Неточные совпадения
Сковороды, про которую говорил Лебезятников, не было; по крайней мере Раскольников не видал; но вместо стука в сковороду Катерина Ивановна начинала хлопать в такт своими сухими ладонями, когда заставляла Полечку петь, а Леню и Колю плясать; причем даже и сама пускалась подпевать, но каждый раз
обрывалась на второй ноте от мучительного кашля, отчего снова приходила в отчаяние, проклинала свой кашель и даже
плакала.
Вдруг стон тяжелый вырвался из груди,
Как будто сердца лучшая струна
Оборвалась… он вышел мрачно, твердо,
Прыгнул в седло и поскакал стремглав,
Как будто бы гналося вслед за ним
Раскаянье… и долго он скакал,
До самого рассвета, без дороги,
Без всяких опасений — наконец
Он был терпеть не в силах… и
заплакал!
Вдруг что-то сдавило ее внизу живота и спины с такой силой, что
плач ее
оборвался и она от боли укусила подушку. Но боль тотчас же отпустила ее, и она опять зарыдала.
Речь Веры перешла в неясное бормотанье и вдруг
оборвалась плачем. Девушка закрыла лицо платком, еще ниже нагнулась и горько
заплакала. Иван Алексеич смущенно крякнул и, изумляясь, не зная, что говорить и делать, безнадежно поглядел вокруг себя. От непривычки к
плачу и слезам у него у самого зачесались глаза.
Звуки всё
плакали, плыли; казалось, что вот-вот они
оборвутся и умрут, но они снова возрождались, оживляя умирающую ноту, снова поднимали её куда-то высоко; там она билась и
плакала, падала вниз; фальцет безрукого оттенял её агонию, а Таня всё пела, и Костя опять рыдал, то обгоняя её слова, то повторяя их, и, должно быть, не было конца у этой плачущей и молящей песни — рассказа о поисках доли человеком.
Самые высокие пискливые ноты, которые дрожали и
обрывались, казалось, неутешно
плакали, точно свирель была больна и испугана, а самые нижние ноты почему-то напоминали туман, унылые деревья, серое небо.
Голос княжны
оборвался, и мы увидели то, чего никогда еще не видали: Нина
плакала.
А когда понесли их, безногих и безруких, и заковыляли слепые и одноножки, и заиграла музыка, и стали отдавать честь военные —
оборвалось у меня сердце, и
заплакал я со всею толпою.
Сомлел и паныч Гершко и перестал
плакать. Оба уж они очень отощали в лесу,
оборвались и измучились.