Неточные совпадения
Раскольникову давно уже хотелось уйти;
помочь же ему он и сам думал. Мармеладов оказался гораздо слабее ногами, чем в речах, и крепко оперся на молодого человека. Идти было шагов двести — триста. Смущение и страх все более и более овладевали пьяницей
по мере приближения к
дому.
— Теперь уж недалеко, — заметил Николай Петрович, — вот стоит только на эту горку подняться, и
дом будет виден. Мы заживем с тобой на славу, Аркаша; ты мне
помогать будешь
по хозяйству, если только это тебе не наскучит. Нам надобно теперь тесно сойтись друг с другом, узнать друг друга хорошенько, не правда ли?
Остановились у крыльца двухэтажного
дома, вбежали
по чугунной лестнице во второй этаж. Дронов, открыв дверь своим ключом, втолкнул Самгина в темное тепло,
помог ему раздеться, сказал...
Уговоры матери тоже не производили никакого действия, как наговоры и нашептывания разных старушек, которых подсылала Анфуса Гавриловна. Был даже выписан из скитов старец Анфим, который отчитывал Серафиму
по какой-то старинной книге, но и это не
помогло. Болезнь шла своим чередом. Она растолстела, опухла и ходила
по дому, как тень. На нее было страшно смотреть, особенно
по утрам, когда ломало тяжелое похмелье.
— Ты, Домна,
помогай Татьяне-то Ивановне, — наговаривал ей солдат тоже при Макаре. — Ты вот и в чужих людях жила, а свой женский вид не потеряла. Ну, там
по хозяйству подсобляй, за ребятишками пригляди и всякое прочее: рука руку моет… Тебе-то в охотку будет поработать, а Татьяна Ивановна, глядишь, и переведет дух. Ты уж старайся, потому как в нашем
дому работы Татьяны Ивановны и не усчитаешь… Так ведь я говорю, Макар?
Как он кричал, этот Вася, когда фельдшер с Таисьей принялись вправлять вывихнутую руку! Эти крики были слышны в господском
доме, так что Нюрочка сначала заперлась в своей комнате, а потом закрыла голову подушкой. Вообще происходило что-то ужасное, чего еще не случалось в господском
доме. Петр Елисеич тоже
помогал производить мучительную операцию, сам бледный как полотно. Безучастным оставался один Сидор Карпыч, который преспокойно расхаживал
по конторе и даже что-то мурлыкал себе под нос.
Не успели они кончить чай, как в ворота уже послышался осторожный стук: это был сам смиренный Кирилл… Он даже не вошел в
дом, чтобы не терять напрасно времени. Основа дал ему охотничьи сани на высоких копылах, в которых сам ездил
по лесу за оленями. Рыжая лошадь дымилась от пота, но это ничего не значило: оставалось сделать всего верст семьдесят. Таисья сама
помогала Аграфене «оболокаться» в дорогу, и ее руки тряслись от волнения. Девушка покорно делала все, что ей приказывали, — она опять вся застыла.
Павел, со своими душевными страданиями, проезжая
по Газетному переулку, наполненному магазинами, и даже
по знаменитой Тверской, ничего почти этого не видел, и, только уже выехав на Малую Дмитровку, он с некоторым вниманием стал смотреть на
дома, чтобы отыскать между ними
дом княгини Весневой, в котором жил Еспер Иваныч; случай ему, в этом отношении, скоро
помог.
Я счастлив уже тем, что нахожусь в теплой комнате и сознаю себя
дома, не скутанным, свободным от грязи и вони, вдали от поучений. Старик Лукьяныч, о котором я уже не раз упоминал на страницах"Благонамеренных речей"и который до сих пор
помогает мне нести иго собственности, встречает меня с обычным радушием, хотя, я должен сознаться, в этом радушии
по временам прорывается легкий, но очень явный оттенок иронии.
Я
помог встать ей. И молча, каждый о своем — или, может быть, об одном и том же —
по темнеющей улице, среди немых свинцовых
домов, сквозь тугие, хлещущие ветки ветра…
И тут сиротке
помогли. Поручили губернатору озаботиться ее интересами и произвести ликвидацию ее дел. Через полгода все было кончено: господский
дом продали на снос; землю, которая обрабатывалась в пользу помещика, раскупили
по клочкам крестьяне; инвентарь — тоже; Фоку и Филанидушку поместили в богадельни. Вся ликвидация дала около двух тысяч рублей, а крестьяне, сверх того, были посажены на оброк
по семи рублей с души.
— И прекрасно. Когда-нибудь после съездишь, а покудова с нами поживи.
По хозяйству
поможешь — я ведь один! Краля-то эта, — Иудушка почти с ненавистью указал на Евпраксеюшку, разливавшую чай, — все
по людским рыскает, так иной раз и не докличешься никого, весь
дом пустой! Ну а покамест прощай. Я к себе пойду. И помолюсь, и делом займусь, и опять помолюсь… так-то, друг! Давно ли Любинька-то скончалась?
А затем он не мог не заметить, что Джон частенько остается
дома с сестрой,
помогает девушкам
по хозяйству и поглядывает на Анну.
Хворал он долго, и всё время за ним ухаживала Марья Ревякина, посменно с Лукерьей, вдовой, дочерью Кулугурова. Муж её, бондарь, умер, опившись на свадьбе у Толоконниковых, а ей село бельмо на глаз, и, потеряв надежду выйти замуж вторично, она ходила
по домам, присматривая за больными и детьми,
помогая по хозяйству, — в городе её звали Луша-домовница. Была она женщина толстая, добрая, черноволосая и очень любила выпить, а выпив — весело смеялась и рассказывала всегда об одном: о людской скупости.
— А ежели так вот, как Марфа жила, — в подозрениях да окриках, — ну, вы меня извините! Мужа тут нету, а просто — мужик, и хранить себя не для кого. Жалко мне было Марфу, а
помочь — нечем, глупа уж очень была. Таким бабам, как она, бездетным да глупым, по-моему, два пути — в монастырь али в развратный
дом.
— А после того, как его из акцизных увольнили, в Саратове у тещи живет. Теперь только зубами и кормится. Ежели у которого человека заболит зуб, то и идут к нему,
помогает… Тамошних саратовских на
дому у себя пользует, а ежели которые из других городов, то
по телеграфу. Пошлите ему, ваше превосходительство, депешу, что так, мол, вот и так… у раба божьего Алексия зубы болят, прошу выпользовать. А деньги за лечение почтой пошлете.
В городе довольно поговорили, порядили и посудили о том, что молодые Багровы купили себе
дом и живут сами
по себе. Много было преувеличенных и выдуманных рассказов; но Алексей Степаныч угадал: скоро узнали настоящую причину, отчего молодые оставили
дом отца; этому, конечно,
помог более всего сам Калмык, который хвастался в своем кругу, что выгнал капризную молодую госпожу, раскрашивая ее при сей верной оказии самыми яркими красками. Итак, в городе поговорили, порядили, посудили и — успокоились.
Аксюша. Не все я на салазках каталась, я с шести лет уж
помогала матери день и ночь работать; а
по праздникам, точно, каталась с мальчишками на салазках. Что ж, у меня игрушек и кукол не было. Но ведь я уж с десяти лет живу у вас в
доме и постоянно имею перед глазами пример…
Мать моя принуждена была ночевать в Мурзихе; боясь каждой минуты промедления, она сама ходила из
дома в
дом по деревне и умоляла добрых людей
помочь ей, рассказывала свое горе и предлагала в вознаграждение все, что имела.
Евгений застал мать радостной, довольной. Она устраивала всё в
доме и сама собиралась уехать, как только он привезет молодую жену. Евгений уговаривал ее оставаться. И вопрос оставался нерешенным. Вечером,
по обыкновению, после чая Марья Павловна делала пасьян. Евгений сидел,
помогая ей. Это было время самых задушевных разговоров. Окончив один пасьян и не начиная новый, Марья Павловна взглянула на Евгения и, несколько заминаясь, начала так...
Ему только что исполнилось двадцать лет,
по внешности он казался подростком, но все в
доме смотрели на него как на человека, который в трудный день может дать умный совет и всегда способен чем-то
помочь.
Лакей при московской гостинице «Славянский базар», Николай Чикильдеев, заболел. У него онемели ноги и изменилась походка, так что однажды, идя
по коридору, он споткнулся и упал вместе с подносом, на котором была ветчина с горошком. Пришлось оставить место. Какие были деньги, свои и женины, он пролечил, кормиться было уже не на что, стало скучно без дела, и он решил, что, должно быть, надо ехать к себе домой, в деревню.
Дома и хворать легче, и жить дешевле; и недаром говорится:
дома стены
помогают.
А тут и
по хозяйству не по-прежнему все пошло: в
дому все по-старому, и затворы и запоры крепки, а добро рекой вон плывет, домовая утварь как на огне горит. Известно дело: без хозяйки
дом, как без крыши, без огорожи; чужая рука не на то, чтобы в
дом нести, а чтоб из
дому вынесть. Скорбно и тяжко Ивану Григорьичу. Как делу
помочь?.. Жениться?
Поступок доктора Проценко был возмутителен, — об этом не может быть и спору; но ведь интересна и психология публики, горячо поаплодировавшей обвинительному приговору — и спокойно разошедшейся после этого
по домам; расходясь, она говорила о жестокосердном корыстолюбии врачей, но ей и в голову не пришло хоть грошом
помочь тому бедняку, из-за которого был осужден д-р Проценко. Я представляю себе, что этот бедняк умел логически и последовательно мыслить. Он подходит к первому из публики и говорит...
Бродячие приживалки, каких много
по городам, перелетные птицы, что век свой кочуют, перебегая из
дому в
дом: за больными походить, с детьми поводиться,
помочь постряпать, пошить, помыть, сахарку поколоть, — уверяли с клятвами, что про беспутную Даренку они вернехонько всю подноготную знают — ходит-де в черном, а жизнь ведет пеструю; живет без совести и без стыдения у богатого вдовца в полюбовницах.
— К отцу-сатане в гости! — отвечала она. — Теперь
помогите мне похоронить старушку. Пускай же
дом, в котором она жила, будет и
по смерти ее
домом. Не доставайся ж он никому в наследство.
В бою китайцы
помогают японцам, наших раненых грабят, указания дают ложные — подводят под пули японцев, фураж и провиант добровольно не продают, устраивают склады для неприятеля, своими часто лживыми жалобами вызывают незаслуженное наказание, стоит отделиться
по делам службы, как солдата убивают, заснёт солдат в фанзе — и тут ему покоя от манзы нет, его обкрадывают, выгонять же хозяина из его
дома не позволяют — не гуманно, достаточно того, что бедному китайцу приходится стеснить свою семью на ночь.
Ну, понятно,
по бокам, около музыки, поспешали ребятишки. Босой мальчуган со съехавшими
помочами шел впереди музыкантов и дирижировал, размахивая завернутою в бумагу булкою, которой
дома дожидалась маманька.
Граф Иосиф Янович сам
помогал Сергею Семеновичу в его сдержанности. Он являлся в
дом Зиновьевых только с официальными визитами или
по приглашению на даваемые изредка празднества. Но на особую близость не навязывался, совершенно погруженный в водоворот шумной светской жизни. За это ему был благодарен Сергей Семенович.
Перетаскивая с дворником мебель, думал о том, как хитро устроен человек: птица к зиме летит на юг, а человек испытывает влечение и любовь к
дому своему, коробочке, копошится, устраивает, готовится к дождям и метелям. Сейчас у меня это носит характер даже увлечения, и только мелькающий в глазах образ моей Лидочки, которая в прежние года по-своему
помогала мне в уборке, пронизывает сердце острой и безнадежной болью. Ее-то уж не будет!