Неточные совпадения
— Прошу прощенья! я, кажется, вас побеспокоил. Пожалуйте,
садитесь сюда! Прошу! — Здесь он усадил его
в кресла с некоторою даже ловкостию, как такой медведь, который уже
побывал в руках, умеет и перевертываться, и делать разные штуки на вопросы: «А покажи, Миша, как бабы парятся» или: «А как, Миша, малые ребята горох крадут?»
Но господа средней руки, что на одной станции потребуют ветчины, на другой поросенка, на третьей ломоть осетра или какую-нибудь запеканную колбасу с луком и потом как ни
в чем не
бывало садятся за стол
в какое хочешь время, и стерляжья уха с налимами и молоками шипит и ворчит у них меж зубами, заедаемая расстегаем или кулебякой с сомовьим плёсом, [Сомовий плёс — «хвост у сома, весь из жира».
«Не спится, няня: здесь так душно!
Открой окно да
сядь ко мне». —
«Что, Таня, что с тобой?» — «Мне скучно,
Поговорим о старине». —
«О чем же, Таня? Я,
бывало,
Хранила
в памяти не мало
Старинных былей, небылиц
Про злых духов и про девиц;
А нынче всё мне тёмно, Таня:
Что знала, то забыла. Да,
Пришла худая череда!
Зашибло…» — «Расскажи мне, няня,
Про ваши старые года:
Была ты влюблена тогда...
Но только Обломов ожил, только появилась у него добрая улыбка, только он начал смотреть на нее по-прежнему ласково, заглядывать к ней
в дверь и шутить — она опять пополнела, опять хозяйство ее пошло живо, бодро, весело, с маленьким оригинальным оттенком:
бывало, она движется целый день, как хорошо устроенная машина, стройно, правильно, ходит плавно, говорит ни тихо, ни громко, намелет кофе, наколет сахару, просеет что-нибудь,
сядет за шитье, игла у ней ходит мерно, как часовая стрелка; потом она встанет, не суетясь; там остановится на полдороге
в кухню, отворит шкаф, вынет что-нибудь, отнесет — все, как машина.
Ты забыл, что,
бывало,
в молодости, когда ты приносил бумаги из палаты к моему отцу, ты при мне
сесть не смел и по праздникам получал не раз из моих рук подарки.
Все это неслось у ней
в голове, и она то хваталась опять за перо и бросала, то думала пойти сама, отыскать его, сказать ему все это, отвернуться и уйти — и она бралась за мантилью, за косынку, как,
бывало, когда торопилась к обрыву. И теперь, как тогда, руки напрасно искали мантилью, косынку. Все выпадало из рук, и она, обессиленная,
садилась на диван и не знала, что делать.
Может, я очень худо сделал, что
сел писать: внутри безмерно больше остается, чем то, что выходит
в словах. Ваша мысль, хотя бы и дурная, пока при вас, — всегда глубже, а на словах — смешнее и бесчестнее. Версилов мне сказал, что совсем обратное тому
бывает только у скверных людей. Те только лгут, им легко; а я стараюсь писать всю правду: это ужасно трудно!
Я видел, с каким мучением и с каким потерянным взглядом обернулся было князь на миг к Стебелькову; но Стебельков вынес взгляд как ни
в чем не
бывало и, нисколько не думая стушевываться, развязно
сел на диван и начал рукой ерошить свои волосы, вероятно
в знак независимости.
Нас попросили отдохнуть и выпить чашку чаю
в ожидании, пока будет готов обед. Ну, слава Богу! мы среди живых людей: здесь едят. Японский обед! С какой жадностью читал я,
бывало, описание чужих обедов, то есть чужих народов, вникал во все мелочи, говорил, помните, и вам, как бы желал пообедать у китайцев, у японцев! И вот и эта мечта моя исполнилась. Я pique-assiette [блюдолиз, прихлебатель — фр.] от Лондона до Едо. Что будет, как подадут, как
сядут — все это занимало нас.
Они сами чувствовали это, и все трое, как бы смущенные своим величием, поспешно и скромно опуская глаза,
сели на свои резные кресла за покрытый зеленым сукном стол, на котором возвышался треугольный инструмент с орлом, стеклянные вазы,
в которых
бывают в буфетах конфеты, чернильница, перья, и лежала бумага чистая и прекрасная и вновь очиненные карандаши разных размеров.
В тот день, когда на выходе с этапа произошло столкновение конвойного офицера с арестантами из-за ребенка, Нехлюдов, ночевавший на постоялом дворе, проснулся поздно и еще засиделся за письмами, которые он готовил к губернскому городу, так что выехал с постоялого двора позднее обыкновенного и не обогнал партию дорогой, как это
бывало прежде, а приехал
в село, возле которого был полуэтап, уже сумерками.
Зайдет она,
бывало,
в богатую лавку,
садится, тут дорогой товар лежит, тут и деньги, хозяева никогда ее не остерегаются, знают, что хоть тысячи выложи при ней денег и забудь, она из них не возьмет ни копейки.
Выйдет,
бывало, на двор,
сядет в кресла и прикажет голубков поднять; а кругом, на крышах, люди стоят с ружьями против ястребов.
Бывало,
сядет она против гостя, обопрется тихонько на локоть и с таким участием смотрит ему
в глаза, так дружелюбно улыбается, что гостю невольно
в голову придет мысль: «Какая же ты славная женщина, Татьяна Борисовна!
Знала Вера Павловна, что это гадкое поветрие еще неотвратимо носится по городам и
селам и хватает жертвы даже из самых заботливых рук; — но ведь это еще плохое утешение, когда знаешь только, что «я
в твоей беде не виновата, и ты, мой друг,
в ней не виновата»; все-таки каждая из этих обыкновенных историй приносила Вере Павловне много огорчения, а еще гораздо больше дела: иногда нужно
бывало искать, чтобы помочь; чаще искать не было нужды, надобно было только помогать: успокоить, восстановлять бодрость, восстановлять гордость, вразумлять, что «перестань плакать, — как перестанешь, так и не о чем будет плакать».
— Да вот как, ваше сиятельство:
бывало, увидит он,
села на стену муха: вы смеетесь, графиня? Ей-богу, правда.
Бывало, увидит муху и кричит: Кузька, пистолет! Кузька и несет ему заряженный пистолет. Он хлоп, и вдавит муху
в стену!
«Голландия не погибнет, — сказал Вильгельм Оранский
в страшную годину, — она
сядет на корабли и уедет куда-нибудь
в Азию, а здесь мы спустим плотины». Вот какие народы
бывают свободны.
Когда они все
бывали в сборе
в Москве и
садились за свой простой обед, старушка была вне себя от радости, ходила около стола, хлопотала и, вдруг останавливаясь, смотрела на свою молодежь с такою гордостью, с таким счастием и потом поднимала на меня глаза, как будто спрашивая: «Не правда ли, как они хороши?» Как
в эти минуты мне хотелось броситься ей на шею, поцеловать ее руку. И к тому же они действительно все были даже наружно очень красивы.
Далеко ли отсюда до города, а отпустишь,
бывало, покойницу Леночку к знакомым вечером повеселиться: «Я, маменька,
в одиннадцать часов возвращусь», — а я уж с десяти часов
сяду у окна да и сижу.
Вдова начала громко жаловаться на судьбу. Все у них при покойном муже было: и чай, и ром, и вино, и закуски… А лошади какие были, особливо тройка одна! Эту тройку покойный муж целых два года подбирал и наконец
в именины подарил ей… Она сама,
бывало, и правит ею. Соберутся соседи, заложат тележку,
сядет человека четыре кавалеров, кто прямо, кто сбоку, и поедут кататься. Шибко-шибко. Кавалеры,
бывало, трусят, кричат: «Тише, Калерия Степановна, тише!» — а она нарочно все шибче да шибче…
— Нет, башкиры. Башкиро-мещеряцкое войско такое есть; как завладели спервоначалу землей, так и теперь она считается ихняя. Границ нет, межеванья отроду не
бывало; сколько глазом ни окинешь — все башкирам принадлежит.
В последнее, впрочем, время и помещики, которые поумнее, заглядывать
в ту сторону стали. Сколько уж участков к ним отошло;
поселят крестьян, да хозяйство и разводят.
Старик Колобов зажился
в Заполье. Он точно обыскивал весь город. Все-то ему нужно было видеть, со всеми поговорить, везде
побывать. Сначала все дивились чудному старику, а потом привыкли. Город нравился Колобову, а еще больше нравилась река Ключевая. По утрам он почти каждый день уходил купаться, а потом
садился на бережок и проводил целые часы
в каком-то созерцательном настроении. Ах, хороша река, настоящая кормилица.
Это
бывает в исходе июля и
в августе; тогда они делаются так жирны, что, не видевши, трудно поверить: летают очень тяжело и скоро опять
садятся.
Стрельба тетеревов раннею весною незначительна; она прекращается, когда курочки
сядут на гнезда, а косачи спрячутся
в лесные овраги и другие крепкие места, что
бывает в исходе мая.
На небольшую речку утки, по многочисленности своей, уже не
садятся, как
бывало прежде, и я употреблял с пользою, даже
в продолжение всего октября, следующее средство: я сбивал с широких прудов утиные стаи ружейными выстрелами и не давал им
садиться, когда они, сделав несколько кругов, опускались опять на середину пруда.
Рябчики
в начале мая
садятся на гнезда, которые вьют весьма незатейливо, всегда
в лесу на голой земле, из сухой травы, древесных листьев и даже мелких тоненьких прутиков; тока у них
бывают в марте; самка кладет от десяти до пятнадцати яиц; она сидит на них одна, без участия самца,
в продолжение трех недель; молодые очень скоро начинают бегать; до совершенного их возраста матка держится с ними предпочтительно
в частом и даже мелком лесу, по оврагам, около лесных речек и ручьев.
— Святыми
бывают после смерти, когда чудеса явятся, а живых подвижников видывала… Удостоилась видеть схимника Паисия, который спасался на горе Нудихе. Я тогда
в скитах жила… Ну,
в лесу его и встретила: прошел от меня этак будет как через улицу. Борода уж не седая, а совсем желтая, глаза опущены, — идет и молитву творит. Потом уж он
в затвор
сел и не показывался никому до самой смерти… Как я его увидела, так со страху чуть не умерла.
«Да, — думал доктор, —
в этой сторонушке на каких вздумаешь крыльях летать, летать просторно, только
бывает, что
сесть некуда».
Я не мог,
бывало, дождаться того времени, когда дядя
сядет за стол у себя
в комнате, на котором стояли уже стакан с водой и чистая фаянсовая тарелка, заранее мною приготовленная.
Обыкновенно это
бывало после охоты, когда он, переодевшись
в сухое платье и белье,
садился на диван
в гостиной и закуривал свою большую пенковую трубку.
Вихров почти наизусть выучил всю эту дорогу: вот пройдет мимо гумен Воздвиженского и по ровной глинистой дороге начнет подниматься на небольшой взлобок, с которого ненадолго
бывает видно необыкновенно красивую колокольню
села Богоявления; потом путь идет под гору к небольшому мостику, от которого невдалеке растут две очень ветвистые березы; затем опять надо идти
в гору.
Войдет,
бывало,
в занятую мною комнату,
сядет, покуда я закусываю, у стола против меня и начнет экзаменовать.
Когда его увели, она
села на лавку и, закрыв глаза, тихо завыла. Опираясь спиной о стену, как,
бывало, делал ее муж, туго связанная тоской и обидным сознанием своего бессилия, она, закинув голову, выла долго и однотонно, выливая
в этих звуках боль раненого сердца. А перед нею неподвижным пятном стояло желтое лицо с редкими усами, и прищуренные глаза смотрели с удовольствием.
В груди ее черным клубком свивалось ожесточение и злоба на людей, которые отнимают у матери сына за то, что сын ищет правду.
Вдыхая полной грудью сладкий воздух, они шли не быстрой, но спорой походкой, и матери казалось, что она идет на богомолье. Ей вспоминалось детство и та хорошая радость, с которой она,
бывало, ходила из
села на праздник
в дальний монастырь к чудотворной иконе.
Я
садилась куда-нибудь
в уголок за книжку — смирно, тихо, пошевелиться,
бывало, не смею.
Вот-с эта же самая Варсонофия уведомила меня месяца с два тому назад, что к Мавре Кузьмовне какой-то купчина московский участил ездить и что свиданья у них
бывают на дому у ней, Варсонофии,
в селе версты за три отсюда.
— Так, дружище, так… Ну, однако, мы теперича на твой счет и сыти и пьяни… выходит, треба есть нам соснуть. Я пойду, лягу
в карете, а вы, мадамы, как будет все готово, можете легонько прийти и
сесть… Только, чур, не будить меня, потому что я спросоньев лют
бываю! А ты, Иван Онуфрич, уж так и быть,
в кибитке тело свое белое маленько попротряси.
Слух у нас был, будто она с старцами дружбу водит, которые неподалеку от нас
в лесах спасались; старцы были всё молодые да здоровенные, зачастую к нам на
село за подаяньем прихаживали, и всё,
бывало, у ней становятся.
Забиякин. А что вы думаете? может быть, и
в самом деле изъян… это
бывает! Я помню, как-то из Пермской губернии проезжали здесь, мещанина показывали, с лишком трех аршин-с. Так вы не поверите… точный ребенок-с! до того уж, знаете, велик, что стоять не
в силах. Постоит-постоит для примеру — да и
сядет: собственная это, знаете, тяжесть-то его так давит.
Вот и у нас председатель такой был;
сядет,
бывало,
в карты играть — ступить не умеет.
Он сам как будто опустел.
Садился на мокрую скамейку, и думал, и думал. Как ни резонно решили они с теткой Афимьей, что
в их звании завсегда так
бывает, но срам до того был осязателен, что давил ему горло. Временами он доходил почти до бешенства, но не на самый срам, а на то, что мысль о нем неотступно преследует его.
Очень они мне нравились: особенно,
бывало, когда голубь ночью воркует, так это приятно слушать, а днем они между лошадей летают и
в ясли
садятся, корм клюют и сами с собою целуются…
— Да-с, так вот сидим мы однажды с деточками
в классе и переводим:"время, нами переживаемое"… И вдруг — инспектор-с. Посидел, послушал. А я вот этой случайности-то и не предвидел-с. Только прихожу после урока домой,
сел обедать — смотрю: пакет! Пожалуйте! Являюсь."Вы
в Пинеге
бывали?" — Не бывал-с. — "Так вот познакомьтесь". Я было туда-сюда: за что? — "Так вы не знаете? Это мне нравится! Он… не знает! Стыдитесь, сударь! не увеличивайте вашей вины нераскаянностью!"
— Нет-с: по праздникам господа, как соберутся иногда, так, не дай бог как едят! Поедут
в какой-нибудь немецкий трактир, да рублей сто, слышь, и проедят. А пьют что — боже упаси! хуже нашего брата! Вот,
бывало, у Петра Иваныча соберутся гости:
сядут за стол часу
в шестом, а встанут утром
в четвертом часу.
И
в этот день, когда граф уже ушел, Александр старался улучить минуту, чтобы поговорить с Наденькой наедине. Чего он не делал? Взял книгу, которою она,
бывало, вызывала его
в сад от матери, показал ей и пошел к берегу, думая: вот сейчас прибежит. Ждал, ждал — нейдет. Он воротился
в комнату. Она сама читала книгу и не взглянула на него. Он
сел подле нее. Она не поднимала глаз, потом спросила бегло, мимоходом, занимается ли он литературой, не вышло ли чего-нибудь нового? О прошлом ни слова.
Было около половины девятого, когда мы
сели вдвоем
в сибирку с двумя болванами. Мы игроки почти ровной силы, но Глумов не обращает внимания, а я — обращаю. Поэтому игры
бывают преинтересные. Глумов горячится, не рассчитывает игры, а хочет сразу ее угадать — и попадает впросак; а я, разумеется, этим пользуюсь и записываю штраф.
В Кашине я, впрочем, не
бывал, но и
в нашем, сравнительно угрюмом, Калязинском уезде прорывались веселые центры, напр., на Хотче и,
в особенности,
в селе Воскресенском, где жило до семи помещичьих семей, которые, несмотря на скудные средства, ничем другим не занимались, кроме хлебосольства.
Семен Иваныч (встает и бравирует, как будто хочет сказать, что он и не
в таких переделках
бывал).
В практике кашинского окружного суда установился прецедент… (Краснеет и
садится.)
— Должно быть, князь. Но
садись, слушай далее.
В другой раз Иван Васильевич, упившись, начал (и подумать срамно!) с своими любимцами
в личинах плясать. Тут был боярин князь Михаило Репнин. Он заплакал с горести. Царь давай и на него личину надевать. «Нет! — сказал Репнин, — не
бывать тому, чтобы я посрамил сан свой боярский!» — и растоптал личину ногами. Дней пять спустя убит он по царскому указу во храме божием!
Неслышно отворит,
бывало, дверь маменькиной комнаты, неслышно прокрадется
в уголок,
сядет и, словно очарованный, не сводит глаз с маменьки, покуда она пишет или возится со счетами.