Неточные совпадения
Коляска остановилась перед деревянным же одноэтажным домом темно-серого цвета, с
белыми барельефчиками над окнами, с высокою деревянною решеткою перед самыми окнами и узеньким палисадником, за решеткою которого находившиеся тоненькие деревца
побелели от никогда не сходившей с них городской
пыли.
Нехлюдов уже хотел пройти в первую дверь, когда из другой двери, согнувшись, с веником в руке, которым она подвигала к печке большую кучу сора и
пыли, вышла Маслова. Она была в
белой кофте, подтыканной юбке и чулках. Голова ее по самые брови была
от пыли повязана
белым платком. Увидав Нехлюдова, она разогнулась и, вся красная и оживленная, положила веник и, обтерев руки об юбку, прямо остановилась перед ним.
Сразу
от бивака начинался подъем. Чем выше мы взбирались в гору, тем больше было снега. На самом перевале он был по колено. Темно-зеленый хвойный лес оделся в
белый убор и
от этого имел праздничный вид. Отяжелевшие
от снега ветви елей пригнулись книзу и в таком напряжении находились до тех пор, пока случайно упавшая сверху веточка или еловая шишка не стряхивала пышные
белые комья, обдавая проходящих мимо людей холодной снежной
пылью.
Долго находился я в совершенном изумлении, разглядывая такие чудеса и вспоминая, что я видел что-то подобное в детских игрушках; долго простояли мы в мельничном амбаре, где какой-то старик, дряхлый и сгорбленный, которого называли засыпкой, седой и хворый, молол всякое хлебное ухвостье для посыпки господским лошадям; он был весь
белый от мучной
пыли; я начал было расспрашивать его, но, заметя, что он часто и задыхаясь кашлял, что привело меня в жалость, я обратился с остальными вопросами к отцу: противный Мироныч и тут беспрестанно вмешивался, хотя мне не хотелось его слушать.
Они не подали друг другу рук, а только притронулись к козырькам. Но когда Ромашов глядел на удаляющийся в
пыли белый крепкий затылок Николаева, он вдруг почувствовал себя таким оставленным всем миром и таким внезапно одиноким, как будто
от его жизни только что отрезали что-то самое большое, самое главное.
Его одежда, когда-то, вероятно, черная, теперь стала серой
от солнца, едкой
белой пыли и многочисленных ржавых пятен.
А по сю сторону реки стояла старушка, в
белом чепце и
белом капоте; опираясь на руку горничной, она махала платком, тяжелым и мокрым
от слез, человеку, высунувшемуся из дормеза, и он махал платком, — дорога шла немного вправо; когда карета заворотила туда, видна была только задняя сторона, но и ее скоро закрыло облаком
пыли, и
пыль эта рассеялась, и, кроме дороги, ничего не было видно, а старушка все еще стояла, поднимаясь на цыпочки и стараясь что-то разглядеть.
Солнце пекло смертно. Пылища какая-то
белая, мелкая, как мука, слепит глаза по пустым немощеным улицам, где на заборах и крышах сидят вороны. Никогошеньки. Окна
от жары завешены. Кое-где в тени возле стен отлеживаются в
пыли оборванцы.
Пока Вася отряхивался, я смахнул
пыль с сундука. Он был
белый, кожаный, с китайской надписью. Я и Вася, взявшись за медные ручки сундука, совершенно легкого, потащили его по лестнице, причем Вася обернул его ручку бумажкой и держал руку на отлете, чтобы костюмом не коснуться ноши. За стеной, отделявшей
от кладовки наши актерские номерки, в испуге неистово лаяла Леберка, потревоженная неслыханным никогда грохотом. Я представил себе, как она лает, поджав свой «прут», как называют охотники хвост у понтера.
Дрожит
от того хохота старая мельница, так что из щелей мучная
пыль пылит, в лесу всякая лесная нежить, а в воде водяная — проснулись, забегали, показывается кто тенью из лесу, кто неясною марой на воде; заходил и омут, закурился-задымился
белым туманом, и пошли по нем круги.
Но так как
от ветхости с них, очевидно, много раз отваливалась штукатурка и
белили их по образовавшимся неровностям, то все они были как-то пестры и грязны, на неровностях и выступах сидела траурными темными каемками густая
пыль.
По ней шла девочка лет семи, чисто одетая, с красным и вспухшим
от слёз лицом, которое она то и дело вытирала подолом
белой юбки. Шла она медленно, шаркая босыми ногами по дороге, вздымая густую
пыль, и, очевидно, не знала, куда и зачем идёт. У неё были большие чёрные глаза, теперь — обиженные, грустные и влажные, маленькие, тонкие, розовые ушки шаловливо выглядывали из прядей каштановых волос, растрёпанных и падавших ей на лоб, щёки и плечи.
— Степаныч! Алексей Степаныч! — будил его Никита,
белый от мучной
пыли, въевшейся в лицо и полушубок. — Буде спать-то! Невесту проспишь.
Темнело. В воздухе томило, с юга медленно поднимались тучи. Легкая
пыль пробегала по широкой и
белой Дворцовой площади, быстро проносилась коляска, упруго прыгая на шинах. Александра Михайловна перешла Дворцовый мост, Биржевой. По берегу Малой Невы пошли бульвары. Под густою листвою пахло травою и лесом,
от каналов тянуло запахом стоячей воды. В полутьме слышался сдержанный смех, стояли смутные шорохи, чуялись любовь и счастье.
Лица солдат были серые
от бессонной ночи и
пыли. Солдат с
белыми усиками радостно говорил...