Неточные совпадения
Наступила тяжелая минута общего молчания. Всем было неловко. Казачок Тишка стоял у стены, опустив глаза, и только побелевшие губы у него тряслись от страха: ловко скрутил Кирилл Самойлу Евтихыча… Один Илюшка посматривал на всех с скрытою во взгляде улыбкой: он был чужой здесь и понимал только одну смешную сторону в унижении Груздева. Заболотский
инок посмотрел кругом удивленными глазами, расслабленно опустился на свое место и, закрыв лицо руками,
заплакал с какими-то детскими всхлипываниями.
Аглаиде показалось, что он
плакал. О чем же мог убиваться беззаботный скитский
инок? Аглаида отошла несколько шагов и остановилась.
— Не о себе
плачу, — отозвался
инок, не отнимая рук. — Знамения ясны… Разбойник уж идет с умиренною душой, а мы слепотствуем во тьме неведения.
Больше ни одного слова не проронил
инок Гермоген, а только весь вытянулся, как покойник. Узелок он унес с собой в келью и тут выплакал свое горе над поруганною девичьей красой. Долго он
плакал над ней, целовал, а потом ночью тайно вырыл могилу и похоронил в ней свое последнее мирское горе. Больше у него ничего не оставалось.
Инок Гермоген с радостью встретил подмогу, как и вся монашеская братия. Всех удивило только одно: когда
инок Гермоген пошел в церковь, то на паперти увидел дьячка Арефу, который сидел, закрыв лицо руками, и горько
плакал. Как он попал в монастырь и когда — никто и ничего не мог сказать. А маэор Мамеев уже хозяйничал в Служней слободе и первым делом связал попа Мирона.
Но все было кончено.
Иноки отслужили панихиду о погибшем мученике томительных стремлений к неосуществимой в то время служебной честности, и схимник Чихачев, опустив голову, пропел своею удивительною октавой «
плачу и рыдаю».
— Да, — отвечаю сквозь слезы, — он улетел. Ты из него душу, как голубя из клетки, выпустил! — и, повергшись к ногам усопшего, стенал я и
плакал над ним даже до вечера, когда пришли из монастырька
иноки, спрятали его мощи, положили в гроб и понесли, так как он сим утром, пока я, нетяг, спал, к церкви присоединился.
Опечатали церкви, монастыри в городе и окрестностях, связали
иноков и священников, взыскали с каждого из них по двадцать рублей, а кто не мог
заплатить сей пени, того ставили на правеж: всенародно били, секли с утра до вечера.