Катя
пошла в свою каморку за кухнею, села к открытому окну. Теплый ветерок слабо шевелил ее волосы. В саду, как невинные невесты, цвели белым своим цветом абрикосы. Чтобы отвлечься от того, что было в душе, Катя стала брать одну книгу за другою. Но, как с человеком, у которого нарывает палец, все время случается так, что он ушибается о предметы как раз этим пальцем, так было теперь и с Катей.
Неточные совпадения
Оставя жандармов внизу, молодой человек второй раз
пошел на чердак; осматривая внимательно, он увидел небольшую дверь, которая вела к чулану или к какой-нибудь
каморке; дверь была заперта изнутри, он толкнул ее ногой, она отворилась — и высокая женщина, красивая собой, стояла перед ней; она молча указывала ему на мужчину, державшего
в своих руках девочку лет двенадцати, почти без памяти.
Матушка волновалась, а Сатир жил себе втихомолку
в каморке, занимаясь
своим обычным делом. Чтобы пребывание его
в Малиновце было не совсем без пользы для дома, матушка
посылала ему бумагу и приказывала ему тетрадки для детей сшивать и разлиновывать. Но труд был так ничтожен, что не только не удовлетворял барыню, но еще более волновал ее.
Старики ссорились часа два, а когда Татьяна Власьевна
пошла к себе
в комнаты,
каморка Ариши была уже пуста: схватив
своего Степушку и накинув на плечи Нюшину заячью шубейку, она
в одних башмаках на босу ногу убежала из брагинского дома.
Он был владельцем канатного завода, имел
в городе у пристаней лавочку.
В этой лавочке, до потолка заваленной канатом, веревкой, пенькой и паклей, у него была маленькая
каморка со стеклянной скрипучей дверью.
В каморке стоял большой, старый, уродливый стол, перед ним — глубокое кресло, и
в нем Маякин сидел целыми днями, попивая чай, читая «Московские ведомости». Среди купечества он пользовался уважением,
славой «мозгового» человека и очень любил ставить на вид древность
своей породы, говоря сиплым голосом...
Герасим постоял, поглядел на нее, махнул рукой, усмехнулся и
пошел, тяжело ступая,
в свою каморку.
— Поет, прыгает… кровь-то, известное дело, играет
в ней. Кто первый подвернется… Я небось вижу от себя, из
своей каморки… что ни день — они ее толкают и толкают
в самую-то хлябь. И все прахом
пойдет. Горбунья и братца-то по миру пустит, только бы ей властвовать. А у него, у Ивана-то Захарыча, голова-то, сами, чай, изволите видеть, не больно большой умственности.
Егор Никифоров, между тем, думая, что Марья Петровна спит, вылез
в окно из
своей каморки и
пошел к саду, полукругом окаймлявшему высокий дом.