на роскошных пароходах. Мне даже послышалось, что играет музыка.
Разыскав
гостиницу, куда меня пригласил Кук, я был проведен к нему, застав его
в постели. При шуме Кук открыл глаза, но они снова закрылись. Он опять открыл их. Но все равно он
спал. По крайнему усилию этих спящих, тупо открытых глаз я видел, что он силится сказать нечто любезное. Усталость, надо быть, была велика. Обессилев, Кук вздохнул, пролепетал, узнав меня: «Устраивайтесь», — и с треском завалился на другой бок.
Только обойдя всех адвокатов, Брагин вспомнил, что Михалко и Архип были
в городе, и отправился их разыскивать. Брагины всегда останавливались
в гостинице с номерами для господ проезжающих, и отыскать их Гордею Евстратычу было нетрудно. Михалко был дома, но
спал пьяный, а Архип оказался
в больнице.
К утру
в душе Литвинова созрело, наконец, решение. Он положил уехать
в тот же день навстречу Татьяне и,
в последний раз увидавшись с Ириной, сказать ей, если нельзя иначе, всю правду — и расстаться с ней навсегда. Он привел
в порядок и уложил свои вещи, дождался двенадцатого часа и отправился к ней. Но при виде ее полузавешенных окон сердце
в Литвинове так и
упало… духа не достало переступить порог
гостиницы. Он прошелся несколько раз по Лихтенталевской аллее.
Первым делом
попал в бильярдную Московской
гостиницы, где он просиживал целые дни при отце, и встретился там с кутилой Емельяновым, тем самым, которого отец заставлял лазить под бильярд.
— Как же сосланный может ко мне
в гостиницу попасть? Сосланных полиция прямо препровождает и размещает
в дома, на которых дощечки нет, что они свободны от постоя, — создавал хозяин свое собственное законоположение, — а у нас место вольное: кто хочет, волей приедет и волей уедет!..
И если искал его друг, то находил так быстро и легко, словно не прятался Жегулев, а жил
в лучшей городской
гостинице на главной улице, и адрес его всюду пропечатан; а недруг ходил вокруг и возле, случалось,
спал под одной крышей и никого не видел, как околдованный: однажды
в Каменке становой целую ночь проспал
в одном доме с Жегулевым, только на разных половинах; и Жегулев, смеясь, смотрел на него
в окно, но ничего, на свое счастье, не разглядел
в стекле: быть бы ему убиту и блюдечка бы не допить.
Об Алексее он думал насильно, потому что не хотел думать о Никите, о Тихоне. Но когда он лёг на жёсткую койку монастырской
гостиницы, его снова обняли угнетающие мысли о монахе, дворнике. Что это за человек, Тихон? На всё вокруг
падает его тень, его слова звучат
в ребячливых речах сына, его мыслями околдован брат.
— Прости: забыл я, келейник-то мой
в гостинице спит. Услал я его; хотелось свободно поговорить, а они тут доносчики все, ябедники…
Впоследствии прислуга показывала, что приходил он
в гостиницу поздно и как будто под хмельком, но всегда аккуратно давал швейцару, отворявшему двери, гривенник на чай.
Спал не более трех-четырех часов, иногда совсем не раздеваясь. Вставал рано и долго, часами ходил взад и вперед по комнате.
В полдень уходил.
Лакей при московской
гостинице «Славянский базар», Николай Чикильдеев, заболел. У него онемели ноги и изменилась походка, так что однажды, идя по коридору, он споткнулся и
упал вместе с подносом, на котором была ветчина с горошком. Пришлось оставить место. Какие были деньги, свои и женины, он пролечил, кормиться было уже не на что, стало скучно без дела, и он решил, что, должно быть, надо ехать к себе домой,
в деревню. Дома и хворать легче, и жить дешевле; и недаром говорится: дома стены помогают.
Я возвратился
в гостиницу, но, узнав мой голос, хозяин захлопнул дверь. Ночь я провел на одной из зеленых скамеечек между тополями.
Спать мне было тепло, и во сне я видел славу. Но холодный утренник и ощущение голода разбудили меня довольно рано.
— А еще бы! Теперь
в газету из-за него
попадешь. Я женщина бедная, трудящая, а теперь из-за него люди будут мою
гостиницу обегать.
Всю дорогу он
спал; приехав
в город, пошёл
в гостиницу, ел там селянку, пил чай и смотрел
в окно, как шёл дождь.
В думах о ветлужских сокровищах сладко заснул Патап Максимыч, богатырский храп его скоро раздался по
гостинице. Паломник и Дюков еще не
спали и, заслышав храп соседа, тихонько меж собой заговорили.
В глазах зарябило у Алексея, робость какая-то на него
напала, когда, взобравшись по широкой лестнице, вошел он с дядей Елистратом
в просторные светлые комнаты
гостиницы, по случаю праздника и базарного дня переполненные торговым людом.
Испробовав всех этих диковин, моряки
напали на чудные, сочные мандарины. Кто-то сказал, что недурно бы выпить чайку, и все двинулись
в гостиницу. Там уже собрались остальные товарищи, ездившие
в горы. Они рассказывали о своей экскурсии чудеса. Какая природа! Какие виды!
Володя последовал примеру голландцев и нашел, что блюдо это очень вкусное. За «рисовой закуской» подавалось множество блюд, за ними фрукты, и затем все торопливо разошлись, чтобы снова облачиться
в райские одежды и «делать сиесту», то есть
спать в постелях или лонгшезах.
В эти часы
гостиница представляла собой сонное царство.
— Никакой записки не подавали, и никто про тебя не сказывал, — молвил Веденеев. — Воротились мы поздненько,
в гостинице уж все почти улеглись, один швейцар не
спал, да и тот ворчал за то, что разбудили. А коридорных ни единого не было. Утром, видно, подадут твою записку.
Серый сумрак густел, по коридорам
гостиницы, вдали, раздавались шаги и смолкали,
в комнате же была ненарушимая тишь, среди которой слышалось глубокое сонное дыхание Глафиры. Она
спала неспокойно, — нет, спокойный сон тоже давно ее оставил, но дремота ее была тяжелая и крепкая, соответствующая большой потребности отдыха и большому желанию хоть на время уйти от себя и позабыться.
Тот понял и сейчас же распорядился, чтобы была подана коляска. Глафиру Васильевну вывели, усадили среди подушек, укутали ей ноги пледом и повезли, куда
попало, по освещенной луной Москве. Рядом с нею сидела горничная из
гостиницы, а на передней лавочке — Горданов. Они ездили долго, пока больная почувствовала усталость и позыв ко сну; тогда они вернулись, и Глафира тотчас же легла
в постель. Девушка легла у нее
в ногах на диванчике.
Старец Ермий,
попав в Дамаск среди густой тьмы, решительно не знал: где ему приютиться до утра. Были, конечно,
в Дамаске
гостиницы, но Ермий не мог ни
в одну из них постучаться, потому что там спросят с него плату за ночлег, а он не имел у себя никаких денег.
— Так ты не туда
попал. Иди за этим
в гостиницу.
Он зашел
в первую попавшуюся
гостиницу, оказавшуюся «Hotel de France», взял маленькую комнатку, записался под скромным именем «Henry Boral, comis-vojager», поужинал и лег
спать.
В день отъезда Николая Герасимовича из Москвы, вскоре после объяснения со Строевой, ему
в гостинице «Славянский Базар» подали какую-то повестку,
в получении которой он расписался, но, не читая, бросил на стол
в номере
гостиницы и уехал
в Вену, где, как мы знаем,
попал в лечебницу для душевнобольных.
Почтовый поезд Николаевской железной дороги, на который
попал, переждав несколько часов
в «Балабинской»
гостинице, Николай Герасимович Савин, подъезжал уже к Любани.
— Я ручаюсь за него
в тысяче, — сказал хозяин
гостиницы, мигнув банкомету, — авось, дескать, молодец
попадет на удочку.
Он и не ошибся. Князь Владимир, выбежав, как сумасшедший, из квартиры своего поверенного, сел
в пролетку и приказал ехать
в Европейскую
гостиницу. Дорогой на него
напало раздумье. От природы малодушный, он жил настоящей минутой, мало заботился о будущем; он начал сожалеть, что отказался от предложенных ему Николаем Леопольдовичем пяти тысяч, которые он считал нужными для него до зарезу.
Он прошел
в комнату, служившую ей будуаром. Там, хотя все было прибрано расторопными слугами образцовой
гостиницы, не взгляд Савина как раз
упал на лежавший на ковре обрывок голубой ленточки.
О хунхузах, между тем, и слыхом не слыхать, китайцы мирно купаются
в грязи, напрягая все усилия своего китайского ума исключительно на придумывание способов содрать с тароватых русских втрое, вчетверо, вдесятеро дороже за продаваемую вещь или тот или другой товар… Не уступают им
в этом стремлении и другие собравшийся сюда, как вороны на
падаль, тёмный люд, греки, грузины, армяне, пооткрывавшие здесь разные вертепы под громким прозвищем
гостиниц «Париж», «Интернациональ», «Полтава» и проч.
Возвратившись
в гостиницу, Савин послал за доктором. Явившийся врач не нашел ничего такого, но прописав микстуру и холодные компрессы, уложил молодую девушку
спать.
Тут
в публике все мне захлопали, як бы я был самый Щепкин, а председатель велел публику выгонять, и меня вывели, и как я только всеред людей вышел, то со всех сторон услыхал обо мне очень разное: одни говорили: «Вот сей болван и подлец!» И
в тот же день я стал вдруг на весь город известный, и даже когда пришел на конный базар, то уже и там меня знали и друг дружке сказывали: «Вот сей подлец», а другие
в гостинице за столом меня поздравляли и желали за мое здоровье пить, и я так непристойно напился с неизвестными людьми, що бог знае
в какое место
попал и даже стал танцевать с дiвчатами.