С больной головой, разбитый и мрачный, он трясся в телеге и чувствовал в груди мерзкий, горький осадок после четырёхдневного кутежа. Представляя себе, как жена встретит его и запоёт: «Что, батюшка, снова сорвался с цепи-то?» и начнёт говорить о летах, седой бороде, детях, стыде, о своей несчастной жизни, — Тихон Павлович сжимался и озлобленно
плевал на дорогу, глухо бормоча...
Неточные совпадения
Дорогой он мне сообщил, что его мать в сношениях с аббатом Риго, и что он это заметил, и что он
на все
плюет, и что все, что они говорят про причастие, — вздор.
— Выпей, боярыня! — сказал он, — теперь некого тебе бояться! Они ищут постоялого двора! Найдут ли, не найдут ли, а уж сюда не вернутся; не по такой
дороге я их послал, хе-хе! Да что ты, боярыня, винца не отведаешь? А впрочем, и не отведывай! Это вино дрянь!
Плюнь на него; я тебе другого принесу!
Я только, говорят,
дороги не знаю, а то я бы
плюнул на всех и сам к Гарибальди пошел».
Утром получил пять тысяч, а вечером такой удар, от которого я свалился. Я лежу
на большой
дороге, и пусть каждый в побежденного Гуся
плюет, как Гусь
плюет на червонцы! Тьфу, тьфу!
— Иди ко мне! Сто рублей в месяц, стол и квартиру! Честное слово! Иди! Честное слово!
Плюнь на газету — я
дороже дам!
Под селом Вереи, которое стоит
на крутом правом берегу, наша барка неожиданно села
на огрудок благодаря тому, что
дорогу нам загородила другая барка, которая здесь сидела уже второй день. Сплавщики обеих барок ругнули друг друга при таком благоприятном случае, но одной бранью омелевшей барки не снимешь. Порша особенно неистовствовал и даже
плевал в сплавщика соседней барки, выкрикивая тончайшим фальцетом...
От Бегушева Долгов уехал, уже рассчитывая
на служебное поприще, а не
на литературное. Граф Хвостиков, подметивший в нем это настроение, нарочно поехал вместе с ним и всю
дорогу старался убедить Долгова
плюнуть на подлую службу и не оставлять мысли о газете, занять денег для которой у них оставалось тысячи еще шансов, так как в Москве много богатых людей, к которым можно будет обратиться по этому делу.
— Нельзя было, душа моя. Генерал просто меня прогнал; встретил в лавках: «Что вы, говорит, сидите здесь? Я, говорит, давно для вас место приготовил». Я говорю: «Ваше превосходительство, у меня хозяйство». — «
Плюньте, говорит,
на ваше хозяйство; почтенная супруга ваша с часу
на час вас ждет», — а
на другой день даже письмо писал ко мне; жалко только, что
дорогою затерял.
Встречая Голована где бы то ни было, Фотей заступал ему
дорогу и кричал: «Долг подавай». И Голован, нимало ему не возражая, лез за пазуху и доставал оттуда медную гривну. Если же у него не случалось с собою гривны, а было менее, то Фотей, которого за пестроту его лохмотьев прозвали Горнастаем, швырял Головану недостаточную дачу назад,
плевал на него и даже бил его, швырял камнями, грязью или снегом.
— Эх, батюшка, Иван Семеныч! — уговаривал меня почтовый смотритель, толстый добряк, с которым во время частых переездов я успел завязать приятельские отношения. — Ей-богу, мой вам совет:
плюньте, не ездите к ночи. Ну их и с делами! Своя-то жизнь
дороже чужих денег. Ведь тут теперь
на сто верст кругом только и толков, что о вашем процессе да об этих деньжищах. Бакланишки, поди, уже заметались… Ночуйте!..
Следователь
плюнул и вышел из бани. За ним, повесив голову, вышел Дюковский. Оба молча сели в шарабан и поехали. Никогда в другое время
дорога не казалась им такою скучной и длинной, как в этот раз. Оба молчали. Чубиков всю
дорогу дрожал от злости, Дюковский прятал свое лицо в воротник, точно боялся, чтобы темнота и моросивший дождь не прочли стыда
на его лице.
Шилохвостов не договорил… Он вдруг беспокойно задвигался и вперил взор вперед
на дорогу. Затем он побагровел,
плюнул и откинулся
на задок.
Да я и знать его теперь не хочу, я
на пересуды его
плевать хочу, счастье моего сына
дороже мне всего.