Неточные совпадения
Из сумрака выскочил,
побежал к столу лысый человечек, с рыжеватой реденькой бородкой, — он тащил за руку
женщину в клетчатой юбке, красной кофте, в пестром платке на плечах.
Да, было нечто явно шаржированное и кошмарное в том, как эти полоротые бородачи, обгоняя друг друга,
бегут мимо деревянных домиков, разноголосо и крепко ругаясь, покрикивая на ошарашенных баб, сопровождаемые их непрерывными причитаниями, воем. Почти все окна домов сконфуженно закрыты, и, наверное, сквозь запыленные стекла смотрят на обезумевших людей деревни привыкшие
к спокойной жизни сытенькие
женщины, девицы, тихие старички и старушки.
Люди шли не торопясь, угрюмо оглядываясь назад, но некоторые
бежали, толкая попутчиков, и у всех был такой растерянный вид, точно никто из них не знал, зачем и куда идет он, Самгин тоже не знал этого. Впереди его шагала, пошатываясь,
женщина, без шляпки, с растрепанными волосами, она прижимала
к щеке платок, смоченный кровью; когда Самгин обогнал ее, она спросила...
Cousin, [Двоюродный брат (фр.).] который оставил ее недавно девочкой, кончил курс ученья, надел эполеты, завидя ее,
бежит к ней весело, с намерением, как прежде, потрепать ее по плечу, повертеться с ней за руки, поскакать по стульям, по диванам… вдруг, взглянув ей пристально в лицо, оробеет, отойдет смущенный и поймет, что он еще — мальчишка, а она — уже
женщина!
Он с ужасом
побежал бы от
женщины, если она вдруг прожжет его глазами или сама застонет, упадет
к нему на плечо с закрытыми глазами, потом очнется и обовьет руками шею до удушья… Это фейерверк, взрыв бочонка с порохом; а потом что? Оглушение, ослепление и опаленные волосы!
Когда наша шлюпка направилась от фрегата
к берегу, мы увидели, что из деревни бросилось
бежать множество
женщин и детей
к горам, со всеми признаками боязни. При выходе на берег мужчины толпой старались не подпускать наших
к деревне, удерживая за руки и за полы. Но им написали по-китайски, что
женщины могут быть покойны, что русские съехали затем только, чтоб посмотреть берег и погулять. Корейцы уже не мешали ходить, но только старались удалить наших от деревни.
Я не могу прикасаться
к чистому, не оскверняя;
беги меня, дитя мое, я гадкая
женщина, — не думай о свете!
Она первая ее и выдала на позор: когда в деревне услышали, что Мари воротилась, то все
побежали смотреть Мари, и чуть не вся деревня сбежалась в избу
к старухе: старики, дети,
женщины, девушки, все, такою торопливою, жадною толпой.
Про Еспера Иваныча и говорить нечего: княгиня для него была святыней, ангелом чистым, пред которым он и подумать ничего грешного не смел; и если когда-то позволил себе смелость в отношении горничной, то в отношении
женщины его круга он, вероятно,
бежал бы в пустыню от стыда, зарылся бы навеки в своих Новоселках, если бы только узнал, что она его подозревает в каких-нибудь, положим, самых возвышенных чувствах
к ней; и таким образом все дело у них разыгрывалось на разговорах, и то весьма отдаленных, о безумной, например, любви Малек-Аделя
к Матильде […любовь Малек-Аделя
к Матильде.
В сопровождении своих двух спутников взбирался он по лестнице во второй этаж — как вдруг из темного коридорчика проворными шагами вышла
женщина: лицо ее было покрыто вуалью; она остановилась перед Саниным, слегка пошатнулась, вздохнула трепетно, тотчас же
побежала вниз на улицу — и скрылась,
к великому изумлению кельнера, который объявил, что «эта дама более часа ожидала возвращения господина иностранца».
Весною я все-таки убежал: пошел утром в лавочку за хлебом
к чаю, а лавочник, продолжая при мне ссору с женой, ударил ее по лбу гирей; она выбежала на улицу и там упала; тотчас собрались люди,
женщину посадили в пролетку, повезли ее в больницу; я
побежал за извозчиком, а потом, незаметно для себя, очутился на набережной Волги, с двугривенным в руке.
Пароходик
бежал прямо
к острову, на котором стояла знакомая медная
женщина.
— Тэрти-файф, тэрти-файф (тридцать пятый), — сказал он ласково, и после этого, вполне уверенный, что с таким точным указанием нельзя уже сбиться,
побежал по своему спешному делу, а Матвей подумал, оглянулся и, подойдя
к ближайшему дому, позвонил. Дверь отворила незнакомая
женщина с лицом в морщинах и с черными буклями по бокам головы. Она что-то сердито спросила — и захлопнула дверь.
— Да помилуйте, если в вас нет искры человеколюбия, так вы, по крайней мере, сообразите, что я здесь инспектор врачебной управы, блюститель законов по медицинской части, и я-то брошу умирающую
женщину для того, чтоб
бежать к здоровой девушке, у которой мигрень, истерика или что-нибудь такое — домашняя сцена! Да это противно законам, а вы сердитесь!
Ax!.. я едва дышу… он всё
бежал за мною,
Что если бы он сорвал маску… нет,
Он не узнал меня… да и какой судьбою
Подозревать, что
женщина, которой свет
Дивится с завистью, в пылу самозабвенья
К нему на шею кинется, моля
Дать ей два сладкие мгновенья,
Не требуя любви, — но только сожаленья,
И дерзко скажет — я твоя!..
Он этой тайны вечно не узнает…
Пускай… я не хочу… но он желает
На память у меня какой-нибудь предмет,
Кольцо… что делать… риск ужасный!
— Ахти! — вскричала одна из
женщин. — Что это с молодцом сделалось? Никак, он полоумный… Смотри-ка, дедушка, как он пустился от нас
бежать! Прямехонько
к Волге… Ах, господи боже мой! Долго ли до греха! Как сдуру-то нырнет в воду, так и поминай как звали!
— Не миновать. Человек слаб,
женщина сильна, случай всесилен, примириться с бесцветною жизнью трудно, вполне себя позабыть невозможно… А тут красота и участие, тут теплота и свет, — где же противиться? И
побежишь, как ребенок
к няньке. Ну, а потом, конечно, холод, и мрак, и пустота… как следует.
И когда я долго смотрю на длинный полосатый ковер, который тянется через весь коридор, мне приходит на мысль, что в жизни этой
женщины я играю странную, вероятно, фальшивую роль и что уже не в моих силах изменить эту роль; я
бегу к себе в номер, падаю на постель и думаю, думаю и не могу ничего придумать, и для меня ясно только, что мне хочется жить и что чем некрасивее, суше и черствее становится ее лицо, тем она ближе ко мне и тем сильнее и больней я чувствую наше родство.
Вино и брага приметно распоряжали их словами и мыслями; они приметно позволяли себе больше вольностей, чем обыкновенно, и
женщины были приметно снисходительней; но оставим буйную молодежь и послушаем об чем говорили воинственные пришельцы с седобородыми старшинами? — отгадать не трудно!.. они требовали выдачи господ; а крестьяне утверждали и клялись, что господа скрылись,
бежали; увы!
к несчастию казаки были об них слишком хорошего мнения! они не хотели даже слышать этого, и урядник уже поднимал свою толстую плеть над головою старосты, и его товарищи уж произносили слово пытка; между тем некоторые из них отправились на барский двор и вскоре возвратились, таща приказчика на аркане.
На другое утро торжественно отнес ей свою — как бы назвать по-ученому? — не песнь… ну, эпиграмму. Она прочла, и при первых строчках изменилась в лице, бумагу изодрала, — а у меня и копии не осталось
побежала к новой моей родительнице: но та, спасибо ей! была
женщина умная и с рассудком; она, не захотевши знать, за что мы поссорились, приказала нам помириться и так уладила все дело.
Зато он Вязовнину не давал покою; правда, он ни разу не произнес перед ним тех обидно-раздражающих, ненужных и самодовольных слов: «Ведь я тебе это все наперед предсказывал!» — тех слов, которые, заметим кстати, самые лучшие
женщины, в мгновение самого горячего участия, не могут не выговорить; но он беспощадно нападал на Бориса Андреича за его равнодушие и хандру и раз довел его до того, что он
побежал к Верочке и с беспокойством стал оглядывать и расспрашивать ее.
Платонов (выпивает). Не буду я пьян… Буду помнить, моя мать, моя хорошая фея!.. Никогда не забуду! Смейся, развитая, светлоголовая
женщина! Завтра я
бегу отсюда,
бегу от самого себя, сам не знаю куда,
бегу к новой жизни! Знаю я, что такое эта новая жизнь!
— Что это, что? — спрашиваю я, выбегая на солнце, у дворовой
женщины, которая, охая,
бежит мимо меня. Она только оглядывается, взмахивает руками и
бежит дальше. Но вот и стопятилетняя старуха Матрена, придерживая рукою платок, сбивающийся с головы, подпрыгивая и волоча одну ногу в шерстяном чулке,
бежит к пруду. Две девочки
бегут, держась друг за друга, и десятилетний мальчишка, в отцовском сюртуке, держась за посконную юбку одной из них, поспешает сзади...
Катерина Астафьевна бросалась то на огород, то за ворота, крича: «Ах, господи, ах, Николай угодник, что делать?» Синтянина же, решив взять ни на что несмотря больного
к себе,
побежала в кухню искать слугу Подозерова, а когда обе эти
женщины снова столкнулись друг с другом, вбегая на крыльцо, вопрос уже был решен без всякого их участия.
Колпаков не стеснялся ни подруг Паши, ни почтальонов, но на всякий случай взял в охапку свое платье и пошел в смежную комнату, а Паша
побежала отворять дверь.
К ее великому удивлению, на пороге стоял не почтальон и не подруга, а какая-то незнакомая
женщина, молодая, красивая, благородно одетая и, по всем видимостям, из порядочных.
Вера Игнатьевна. Как никто — а прислуга? Ты посмотри сейчас, что на кухне делается. Сюда-то боятся идти; Саша уж за дворником хотела
бежать, да я ее не пустила: куда, говорю, дура, тебе это послышалось! Завтра же
к отцу в деревню уеду, завтра же! Всегда я тебе говорила, Горя, что она плохая
женщина…
А мальчик как только пригнал вечером в село стадо козлят, так сейчас же рассказал своей матери, что видел на скале старика, а Пастухова мать пошла на колодец и стала о том говорить другим
женщинам, и так сделалось известно людям о новом столпнике, и люди из села
побежали к Ермию и принесли ему чечевицы и бобов больше, чем он мог съесть. Так и пошло далее.
На тропинке показалась
женщина в выцветшем голубом платочке, с котомкою за плечами. Она
бежала, согнувшись и опустив голову, обливаемая дождем; ветер трепал мокрую юбку, липнувшую
к ногам. Путница через лужи добежала до нашей сторожки и, охая, вошла в сенцы.
— У страха глаза велики, ваше величество! Поверите ли? всю ночь проохала и простонала белугой, так что семья хоть
беги вон, — отвечал стоявший за стулом; потом, обратясь
к женщине, ласково сказал: — Чего бояться, дурочка? только махнет батюшка Петр Алексеевич своею легкою ручкою, так болесть, как с гуся вода.
— Быть может, — снова начала она, — я виновата перед вами, что не предупредила сначала, кто вас здесь ожидает, но насколько я вас знаю, по рассказам вы — дикарь. Письмо от такой
женщины, как я, вас не привлекло бы, напротив, оно заставило бы вас
бежать от нее. Вот почему я прибегла
к средству, в верности которого не сомневалась, и вызвала вас именем нашего общего друга графа Белавина.
Женщина услыхала их. Как стрела пустилась она
бежать к дому, но выбежав из лесу на дорогу, вдруг столкнулась с двумя прохожими.
—
Бежать,
бежать… Куда-нибудь… Но совсем… Такую пытку вынести мне не по силам… Я сохраню
к Маше в моей душе чистое, светлое чувство… Клянусь, что ни одну
женщину я не прижму отныне
к моей груди… Не прижму и ее, так как я теперь недостоин ее…
Уже смеркалось, когда князь Андрей и Пьер подъехали
к главному подъезду Лысогорского дома. В то время как они подъезжали, князь Андрей с улыбкой обратил внимание Пьера на суматоху, происшедшую у заднего крыльца. Согнутая старушка с котомкой на спине, и невысокий мужчина в черном одеянии и с длинными волосами, увидав въезжавшую коляску, бросились
бежать назад в ворота. Две
женщины выбежали за ними, и все четверо, оглядываясь на коляску, испуганно вбежали на заднее крыльцо.