Неточные совпадения
Приятно было наблюдать за деревьями спокойное, парадное движение праздничной
толпы по аллее. Люди шли в косых лучах солнца встречу друг другу, как бы хвастливо
показывая себя, любуясь друг другом. Музыка, смягченная гулом голосов, сопровождала их лирически ласково. Часто доносился веселый смех, ржание коня, за углом ресторана бойко играли
на скрипке, масляно звучала виолончель, женский голос пел «Матчиш», и Попов, свирепо нахмурясь, отбивая такт мохнатым пальцем по стакану, вполголоса, четко выговаривал...
Самгину показалось, что
толпа снова двигается
на неподвижную стену солдат и двигается не потому, что подбирает раненых; многие выбегали вперед, ближе к солдатам, для того чтоб обругать их. Женщина в коротенькой шубке, разорванной под мышкой, вздернув подол платья,
показывая солдатам красную юбку, кричала каким-то жестяным голосом...
Самгин видел, как лошади казаков, нестройно, взмахивая головами, двинулись
на толпу, казаки подняли нагайки, но в те же секунды его приподняло с земли и в свисте, вое, реве закружило, бросило вперед, он ткнулся лицом в бок лошади,
на голову его упала чья-то шапка, кто-то крякнул в ухо ему, его снова завертело, затолкало, и наконец, оглушенный, он очутился у памятника Скобелеву; рядом с ним стоял седой человек, похожий
на шкаф, пальто
на хорьковом мехе было распахнуто, именно как дверцы шкафа,
показывая выпуклый, полосатый живот; сдвинув шапку
на затылок, человек ревел басом...
Было хорошо видно, что люди с иконами и флагами строятся в колонну, и в быстроте, с которой
толпа очищала им путь, Самгин почувствовал страх
толпы. Он рассмотрел около Славороссова аккуратненькую фигурку историка Козлова с зонтиком в одной руке, с фуражкой в другой;
показывая толпе эти вещи, он, должно быть, что-то говорил, кричал. Маленький
на фоне массивных дверей собора, он был точно подросток, загримированный старичком.
Вы едва являетесь в порт к индийцам, к китайцам, к диким — вас окружают лодки, как окружили они здесь нас: прачка-китаец или индиец берет ваше тонкое белье, крахмалит, моет, как в Петербурге; является портной, с длинной косой, в кофте и шароварах,
показывает образчики сукон, материй, снимает мерку и шьет европейский костюм; съедете
на берег — жители не разбегаются в стороны, а встречают
толпой, не затем чтоб драться, а чтоб предложить карету, носилки, проводить в гостиницу.
— Здесь вас ожидают ваши старые знакомые, — говорил Захаревский, идя вслед за ним. — Вот они!.. — прибавил он,
показывая на двух мужчин, выделившихся из
толпы и подходящих к Вихрову. Один из них был в черной широкой и нескладной фрачной паре, а другой, напротив, в узеньком коричневого цвета и со светлыми пуговицами фраке, в серых в обтяжку брюках, с завитым хохолком и с нафабренными усиками.
Вот хоть намедни, еду вспольем мимо Дорогомиловской слободы, ан мужичье-то пальцами
на меня
показывают, а кто-то еще закричи из
толпы: «Эвот царская Федора едет!» Я было напустился
на них, да разбежались.
Они сделали все, чтоб он не понимал действительности; они рачительно завесили от него, что делается
на сером свете, и вместо горького посвящения в жизнь передали ему блестящие идеалы; вместо того чтоб вести
на рынок и
показать жадную нестройность
толпы, мечущейся за деньгами, они привели его
на прекрасный балет и уверили ребенка, что эта грация, что это музыкальное сочетание движений с звуками — обыкновенная жизнь; они приготовили своего рода нравственного Каспара Гаузера.
— Да! здесь нет никого, кроме Юрия Дмитрича Милославского и законной его супруги, боярыни Милославской! Вот они! — прибавил священник,
показывая на новобрачных, которые в венцах и держа друг друга за руку вышли
на паперть и стали возле своего защитника. — Православные! — продолжал отец Еремей, не давая образумиться удивленной
толпе. — Вы видите, они обвенчаны, а кого господь сочетал
на небеси, тех
на земле человек разлучить не может!
Толпа народа, провожавшая молодых, ежеминутно увеличивалась: старики, женщины и дети выбегали из хижин;
на всех лицах изображалось нетерпеливое ожидание; полуодетые, босые ребятишки, дрожа от страха и холода, забегали вперед и робко посматривали
на колдуна, который, приближаясь к дому новобрачных, останавливался
на каждом шагу и смотрел внимательно кругом себя,
показывая приметное беспокойство.
Он осматривал с большим любопытством все ближайшие окрестности монастырские и
показывал толпе, которая всюду за ним следовала, те места,
на которых стояли некогда войска панов Сапеги и Лисовского.
— Да! — возразил Зарядьев, — много бы мы наделали с ними дела. Эх, братец! Что значит этот народ? Да я с одной моей ротой загоню их всех в Москву-реку. Посмотри-ка, — продолжал он,
показывая на беспорядочные
толпы народа, которые, шумя и волнуясь, рассыпались по Красной площади. — Ну
на что годится это стадо баранов? Жмутся друг к другу, орут во все горло; а начни-ка их плутонгами, так с двух залпов ни одной души
на площади не останется.
Ужасна была эта ночь, —
толпа шумела почти до рассвета и кровавые потешные огни встретили первый луч восходящего светила; множество нищих, обезображенных кровью, вином и грязью, валялось
на поляне, иные из них уж собирались кучками и расходились; во многих местах опаленная трава и черный пепел
показывали место угасшего костра;
на некоторых деревьях висели трупы… два или три, не более…
Круг пола вертелся и
показывал в одном углу кучу неистовых, меднотрубых музыкантов; в другом — хор,
толпу разноцветных женщин с венками
на головах; в третьем
на посуде и бутылках буфета отражались огни висячих ламп, а четвёртый угол был срезан дверями, из дверей лезли люди и, вступая
на вращающийся круг, качались, падали, взмахивая руками, оглушительно хохотали, уезжая куда-то.
— Отчего? Оттого, что то, что позволено всем этим калекам (она движением головы
показала на теснившуюся вокруг нас
толпу), то не должен позволять себе он… Ну да все равно, тоска, надоело все это. Нет, не надоело, хуже. Слова не подберешь. Сенечка, давайте пить?
Выйдя
на крыльцо господского дома, он
показал пальцем
на синеющий вдали лес и сказал: «Вот какой лес продаю! сколько тут дров одних… а?» Повел меня в сенной сарай, дергал и мял в руках сено, словно желая убедить меня в его доброте, и говорил при этом: «Этого сена хватит до нового с излишечком, а сено-то какое — овса не нужно!» Повел
на мельницу, которая, словно нарочно, была
на этот раз в полном ходу, действуя всеми тремя поставами, и говорил: «здесь сторона хлебная — никогда мельница не стоит! а ежели еще маслобойку да крупорушку устроите, так у вас такая
толпа завсегда будет, что и не продерешься!» Сделал вместе со мной по сугробам небольшое путешествие вдоль по реке и говорил: «А река здесь какая — ве-се-ла-я!» И все с молитвой.
Мужик, испуганно открыв рот, исчез, а Ромась вышел
на крыльцо лавки и,
показывая полено, говорил
толпе людей...
Вытирает с лица кровь и грозит кулаком солдату, который оборачивается, смеясь, и
показывает на него другим. Ищет зачем-то Фому — но ни его, ни одного из учеников нет в
толпе провожающих. Снова чувствует усталость и тяжело передвигает ноги, внимательно разглядывая острые, белые, рассыпающиеся камешки.
Я вспомнила слова нашего «маэстро»: «Театр должен оздоравливать
толпу, их тело и душу, наглядно,
на примерах
показывать ей лучшие стороны жизни и порицать пороки… Давать бедным, усталым и измученным людям часы радости, покоя и сладостного отдыха от труда». И при виде этой темной
толпы бедно одетых людей в моей душе поднималось и вырастало желание играть для них, и для них только.