Неточные совпадения
Началась обедня, домашние певчие пели на крылосе, Кирила Петрович сам подтягивал, молился, не смотря ни направо, ни налево, и с гордым смирением
поклонился в землю, когда дьякон громогласно упомянул и о зиждителе
храма сего.
Царь якобы заботился об интересах русских богомольцев, не имевших возможности
поклоняться святыням
в Иерусалиме вследствие того, что ключи от
храма были не
в руках царских чиновников.
Видит она: впереде у ней Иерусалим-град стоит; стоит град за морями синиими, за туманами великиими, за лесами дремучиими, за горами высокиими. И первая гора — Арарат-гора, а вторая гора — Фавор-гора, а третья-то гора — место лобное… А за ними стоит Иерусалим-град велик-пригож; много
в нем всякого богачества, много настроено
храмов божиих,
храмов божиих християнскиих; турка пройдет — крест сотворит, кизилбаш пройдет —
храму кланяется.
— Ты, землячок, поскорее к нашим полям возвратись… легче дышать…
поклонись храмам селенья родного. О, я и сам уеду… Все к черту! Фрей, едем вместе
в Сибирь… да…
Изливал он елей и возжигал курение Изиде и Озири-су египетским, брату и сестре, соединившимся браком еще во чреве матери своей и зачавшим там бога Гора, и Деркето, рыбообразной богине тирской, и Анубису с собачьей головой, богу бальзамирования, и вавилонскому Оанну, и Дагону филистимскому, и Арденаго ассирийскому, и Утсабу, идолу ниневийскому, и мрачной Кибелле, и Бэл-Меродоху, покровителю Вавилона — богу планеты Юпитер, и халдейскому Ору — богу вечного огня, и таинственной Омороге — праматери богов, которую Бэл рассек на две части, создав из них небо и землю, а из головы — людей; и
поклонялся царь еще богине Атанаис,
в честь которой девушки Финикии, Лидии, Армении и Персии отдавали прохожим свое тело, как священную жертву, на пороге
храмов.
Также искал он мудрости
в тайнодействиях древних языческих верований и потому посещал капища и приносил жертвы: могущественному Ваалу-Либанону, которого чтили под именем Мелькарта, бога созидания и разрушения, покровителя мореплавания,
в Тире и Сидоне, называли Аммоном
в оазисе Сивах, где идол его кивал головою, указывая пути праздничным шествиям, Бэлом у халдеев, Молохом у хананеев;
поклонялся также жене его — грозной и сладострастной Астарте, имевшей
в других
храмах имена Иштар, Исаар, Ваальтис, Ашера, Истар-Белит и Атаргатис.
Губернаторы сидели
в своих центрах, как царьки: доступ к ним был труден, и предстояние им «сопряжено со страхом»; они всем норовили говорить «ты», все им
кланялись в пояс, а иные, по усердию, даже земно; протопопы их «сретали» с крестами и святою водою у входа во
храмы, а подрукавная знать чествовала их выражением низменного искательства и едва дерзала,
в лице немногих избранных своих представителей, просить их «
в восприемники к купели».
Сановник приложился ко кресту, отер батистовым платком попавшие ему на надменное чело капли и вступил первыйв церковь. Все это происходило на самом виду у Александра Афанасьевича и чрезвычайно ему не понравилось, — все было «надменно». Неблагоприятное впечатление еще более усилилось тем, что, вступив
в храм, губернатор не положил на себя креста и никому не
поклонился — ни алтарю, ни народу, и шел как шест, не сгибая головы, к амвону.
Они не могли даже представить его себе
в формах и образах, но странное и чудесное дело: утратив всякую веру
в бывшее счастье, назвав его сказкой, они до того захотели быть невинными и счастливыми вновь, опять, что пали перед желаниями сердца своего, как дети, обоготворили это желание, настроили
храмов и стали молиться своей же идее, своему же «желанию»,
в то же время вполне веруя
в неисполнимость и неосуществимость его, но со слезами обожая его и
поклоняясь ему.
Да. Они припадут к стопам ее. Они сделают ее королевой. Они станут
поклоняться ей
в храмах.
Иисус не говорит самарянам: оставьте ваши верования, ваши предания для еврейских. Он не говорит евреям: присоединяйтесь к самарянам. Но он говорит самарянам и евреям: вы одинаково заблуждаетесь. Важен не
храм и не служение
в храме, важен не Гаризим или Иерусалим, — настанет время и настало уже, когда будут
поклоняться отцу не
в Гаризиме, не
в Иерусалиме, но когда истинные поклонники будут
поклоняться отцу
в духе и истине, ибо таких поклонников отец ищет себе.
Но странное и чудесное дело: утратив всякую веру
в бывшее счастье, назвав его сказкой, они до того захотели быть невинными и счастливыми вновь, опять, что пали перед желаниями сердца своего, как дети, обоготворили это желание, настроили
храмов и стали молиться своей же идее, своему же «желанию»,
в то же время вполне веруя
в неисполнимость и неосуществимость его, но со слезами обожая и
поклоняясь ему.
Растроганный народ начал молиться почивающим
в храме мощам святителя Никиты, печерского затворника; благоверного князя Владимира Ярославича и святой благоверной княгини Анны, матери его; приложился к Евангелию, писанному святым Пименом, и иконам Всемилостивого Спаса и премудрости Божьей — Петра и Павла, затем вышел на паперть,
поклонился праху архиерея Иоакима и, освобожденный и успокоенный пастырским словом, мирно разошелся по домам.
Когда красавица Пшеницына ехала
в своей колеснице — покуда скромной, четвероугольной линеечке, наподобие ящика, с порыжелыми кожаными фартуками, на сивой старой лошадке, с кривым кучером, и подле нее сидел ее миловидный сынок, — прохожие, мещане, купцы и даже городские власти низко
кланялись ей. Приветливо, но свысока отвечала она на их поклоны.
В приходской церкви ей отведено было почетное место; священник подавал ей первой просвиру; все с уважением сторонились, когда она выходила из
храма.
Тогда из развалин построю
храм живому богу: пускай народы придут издалече
поклоняться ему
в этой огромной пустыне!
Как хорош и этот сказочник Полифем, этот чудный выродок между невежеством своих соотечественников, гонимый духом любознательности с колыбели Волги к истоку Ганга, с торгового прилавка, под сенью Спасова дома,
в храм, где
поклоняются золотому волу, не понимающий, что он совершил подвиг, который мог бы
в стране просвещенной дать ему славное имя.
Растроганный народ начал молиться почивающим
в храме мощам: святителя Никиты, печерского затворника, благоверной княгини Анны, матери его, приложился к Евангелию, писанному святым Пименом, и иконам Всемилостивого Спаса и Премудрости Божией — Петра и Павла, затем вышел на паперть,
поклонился праху архиерея Иоакима и, освеженный и успокоенный пастырским словом, мирно разошелся по домам.