Неточные совпадения
Сереже было слишком весело, слишком всё было счастливо, чтоб он мог не
поделиться со
своим другом швейцаром еще семейною радостью, про которую он узнал на гулянье в Летнем Саду от племянницы графини Лидии Ивановны. Радость эта особенно важна казалась ему по совпадению с радостью чиновника и
своей радостью о том, что принесли игрушки. Сереже казалось, что нынче такой день, в который все должны быть рады и веселы.
Чужие и
свои победы,
Надежды, шалости, мечты.
Текут невинные беседы
С прикрасой легкой клеветы.
Потом, в отплату лепетанья,
Ее сердечного признанья
Умильно требуют оне.
Но Таня, точно как во сне,
Их речи слышит без участья,
Не понимает ничего,
И тайну сердца
своего,
Заветный клад и слез и счастья,
Хранит безмолвно между тем
И им не
делится ни с кем.
Мечты эти были так ясны, что я не мог заснуть от сладостного волнения, и мне хотелось
поделиться с кем-нибудь избытком
своего счастия.
Я решительно не могу объяснить себе жестокости
своего поступка. Как я не подошел к нему, не защитил и не утешил его? Куда
девалось чувство сострадания, заставлявшее меня, бывало, плакать навзрыд при виде выброшенного из гнезда галчонка или щенка, которого несут, чтобы кинуть за забор, или курицы, которую несет поваренок для супа?
Уходя к
своему полку, Тарас думал и не мог придумать, куда
девался Андрий: полонили ли его вместе с другими и связали сонного? Только нет, не таков Андрий, чтобы отдался живым в плен. Между убитыми козаками тоже не было его видно. Задумался крепко Тарас и шел перед полком, не слыша, что его давно называл кто-то по имени.
Вернее всего было то, что один из них что-то украл и даже успел тут же продать какому-то подвернувшемуся жиду; но, продав, не захотел
поделиться с
своим товарищем.
Чувство бесконечного отвращения, начинавшее давить и мутить его сердце еще в то время, как он только шел к старухе, достигло теперь такого размера и так ярко выяснилось, что он не знал, куда
деться от тоски
своей.
Понемногу она стала привыкать к нему, но все еще робела в его присутствии, как вдруг ее мать, Арина, умерла от холеры. Куда было
деваться Фенечке? Она наследовала от
своей матери любовь к порядку, рассудительность и степенность; но она была так молода, так одинока; Николай Петрович был сам такой добрый и скромный… Остальное досказывать нечего…
— Струве, в предисловии к записке Витте о земстве, пытается испугать департамент полиции
своим предвидением ужасных жертв. Но мне кажется, что за этим предвидением скрыто предупреждение: глядите в оба, дураки! И хотя он там же советует «смириться пред историей и смирить самодержавца», но ведь это надобно понимать так: скорее
поделитесь с нами властью, и мы вам поможем в драке…
— Останьтесь, останьтесь! — пристала и Марфенька, вцепившись ему в плечо. Вера ничего не говорила, зная, что он не останется, и думала только, не без грусти, узнав его характер, о том, куда он теперь
денется и куда денет
свои досуги, «таланты», которые вечно будет только чувствовать в себе и не сумеет ни угадать
своего собственного таланта, ни остановиться на нем и приспособить его к делу.
Пришло время расставаться, товарищи постепенно уезжали один за другим. Леонтий оглядывался с беспокойством, замечал пустоту и тосковал, не зная, по непрактичности
своей, что с собой делать, куда
деваться.
У него в голове было
свое царство цифр в образах: они по-своему строились у него там, как солдаты. Он придумал им какие-то
свои знаки или физиономии, по которым они становились в ряды, слагались, множились и
делились; все фигуры их рисовались то знакомыми людьми, то походили на разных животных.
— Тогда только, — продолжал он, стараясь объяснить себе смысл ее лица, — в этом во всем и есть значение, тогда это и роскошь, и счастье. Боже мой, какое счастье! Есть ли у вас здесь такой двойник, — это другое сердце, другой ум, другая душа, и
поделились ли вы с ним, взамен взятого у него,
своей душой и
своими мыслями!.. Есть ли?
Смысл его речи, за исключением цветов красноречия, был тот, что Маслова загипнотизировала купца, вкравшись в его доверие, и, приехав в номер с ключом за деньгами, хотела сама всё взять себе, но, будучи поймана Симоном и Евфимьей, должна была
поделиться с ними. После же этого, чтобы скрыть следы
своего преступления, приехала опять с купцом в гостиницу и там отравила его.
Добрый член не сразу ответил, он взглянул на номер бумаги, которая лежала перед ним, и сложил цифры, — не удалось на три. Он загадал, что если
делится, то он согласится, но, несмотря на то, что не
делилось, он по доброте
своей согласился.
Симон Картинкин, в
свою очередь, при первом показании
своем сознался, что он вместе с Бочковой, по наущению Масловой, приехавшей с ключом из дома терпимости, похитил деньги и
поделился ими с Масловой и Бочковой.
— В тюрьме, куда меня посадили, — рассказывал Крыльцов Нехлюдову (он сидел с
своей впалой грудью на высоких нарах, облокотившись на колени, и только изредка взглядывал блестящими, лихорадочными, прекрасными, умными и добрыми глазами на Нехлюдова), — в тюрьме этой не было особой строгости: мы не только перестукивались, но и ходили по коридору, переговаривались,
делились провизией, табаком и по вечерам даже пели хором.
Да и эта единственная удача была отравлена тем, что Привалов ни с кем не мог
поделиться своей радостью.
Он рассматривал потемневшее полотно и несколько раз тяжело вздохнул: никогда еще ему не было так жаль матери, как именно теперь, и никогда он так не желал ее видеть, как в настоящую минуту. На душе было так хорошо, в голове было столько мыслей, но с кем
поделиться ими, кому открыть душу! Привалов чувствовал всем существом
своим, что его жизнь осветилась каким-то новым светом, что-то, что его мучило и давило еще так недавно, как-то отпало само собой, и будущее было так ясно, так хорошо.
А теперь, живя в городе, она не знала, куда ей
деваться со
своими досугами, и иногда сильно скучала.
Относительно
своих гостей Виктор Николаич держался таким образом: выходил, делал поклон, улыбался знакомым и, поймав кого-нибудь за пуговицу, уводил его в уголок, чтобы
поделиться последними известиями с театра европейской политики.
Говорил он о многом, казалось, хотел бы все сказать, все высказать еще раз, пред смертною минутой, изо всего недосказанного в жизни, и не поучения лишь одного ради, а как бы жаждая
поделиться радостью и восторгом
своим со всеми и вся, излиться еще раз в жизни сердцем
своим…
„Да, но куда ж в таком случае
делись деньги, если их выбрал из пакета сам Федор Павлович, в его доме при обыске не нашли?“ Во-первых, в шкатулке у него часть денег нашли, а во-вторых, он мог вынуть их еще утром, даже еще накануне, распорядиться ими иначе, выдать их, отослать, изменить, наконец,
свою мысль,
свой план действий в самом основании и при этом совсем даже не найдя нужным докладываться об этом предварительно Смердякову?
Но если отцеубийство есть предрассудок и если каждый ребенок будет допрашивать
своего отца: „Отец, зачем я должен любить тебя?“ — то что станется с нами, что станется с основами общества, куда
денется семья?
Староверы Бортниковы жили зажиточно, повинностей государственных не несли, земли распахивали мало, занимались рыболовством и соболеванием и на
свое пребывание здесь смотрели как на временное. Они не хотели, чтобы мы шли в горы, и неохотно
делились с нами сведениями об окрестностях.
Этот первобытный коммунизм всегда красной нитью проходил во всех его действиях. Трудами
своей охоты он одинаково
делился со всеми соседями независимо от национальности и себе оставлял ровно столько, сколько давал другим.
Целый день я бродил по горам и к вечеру вышел к этой фанзе. В сумерки один из казаков убил кабана. Мяса у нас было много, и потому мы
поделились с китайцами. В ответ на это хозяин фанзы принес нам овощей и свежего картофеля. Он предлагал мне
свою постель, но, опасаясь блох, которых всегда очень много в китайских жилищах, я предпочел остаться на открытом воздухе.
Тут я нашел одну старуху, которая еще помнила
свой родной язык. Я уговорил ее
поделиться со мной
своими знаниями. С трудом она могла вспомнить только 11 слов. Я записал их, они оказались принадлежащими удэгейцам. 50 лет тому назад старуха (ей тогда было 20 лет) ни одного слова не знала по-китайски, а теперь она совершенно утратила все национальное, самобытное, даже язык.
Удэгейцы задержали лодку и посоветовались между собой, затем поставили ее поперек воды и тихонько стали спускать по течению. В тот момент, когда сильная струя воды понесла лодку к скале, они ловким толчком вывели ее в новом направлении. По глазам удэгейцев я увидел, что мы подверглись большой опасности. Спокойнее всех был Дерсу. Я
поделился с ним
своими впечатлениями.
Сына я не балую, да и не в состоянии баловать, хотя бы и хотела; однако сами изволите знать: офицеру гвардии нужно содержать себя приличным образом, и я с Ванюшей
делюсь как могу
своими доходишками.
Старик, о котором идет речь, был существо простое, доброе и преданное за всякую ласку, которых, вероятно, ему не много доставалось в жизни. Он делал кампанию 1812 года, грудь его была покрыта медалями, срок
свой он выслужил и остался по доброй воле, не зная, куда
деться.
Теперь он явился из третьего побега. Через час после объяснения с матушкой, на вопрос ее, куда
девался Сатир, доложили, что он в
свою каморку ушел.
Соседки расходились, и в сердце пьяницы поселялась робкая надежда. Давно, признаться, она уж начала мечтать о Михаиле Золотухине — вот бы настоящий для Клавденьки муж! — да посмотрит, посмотрит на дочку, вспомнит о покойном муже, да и задумается. Что, ежели в самом деле отец
свой страшный недуг дочери передал? что, если она умрет? Куда она тогда с
своей пьяной головой
денется? неужто хоть одну минуту такое несчастье переживет?!
Вообще сестрицы сделались чем-то вроде живых мумий; забытые, брошенные в тесную конуру, лишенные притока свежего воздуха, они даже перестали сознавать
свою беспомощность и в безмолвном отупении жили, как в гробу, в
своем обязательном убежище. Но и за это жалкое убежище они цеплялись всею силою
своих костенеющих рук. В нем, по крайней мере, было тепло… Что, ежели рассердится сестрица Анна Павловна и скажет: мне и без вас есть кого поить-кормить! куда они тогда
денутся?
И начинается путь нисхождения, чтобы помочь братьям
своим,
поделиться с ними духовными богатствами и ценностями, помочь их восхождению.
Лавчонка запиралась в одиннадцать часов, и я всегда из бани торопился не опоздать, чтобы найти время побеседовать со стариком о театре и поэзии, послушать его новые стихи,
поделиться своими.
Уже в конце восьмидесятых годов он появился в Москве и сделался постоянным сотрудником «Русских ведомостей» как переводчик, кроме того, писал в «Русской мысли». В Москве ему жить было рискованно, и он ютился по маленьким ближайшим городкам, но часто наезжал в Москву, останавливаясь у друзей. В редакции, кроме самых близких людей, мало кто знал его прошлое, но с друзьями он
делился своими воспоминаниями.
Мы
делились наперебой воспоминаниями, оба увлеченные одной темой разговора, знавшие ее каждый со
своей стороны. Говорили беспорядочно, одно слово вызывало другое, одна подробность — другую, одного человека знал один с одной стороны, другой — с другой. Слово за слово, подробность за подробностью, рисовали яркие картины и типы.
Это первый этап. Здесь производилась последняя перекличка и проверка партии, здесь принималось и
делилось подаяние между арестантами и тут же ими продавалось барышникам, которые наполняли
свои мешки калачами и булками, уплачивая за них деньги, а деньги только и ценились арестантами. Еще дороже котировалась водка, и ею барышники тоже ухитрялись ссужать партию.
— Вот проклятущие! Чужих со
своим ведром не пущают к фанталу, а за ихнее копейку выплачивай сторожу в будке. А тот с начальством
делится.
Они этому сочувствуют и в
свою очередь
делятся тем, что зреет в глубине народной мудрости.
— Молится, — с удивлением сказала одна, и, постояв еще несколько секунд, они пошли
своим путем,
делясь какими-то замечаниями. А я стоял на улице, охваченный особенным радостным предчувствием. Кажется, это была моя последняя молитва, проникнутая живой непосредственностью и цельностью настроения. Мне вспомнилась моя детская молитва о крыльях. Как я был глуп тогда… Просил, в сущности, игрушек… Теперь я знал, о чем я молился, и радостное предчувствие казалось мне ответом…
Мы перебрались на одну кровать, у самого окна, и лепились у стекол, заглядывая в эти щели, прислушиваясь к шуму и
делясь своими впечатлениями, над которыми, как огненная арка над городом, властно стояло одно значительное слово: царь!
Какой-то малыш, отпросившийся с урока в соседнем классе, пробегает мимо нашей двери, заглядывает в нее, и глаза его вспыхивают восторгом. Он
поделится новостью в
своем классе… За ним выбежит другой… В несколько минут узнает уже вся гимназия…
Иной раз он
делился своими мыслями с матерью, а иногда даже, если матери не было поблизости — с трогательным, почти детским простодушием обращался к кому-нибудь из нас, детей…
Своею мыслью я не
поделился ни с кем, даже с младшим братом.
Заветная мечта Галактиона исполнялась. У него были деньги для начала дела, а там уже все пойдет само собой. Ему ужасно хотелось
поделиться с кем-нибудь
своею радостью, и такого человека не было. По вечерам жена была пьяна, и он старался уходить из дому. Сейчас он шагал по
своему кабинету и молча переживал охватившее его радостное чувство. Да, целых четыре года работы, чтобы получить простой кредит. Но это было все, самый решительный шаг в его жизни.
По вечерам Ечкин приходил на квартиру к Галактиону и без конца говорил о
своих предприятиях. Харитина сначала к нему не выходила, а потом привыкла. Она за два месяца сильно изменилась, притихла и сделалась такою серьезной, что Ечкин проста ее не узнавал. Куда только
делась прежняя дерзость.
Устенька очень рада была Ечкину, который развлекал отца и не давал ему задумываться. Они как-то особенно близко сошлись между собой и по вечерам
делились своими планами…
Именно под этим впечатлением Галактион и отправился к Луковникову, чтобы
поделиться со стариком
своею радостью, а вместо этого получился такой разгром, какого он еще не испытывал.