Неточные совпадения
Не ветры веют буйные,
Не мать-земля колышется —
Шумит, поет, ругается,
Качается, валяется,
Дерется и целуется
У праздника народ!
Крестьянам показалося,
Как вышли на пригорочек,
Что все село шатается,
Что даже церковь старую
С высокой колокольнею
Шатнуло раз-другой! —
Тут трезвому, что голому,
Неловко… Наши странники
Прошлись еще по
площадиИ к вечеру покинули
Бурливое село…
Чего нет и что не грезится в голове его? он в небесах и к Шиллеру заехал в гости — и вдруг раздаются над ним, как гром, роковые слова, и видит он, что вновь очутился на
земле, и даже на Сенной
площади, и даже близ кабака, и вновь пошла по-будничному щеголять перед ним жизнь.
Он стал на колени среди
площади, поклонился до
земли и поцеловал эту грязную
землю с наслаждением и счастием. Он встал и поклонился в другой раз.
Утром, выпив кофе, он стоял у окна, точно на краю глубокой ямы, созерцая быстрое движение теней облаков и мутных пятен солнца по стенам домов, по мостовой
площади. Там, внизу, как бы подчиняясь игре света и тени, суетливо бегали коротенькие люди, сверху они казались почти кубическими, приплюснутыми к
земле, плотно покрытой грязным камнем.
На
площади становилось все тише, напряженней. Все головы поднялись вверх, глаза ожидающе смотрели в полукруглое ухо колокольни, откуда были наклонно высунуты три толстые балки с блоками в них и, проходя через блоки, спускались к
земле веревки, привязанные к ушам колокола.
— Когда-нибудь на
земле будет жить справедливое человечество, и оно, на
площадях городов своих, поставит изумительной красоты монументы и напишет на них…
Площадь наполнилась таким горячим, оглушающим ревом, что у Самгина потемнело в глазах, и он почувствовал то же, что в Нижнем, — его как будто приподнимало с
земли.
— Долой самодержавие! — кричали всюду в толпе, она тесно заполнила всю
площадь, черной кашей кипела на ней, в густоте ее неестественно подпрыгивали лошади, точно каменная и замороженная
земля под ними стала жидкой, засасывала их, и они погружались в нее до колен, раскачивая согнувшихся в седлах казаков; казаки, крестя нагайками воздух, били направо, налево, люди, уклоняясь от ударов, свистели, кричали...
Самгин молчал, глядя на
площадь, испытывая боязнь перед открытым пространством. Ноги у него отяжелели, даже как будто примерзли к
земле. Егорша все говорил тихо, но возбужденно, помахивая шапкой в лицо свое...
На
площади стало потише. Все внимательно следили за Пановым, а он ползал по
земле и целовал край колокола. Он и на коленях был высок.
Самгин осторожно выглянул за угол; по
площади все еще метались трое людей, мальчик оторвался от старика и бежал к Александровскому училищу, а старик, стоя на одном месте, тыкал палкой в
землю и что-то говорил, — тряслась борода.
Им принадлежали знаменитые Шатровские заводы, занимавшие
площадь в четыреста тысяч десятин богатейшей в свете
земли.
На мерзлую
землю упало в ночь немного сухого снегу, и ветер «сухой и острый» подымает его и метет по скучным улицам нашего городка и особенно по базарной
площади.
Это волновало ее до чрезвычайности. Почему-то она представляла себе, что торговая
площадь, ежели приложить к ней руки, сделается чем-то вроде золотого дна. Попыталась было она выстроить на своей усадебной
земле собственный корпус лавок, фасом на
площадь, но и тут встретила отпор.
Консистория владела большим куском
земли по Мясницкой — от Фуркасовского переулка до Лубянской
площади.
На Трубе у бутаря часто встречались два любителя его бергамотного табаку — Оливье и один из братьев Пеговых, ежедневно ходивший из своего богатого дома в Гнездниковском переулке за своим любимым бергамотным, и покупал он его всегда на копейку, чтобы свеженький был. Там-то они и сговорились с Оливье, и Пегов купил у Попова весь его громадный пустырь почти в полторы десятины. На месте будок и «Афонькина кабака» вырос на
земле Пегова «Эрмитаж Оливье», а непроездная
площадь и улицы были замощены.
В девяностых годах прошлого столетия разбогатевшие страховые общества, у которых кассы ломились от денег, нашли выгодным обратить свои огромные капиталы в недвижимые собственности и стали скупать
земли в Москве и строить на них доходные дома. И вот на Лубянской
площади, между Большой и Малой Лубянкой, вырос огромный дом. Это дом страхового общества «Россия», выстроенный на владении Н. С. Мосолова.
Разумеется, как все необычайное, дело «дошло до царя», он посоветовался с стариками, и решили, что попа надо водить по всей
земле, по городам и селам, и ставить на
площадях…
Налево она тянется далеко и, пересекая овраг, выходит на Острожную
площадь, где крепко стоит на глинистой
земле серое здание с четырьмя башнями по углам — старый острог; в нем есть что-то грустно красивое, внушительное.
Часто, отправляясь на Сенную
площадь за водой, бабушка брала меня с собою, и однажды мы увидели, как пятеро мещан бьют мужика, — свалили его на
землю и рвут, точно собаки собаку. Бабушка сбросила ведра с коромысла и, размахивая им, пошла на мещан, крикнув мне...
Как ни велика, по-видимому,
площадь Южного Сахалина, но до сих пор
земли, годной под пахотные поля, огороды и усадьбы, удалось найти только 405 дес. (приказ № 318, 1889 г.).
Когда она вышла на крыльцо, острый холод ударил ей в глаза, в грудь, она задохнулась, и у нее одеревенели ноги, — посредине
площади шел Рыбин со связанными за спиной руками, рядом с ним шагали двое сотских, мерно ударяя о
землю палками, а у крыльца волости стояла толпа людей и молча ждала.
Вдруг на
площадь галопом прискакал урядник, осадил рыжую лошадь у крыльца волости и, размахивая в воздухе нагайкой, закричал на мужика — крики толкались в стекла окна, но слов не было слышно. Мужик встал, протянул руку, указывая вдаль, урядник прыгнул на
землю, зашатался на ногах, бросил мужику повод, хватаясь руками за перила, тяжело поднялся на крыльцо и исчез в дверях волости…
После полудня, разбитая, озябшая, мать приехала в большое село Никольское, прошла на станцию, спросила себе чаю и села у окна, поставив под лавку свой тяжелый чемодан. Из окна было видно небольшую
площадь, покрытую затоптанным ковром желтой травы, волостное правление — темно-серый дом с провисшей крышей. На крыльце волости сидел лысый длиннобородый мужик в одной рубахе и курил трубку. По траве шла свинья. Недовольно встряхивая ушами, она тыкалась рылом в
землю и покачивала головой.
Соборная
площадь кипит народом; на огромном ее просторе снуют взад и вперед пестрые вереницы богомолок; некоторые из них, в ожидании благовестного колокола, расположились на
земле, поближе к полуразрушенному городскому водоему, наполнили водой берестяные бураки и отстегнули запыленные котомки, чтобы вынуть оттуда далеко запрятанные и долгое время береженные медные гроши на свечу и на милостыню.
Первого июня начались торжества освящением знамени «Душана Сильного», а затем на
площади крепости в присутствии тысяч народа начались гимнастические игры и состязания гимнастов, собравшихся со всех славянских
земель.
Около строящегося собора сторож сухо колотил по доске, кончил он — торопливо задребезжали звуки чугунного била на торговой
площади. Светало, синее небо становилось бледнее, словно уплывало от
земли.
Городские ведут бой с хитростями, по примеру отцов: выдвинут из своей стенки против груди слобожан пяток хороших вояк, и, когда слобожане, напирая на них, невольно вытянутся клином, город дружно ударит с боков, пытаясь смять врага. Но слободские привыкли к этим ухваткам: живо отступив, они сами охватывают горожан полукольцом и гонят их до Торговой
площади, сбрасывая на
землю крепкими ударами голых кулаков.
Грузоотправители, нуждающиеся в портовой
земле под склады, возненавидели защитников памятника, так как Паран объявил свое решение: не давать участка, пока на
площади стоит, протянув руки, «Бегущая по волнам».
Мятежники осадили крепость, завалили бревнами обгорелую
площадь и ведущие к ней улицы и переулки, за строениями взвели до шестнадцати батарей, в избах, подверженных выстрелам, поделали двойные стены, засыпав промежуток
землею, и начали вести подкопы.
Ему хотелось придти куда-нибудь к месту, в угол, где было бы не так шумно, суетно и жарко. Наконец вышли на маленькую
площадь, в тесный круг старых домов; было видно, что все они опираются друг на друга плотно и крепко. Среди
площади стоял фонтан, на
земле лежали сырые тени, шум здесь был гуще, спокойнее.
— Как судить?.. помилуйте: сорок гробов перед экзекуциею на
площади было поставлено… Разве это в христианской
земле так можно?
Я не раз видел, и привык уже видеть,
землю, устланную телами убитых на сражении; но эта улица показалась мне столь отвратительною, что я нехотя зажмурил глаза, и лишь только въехал в город, вдруг сцена переменилась: красивая
площадь, кипящая народом, русские офицеры, национальная польская гвардия, красавицы, толпы суетливых жидов, шум, крик, песни, веселые лица; одним словом везде, повсюду жизнь и движение.
Петр казнил их и главных их сообщников над гробом Ивана Михайловича Милославского, вырытого из
земли; поставил на Красной
площади каменный столб с железными спицами, на которых воткнуты были головы казненных, тогда как вокруг разложены были трупы их в продолжение нескольких месяцев; разослал в заточение по дальним городам родственников их, и через две недели все-таки отправился за границу.
Времени не стало, как бы в пространство превратилось оно, прозрачное, безвоздушное, в огромную
площадь, на которой все, и
земля, и жизнь, и люди; и все это видимо одним взглядом, все до самого конца, до загадочного обрыва — смерти.
На избранной свободной местности может быть занят под разведку участок на протяжении не более пяти верст, по направлению лога или по течению реки; заявка благонадежной россыпи должна быть произведена через полицейское управление; отвод заявленных
площадей производится по приказанию окружного ревизора особыми отводчиками; на золотых промыслах, разрабатываемых исключительно одними старательскими работами, рабочие допускаются к таковым работам только артелью не менее 10 человек (ї 112); все добытое при разработке приисков шлиховое золото промышленники или заведующие приисками обязаны записывать в шнуровые книги (ї 126): книги сии должны быть ведены без подчисток, поправок и пробелов, добытый металл должен в них записываться каждодневно; всякая статья дневного получения золота должна быть непременно подписана управляющим прииска, приказчиками и штейгерами, а где есть конторы, то и конторщиками или кассирами, которые должны находиться при каждодневной пересчитке золота при взвешивании его и при записке оного в книгу (ї 129), за право пользования казенными
землями взимается ежегодно по 15 копеек за каждую погонную по длине прииска сажень (ї 146); и т. д., и т. д.
Эти заводы — числом десять — занимают собой
площадь в шестьсот тысяч десятин и принадлежат своему владельцу на посессионном праве [Посессионное право — право иметь на казенных
землях фабрики и заводы, а также покупать крестьян для работы на них.
Голован жил, впрочем, не в самой улице, а «на отлете». Постройка, которая называлась «Головановым домом», стояла не в порядке домов, а на небольшой террасе обрыва под левым рядом улицы.
Площадь этой террасы была сажен в шесть в длину и столько же в ширину. Это была глыба
земли, которая когда-то поехала вниз, но на дороге остановилась, окрепла и, не представляя ни для кого твердой опоры, едва ли составляла чью-нибудь собственность. Тогда это было еще возможно.
Она, улыбаясь, осталась одна на
площади, перед большим светлым храмом. Тыкая в
землю палочкой, Тиунов, не спеша, шел в слободу, жевал губами, чмокал и, протянув перед собой левую руку, шевелил пальцами, что-то, видимо, высчитывая.
Встречу ему хлынул густой, непонятный гул. Вавило всей кожей своего тела почувствовал, что шум этот враждебен ему, отрицает его.
Площадь была вымощена человеческими лицами,
земля точно ожила, колебалась и смотрела на человека тысячами очей.
— Ну, хотя бы для того, — ответил Фроим, — чтобы слава великого Акивы бен Шлайме Львовского воссияла и на N-ской
площади. Разве можно обмануть рэб Акиву?.. Мне самому было любопытно посмотреть, как подо мной раскроется мостовая и
земля поглотит меня, как Корея [«…
земля поглотит меня, как Корея». — Корей (правильнее Корах) согласно библейскому сказанию восстал против пророка Моисея, за что был наказан богом: под ним и примкнувшими к нему вождями мятежа разверзлась
земля и поглотила их.]…
Мелькая, рисовался на стекле
И исчезал. На
площади пустынной,
Как чудный путь к неведомой
земле,
Лежала тень от колокольни длинной,
И даль сливалась в синеватой мгле.
Задумчив Саша… Вдруг скрипнули двери,
И вы б сказали — поступь райской пери
Послышалась. Невольно наш герой
Вздрогнул. Пред ним, озарена луной,
Стояла дева, опустивши очи,
Бледнее той луны — царицы ночи…
— Пропал, а теперь объявился, — молвил Пантелей. — Про странства свои намедни рассказывал мне, — где-то, где не бывал, каких
земель не видывал, коли только не врет. Я, признаться, ему больше на лоб и скулы гляжу. Думаю, не клал ли ему палач отметин на
площади…
У него спросили, как он это сделает. И он сказал: «Я выкопаю подле самого камня большую яму;
землю из ямы развалю по
площади, свалю камень в яму и заровняю
землею».
И ему казалось, точно он не в светелке трактира, а на воздушном шаре поднялся на двести сажен от
земли и смотрит оттуда на Москву, на Ильинку, на ряды и
площади, на толкотню и езду чуть заметных насекомых-людей.
На Трубной
площади приятели простились и разошлись. Оставшись один, Васильев быстро зашагал по бульвару. Ему было страшно потемок, страшно снега, который хлопьями валил на
землю и, казалось, хотел засыпать весь мир; страшно было фонарных огней, бледно мерцавших сквозь снеговые облака. Душою его овладел безотчетный, малодушный страх. Попадались изредка навстречу прохожие, но он пугливо сторонился от них. Ему казалось, что отовсюду идут и отовсюду глядят на него женщины, только женщины…
Кругом избы, дворы с крепкими тесовыми воротами и высоким заплотом [Местное название забора.], за которым находятся надворные постройки, идет огороженный невысоким тыном огород и сад-пчельник, далее же лежат пашни; их
площадь не определена, сколько сил и зерна хватит, столько и сеют, —
земли не заказаны, бери — не хочу.
Кругом избы, двора с крепкими тесовыми воротами и высоким забором, за которым находится надворная постройка, идет огороженный невысоким тыном огород и сад — пчельник; далее же лежат пашни; их
площадь не определена, сколько сил и зерна хватит, столько и сеют —
земли не заказанные, бери — не хочу. Занял то или другое количество десятин — все твои, отсюда и слово «заимка».
Молодая женщина сама уж взяла на руки дитя, несмотря на заботливые предложения слуги понести это бремя. Потом вся эта занимательная группа побрела далее, чрез дворцовую
площадь, в каком-то сумрачном благоговении, молча, с поникшими в
землю взорами, как будто шла на поклонение святым местам. Сам малютка, смотря на пасмурное лицо молодой женщины, долго не смел нарушить это благочестивое шествие. Но против дворца необычайность поразившего его зрелища заставила его вскрикнуть...