Неточные совпадения
— Замечательно — как вы не догадались обо мне тогда, во время студенческой драки? Ведь если б я был простой человек, разве мне дали бы сопровождать вас в
полицию? Это — раз. Опять же и то: живет человек на глазах ваших два года, нигде не служит, все будто бы места ищет, а — на что живет, на какие средства? И ночей дома не ночует. Простодушные люди вы с супругой. Даже боязно за вас, честное слово! Анфимьевна — та, наверное, вором
считает меня…
Сардинское правительство, господин Президент, — правительство образованное и свободное. Как же возможно, чтоб оно не дозволило жить (ne tolerat pas) в Пиэмонте больному ребенку шести лет? Я действительно не знаю, как мне
считать этот запрос цюрихской
полиции — за странную шутку или за следствие пристрастия к залогам вообще.
…Вятские мужики вообще не очень выносливы. Зато их и
считают чиновники ябедниками и беспокойными. Настоящий клад для земской
полиции это вотяки, мордва, чуваши; народ жалкий, робкий, бездарный. Исправники дают двойной окуп губернаторам за назначение их в уезды, населенные финнами.
Я заметил очень хорошо, что в нем боролись два чувства, он понял всю несправедливость дела, но
считал обязанностью директора оправдать действие правительства; при этом он не хотел передо мной показать себя варваром, да и не забывал вражду, которая постоянно царствовала между министерством и тайной
полицией.
Тогда содержательницы притонов считались самыми благонамеренными в политическом отношении и пользовались особым попустительством
полиции, щедро ими оплачиваемой, а охранное отделение не
считало их «опасными для государственного строя» и даже покровительствовало им вплоть до того, что содержатели притонов и «мельниц» попадали в охрану при царских проездах.
Полиция, жандармы, шпионы — все это наши враги, — а все они такие же люди, как мы, так же сосут из них кровь и так же не
считают их за людей.
Надобно сказать, что сей петиметр был довольно опытен в отвертываньи от дуэлей, на которые его несколько раз вызывали разные господа за то, что он то насплетничает что-нибудь, то сострит, если не особенно умно, то всегда очень оскорбительно, и ему всегда удавалось выходить сухим из воды: у одних он просил прощения, другим говорил, что презирает дуэли и
считает их варварским обычаем, а на третьих, наконец, просто жаловался начальству и просил себе помощи от
полиции.
Он не знал — что же теперь делать? И не мог решиться на что-нибудь определённое: звать
полицию не думал,
считая это хлопотливым и неприятным, бить Дроздова — противно, да и достаточно бит он.
Дедушка, сообразно духу своего времени, рассуждал по-своему: наказать виноватого мужика тем, что отнять у него собственные дни, значит вредить его благосостоянию, то есть своему собственному; наказать денежным взысканием — тоже; разлучить с семейством, отослать в другую вотчину, употребить в тяжелую работу — тоже, и еще хуже, ибо отлучка от семейства — несомненная порча; прибегнуть к
полиции… боже помилуй, да это казалось таким срамом и стыдом, что вся деревня принялась бы выть по виноватом, как по мертвом, а наказанный
счел бы себя опозоренным, погибшим.
Судьи праведные
считают своим призванием строить рожны
полиции, а
полиция платит тем же судьям; все друг друга «доказывают», и случаев «доказывать» им целая бездна.
Наконец вечером ко мне стучат. Молчу. Слышу — посылают за
полицией. Это единственно, чего я боялся, так как паспорта, как я уже говорил, никогда не имел и
считал его совершенно излишним, раз я сам налицо.
В эти тёмные обидные ночи рабочий народ ходил по улицам с песнями, с детской радостью в глазах, — люди впервые ясно видели свою силу и сами изумлялись значению её, они поняли свою власть над жизнью и благодушно ликовали, рассматривая ослепшие дома, неподвижные, мёртвые машины, растерявшуюся
полицию, закрытые пасти магазинов и трактиров, испуганные лица, покорные фигуры тех людей, которые, не умея работать, научились много есть и потому
считали себя лучшими людьми в городе.
А кому нужен этот бродяга по смерти? Кому нужно знать, как его зовут, если при жизни-то его, безродного, бесприютного, никто и за человека с его волчьим паспортом не
считал… Никто и не вспомнит его! Разве, когда будут копать на его могиле новую могилу для какого-нибудь усмотренного
полицией «неизвестно кому принадлежащего трупа», могильщик, закопавший не одну сотню этих безвестных трупов, скажет...
В лавках нам, рабочим, сбывали тухлое мясо, леглую муку и спитой чай; в церкви нас толкала
полиция, в больницах нас обирали фельдшера и сиделки, и если мы по бедности не давали им взяток, то нас в отместку кормили из грязной посуды; на почте самый маленький чиновник
считал себя вправе обращаться с нами, как с животными, и кричать грубо и нагло: «Обожди!
1763, ум. 1816 г.) была замужем за генералом-аншефом графом Павлом Сергеевичем Потемкиным (генерал-губернатор кавказский, умер внезапно 29 марта 1796 года в Москве, во время посещения его известным дельцом тайной
полиции Шешковским).], которую
считает дочерью Ивана Ивановича Шувалова, рожденною в 1753 году.
Но пока Савин восстанавливал свою опороченную репутацию, берлинская
полиция снеслась с
полицией других европейских столиц и
сочла себя вынужденною, на основании добытых сведений, арестовать Савина и его сожительницу вторично.
Насчет же главного обвинения его в ношении чужого имени Николай Герасимович объяснил, что
считает это абсурдом и придиркой со стороны
полиции и судебных властей, так как никто на него не жаловался и не указывал как на лицо, носящее чужое имя.
— Перед судом я всегда говорю правду, но не
считаю обязанностью говорить правду
полиции, которая впутывается в дела, которые ее совсем не касаются.
Губернское начальство, имея в виду польские демонстрации, особенно в дни годовщины разных шляхетных воспоминаний, которые поляки, до конца не додумывая,
считают блистательными, предписывало земской
полиции, от 14-го апреля, наблюдать за ними с особенным вниманием и осторожностью, и для примера указывало на 21-е апреля (3-е мая по н. с).
— Молодой человек не явился ни в тот день, ни после. На другой день, когда его ожидали, я прочитал в газетах, что в Сокольничьей роще, недалеко от роскошной дачи Подгурского, нашли убитым разыскиваемого петербургской
полицией преступника Станислава Ядзовского… Я пошел посмотреть на труп моего друга Пальто, сюртук, бумаги — все было твое, кроме лица. Я ничего не сказал, решив, что для тебя же лучше, если тебя
сочтут умершим. Каким образом очутилось твое платье и бумаги на убитом?
Полиция не только усмотрела в этом достаточный повод вмешаться в дело, но даже
сочла это своею прямою обязанностью, — что и в самом деле так было.
— Христос говорит: вам внушено, вы привыкли
считать хорошим и разумным то, чтобы силой отстаиваться от зла и вырывать глаз за глаз, учреждать уголовные суды,
полицию, войско, отстаиваться от врагов, а я говорю: не делайте насилия, не участвуйте в насилии, не делайте зла никому, даже тем, которых вы называете врагами.