Неточные совпадения
В клубе, вечером, все наличные члены
были в сборе.
Не успели глуповцы опомниться от вчерашних событий, как Палеологова, воспользовавшись тем, что помощник градоначальника с своими приспешниками засел
в клубе в бостон, [Бостон — карточная игра.] извлекла из ножон шпагу покойного винного пристава и,
напоив, для храбрости, троих солдат из местной инвалидной команды, вторглась
в казначейство.
— Никогда не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он показал на боковой карман, — и теперь я богатый человек; а нынче поеду
в клуб и, может
быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится — тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и
в этом-то удовольствие.
— Ты влюбился
в эту гадкую женщину, она обворожила тебя. Я видела по твоим глазам. Да, да! Что ж может выйти из этого? Ты
в клубе пил,
пил, играл и потом поехал… к кому? Нет, уедем… Завтра я уеду.
Привезенный Левиным и найденный
в клубе доктор
был не тот, который лечил Николая Левина и которым тот
был недоволен.
Вронский любил его и зa его необычайную физическую силу, которую он большею частью выказывал тем, что мог
пить как бочка, не спать и
быть всё таким же, и за большую нравственную силу, которую он выказывал
в отношениях к начальникам и товарищам, вызывая к себе страх и уважение, и
в игре, которую он вел на десятки тысяч и всегда, несмотря на выпитое вино, так тонко и твердо, что считался первым игроком
в Английском
Клубе.
Но
в них не видно перемены;
Всё
в них на старый образец:
У тетушки княжны Елены
Всё тот же тюлевый чепец;
Всё белится Лукерья Львовна,
Всё то же лжет Любовь Петровна,
Иван Петрович так же глуп,
Семен Петрович так же скуп,
У Пелагеи Николавны
Всё тот же друг мосье Финмуш,
И тот же шпиц, и тот же муж;
А он, всё
клуба член исправный,
Всё так же смирен, так же глух
И так же
ест и
пьет за двух.
— А насчет этих
клубов, Дюссотов, [Дюссо (Dussot) — владелец известного
в Петербурге ресторана.] пуантов этих ваших или, пожалуй, вот еще прогрессу — ну, это пусть
будет без нас, — продолжал он, не заметив опять вопроса. — Да и охота шулером-то
быть?
Кнуров. Я, господа,
в клуб обедать поеду, я не
ел ничего.
Он нанял
было дом у Таврического сада и записался
в Английский
клуб, [Английский
клуб — место собрания состоятельных и родовитых дворян для вечернего времяпрепровождения.
Дня через два он вышел «на люди», — сидел
в зале
клуба, где
пела Дуняша, и слушал доклад местного адвоката Декаполитова, председателя «Кружка поощрения кустарных ремесел».
Поминальный обед
был устроен
в зале купеческого
клуба. Драпировки красноватого цвета и обильный жир позолоты стен и потолка придавали залу сходство с мясной лавкой; это подсказал Самгину архитектор Дианин; сидя рядом с ростовщицей Трусовой и аккуратно завертывая
в блин розовый кусок семги, он сокрушенно говорил...
Нестерпимо длинен
был путь Варавки от новенького вокзала, выстроенного им, до кладбища. Отпевали
в соборе, служили панихиды пред
клубом, техническим училищем, пред домом Самгиных. У ворот дома стояла миловидная, рыжеватая девушка, держа за плечо голоногого,
в сандалиях, человечка лет шести; девушка крестилась, а человечек, нахмуря черные брови, держал руки
в карманах штанишек. Спивак подошла к нему, наклонилась, что-то сказала, мальчик, вздернув плечи, вынул из карманов руки, сложил их на груди.
«Сегодня мы еще раз услышим идеальное исполнение народных песен Е.
В. Стрешневой. Снова она
будет щедро бросать
в зал купеческого
клуба радужные цветы звуков, снова взволнует нас лирическими стонами и удалыми выкриками, которые чутко подслушала у неисчерпаемого источника подлинно народного творчества».
— И сам я прошлогодних бы газет не читал,
в колымаге бы не ездил,
ел бы не лапшу и гуся, а выучил бы повара
в английском
клубе или у посланника.
Реймер, которому
было все равно, презрительно пожал плечами, простился с Стильтоном и уехал коротать ночь
в свой
клуб, а Стильтон, при одобрении толпы и при помощи полисмена, усадил беспризорного человека
в кеб.
Добрая старушка этому верила, да и не мудрено
было верить, потому что должник принадлежал к одной из лучших фамилий, имел перед собою блестящую карьеру и получал хорошие доходы с имений и хорошее жалованье по службе. Денежные затруднения, из которых старушка его выручила,
были последствием какого-то мимолетного увлечения или неосторожности за картами
в дворянском
клубе, что поправить ему
было, конечно, очень легко, — «лишь бы только доехать до Петербурга».
Утро уходило у него на мыканье по свету, то
есть по гостиным, отчасти на дела и службу, — вечер нередко он начинал спектаклем, а кончал всегда картами
в Английском
клубе или у знакомых, а знакомы ему
были все.
Мы очень разнообразили время
в своем
клубе: один писал, другой читал, кто рассказывал, кто молча курил и слушал, но все жались к камину, потому что как ни красиво
было небо, как ни ясны ночи, а зима давала себя чувствовать, особенно
в здешних домах.
В Англии
есть клубы; там вы видитесь с людьми, с которыми привыкли
быть вместе, а здесь европейская жизнь так быстро перенеслась на чужую почву, что не успела пустить корней, и оттого, должно
быть, скучно.
Но
в Петербурге
есть ярко освещенные залы, музыка, театр,
клубы — о дожде забудешь; а здесь
есть скрип снастей, тусклый фонарь на гафеле да одни и те же лица, те же разговоры: зачем это не поехал я
в Шанхай!
Вечером мы собрались
в клубе, то
есть в одной из самых больших комнат, где жило больше постояльцев, где светлее горела лампа, не дымил камин и куда приносили больше каменного угля, нежели
в другие номера.
После же этих занятий считалось хорошим и важным, швыряя невидимо откуда-то получаемые деньги, сходиться
есть,
в особенности
пить,
в офицерских
клубах или
в самых дорогих трактирах; потом театры, балы, женщины, и потом опять езда на лошадях, маханье саблями, скаканье и опять швырянье денег и вино, карты, женщины.
Сначала Привалову
было немного совестно очень часто являться
в клуб, но потом он совсем освоился с клубной атмосферой.
Но слишком частые свидания
в половодовском доме сделались наконец неудобны. Тогда Антонида Ивановна решила бывать
в Общественном
клубе, членом которого Привалов числился уже несколько месяцев, хотя ни разу не
был в нем.
Устроить скандал
в местном
клубе, выбить стекла
в избушке какой-нибудь благочестивой вдовы, освистать актрису, отколотить извозчика — все это
было делом рук Виктора Васильича и составило ему почетную репутацию
в среде узловской jeunesse doree. [золотой молодежи (фр.).]
Были тут игроки, как он, от нечего делать;
были игроки, которые появлялись
в клубе периодически, чтобы спустить месячное жалованье;
были игроки, которые играли с серьезными надутыми лицами, точно совершая таинство;
были игроки-шутники, игроки-забулдыги; игроки, с которыми играли только из снисхождения, когда других не
было;
были, наконец, игроки по профессии, великие специалисты, чародеи и магики.
Остальное помещение
клуба состояло из шести довольно больших комнат, отличавшихся большей роскошью сравнительно с обстановкой нижнего этажа и танцевального зала;
в средней руки столичных трактирах можно встретить такую же вычурную мебель, такие же трюмо под орех, выцветшие драпировки на окнах и дверях. Одна комната
была отделана
в красный цвет, другая —
в голубой, третья —
в зеленый и т. д. На диванчиках сидели дамы и мужчины, провожавшие Привалова любопытными взглядами.
— Интересно, что сегодня
будет у Ивана Яковлича с Ломтевым, — каждый раз говорил партнер Привалова, член окружного суда, известный
в клубе под кличкой Фемиды. — Кто кого утопит… Нашла коса на камень…
— А ведь это верно, — отозвался кто-то из толпы. — Женим… Тогда и
в клуб будет ходить, и
в винт, грешным делом… Ха-ха!.. Уж это верно… Да-с!..
Если днем все улицы
были запружены народом, то теперь все эти тысячи людей сгрудились
в домах, с улицы широкая ярмарочная волна хлынула под гостеприимные кровли. Везде виднелись огни;
в окнах, сквозь ледяные узоры, мелькали неясные человеческие силуэты; из отворявшихся дверей вырывались белые
клубы пара, вынося с собою смутный гул бушевавшего ярмарочного моря. Откуда-то доносились звуки визгливой музыки и обрывки пьяной горластой песни.
— У нас
в клубе смешанное общество, — объяснила Хиония Алексеевна по дороге
в танцевальный зал, где пиликал очень плохой оркестр самую ветхозаветную польку. — Можно сказать, мы устроились совсем на демократическую ногу;
есть здесь приказчики, мелкие чиновники, маленькие купчики, учителя… Но
есть и представители нашего beau mond'a: горные инженеры, адвокаты, прокурор, золотопромышленники, заводчики, доктора… А какой богатый выбор красивых дам!..
Он испытывал его
в Гарчиках, где
пил водку с попом Савелом, и
в Общественном узловском
клубе, когда
в антрактах между роберами нельзя
было не
выпить с хорошим человеком.
Гостиная Хины
была теперь закрыта,
в клубе показываться
было не совсем удобно, чтобы не вызвать озлобленную Хину на какую-нибудь отчаянную выходку.
Вернувшись из
клуба домой, Привалов не спал целую ночь, переживая страшные муки обманутого человека… Неужели его Зося, на которую он молился, сделается его позором?.. Он, несмотря на все семейные дрязги, всегда относился к ней с полной доверенностью. И теперь, чтобы спуститься до ревности, ему нужно
было пережить страшное душевное потрясение. Раньше он мог смело смотреть
в глаза всем: его семейная жизнь касалась только его одного, а теперь…
И чрез мгновение ее уже не
было в коляске, и городовой около освещенного подъезда
клуба кричал отвратительным голосом на Пантелеймона...
Когда
в губернском городе С. приезжие жаловались на скуку и однообразие жизни, то местные жители, как бы оправдываясь, говорили, что, напротив,
в С. очень хорошо, что
в С.
есть библиотека, театр,
клуб, бывают балы, что, наконец,
есть умные, интересные, приятные семьи, с которыми можно завести знакомства. И указывали на семью Туркиных как на самую образованную и талантливую.
— А помните, как я провожал вас на вечер
в клуб? — сказал он. — Тогда шел дождь,
было темно…
За все время, пока он живет
в Дялиже, любовь к Котику
была его единственной радостью и, вероятно, последней. По вечерам он играет
в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. Ему прислуживает лакей Иван, самый старый и почтенный, подают ему лафит № 17, и уже все — и старшины
клуба, и повар, и лакей — знают, что он любит и чего не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет стучать палкой о пол.
Вот и случилось, что однажды (давненько это
было),
в одну сентябрьскую светлую и теплую ночь,
в полнолуние, весьма уже по-нашему поздно, одна хмельная ватага разгулявшихся наших господ, молодцов пять или шесть, возвращалась из
клуба «задами» по домам.
Тотчас мы стали сушиться. От намокшей одежды
клубами повалил пар. Дым костра относило то
в одну, то
в другую сторону. Это
был верный признак, что дождь скоро перестанет. Действительно, через полчаса он превратился
в изморось. С деревьев продолжали падать еще крупные капли.
Первый раз
в жизни я видел такой страшный лесной пожар. Огромные кедры, охваченные пламенем, пылали, точно факелы. Внизу, около земли,
было море огня. Тут все горело: сухая трава, опавшая листва и валежник; слышно
было, как лопались от жара и стонали живые деревья. Желтый дым большими
клубами быстро вздымался кверху. По земле бежали огненные волны; языки пламени вились вокруг пней и облизывали накалившиеся камни.
О местонахождении удэгейских жилищ можно
было только узнать по искрам и
клубам дыма, которые вырывались из отверстия
в крышах.
Тотчас же составилась партия, и Лопухов уселся играть. Академия на Выборгской стороне — классическое учреждение по части карт. Там не редкость, что
в каком-нибудь нумере (т, е.
в комнате казенных студентов) играют полтора суток сряду. Надобно признаться, что суммы, находящиеся
в обороте на карточных столах, там гораздо меньше, чем
в английском
клубе, но уровень искусства игроков выше. Сильно игрывал
в свое-то
есть в безденежное — время и Лопухов.
Повар
был поражен, как громом; погрустил, переменился
в лице, стал седеть и… русский человек — принялся попивать. Дела свои повел он спустя рукава, Английский
клуб ему отказал. Он нанялся у княгини Трубецкой; княгиня преследовала его мелким скряжничеством. Обиженный раз ею через меру, Алексей, любивший выражаться красноречиво, сказал ей с своим важным видом, своим голосом
в нос...
Он никогда не бывал дома. Он заезжал
в день две четверки здоровых лошадей: одну утром, одну после обеда. Сверх сената, который он никогда не забывал, опекунского совета,
в котором бывал два раза
в неделю, сверх больницы и института, он не пропускал почти ни один французский спектакль и ездил раза три
в неделю
в Английский
клуб. Скучать ему
было некогда, он всегда
был занят, рассеян, он все ехал куда-нибудь, и жизнь его легко катилась на рессорах по миру оберток и переплетов.
У Сенатора
был повар необычайного таланта, трудолюбивый, трезвый, он шел
в гору; сам Сенатор хлопотал, чтоб его приняли
в кухню государя, где тогда
был знаменитый повар-француз. Поучившись там, он определился
в Английский
клуб, разбогател, женился, жил барином; но веревка крепостного состояния не давала ему ни покойно спать, ни наслаждаться своим положением.
В Коус я приехал часов
в девять вечера, узнал, что Брук Гауз очень не близок, заказал на другое утро коляску и пошел по взморью. Это
был первый теплый вечер 1864. Море, совершенно покойное, лениво шаля, колыхалось; кой-где сверкал, исчезая, фосфорический свет; я с наслаждением вдыхал влажно-йодистый запах морских испарений, который люблю, как запах сена; издали раздавалась бальная музыка из какого-то
клуба или казино, все
было светло и празднично.
— А не пойдешь, так сиди
в девках. Ты знаешь ли, старик-то что значит? Молодой-то пожил с тобой — и пропал по гостям, да по
клубам, да по цыганам. А старик дома сидеть
будет, не надышится на тебя! И наряды и уборы… всем на свете для молодой жены пожертвовать готов!
Москва того времени
была центром, к которому тяготело все неслужащее поместное русское дворянство. Игроки находили там
клубы, кутилы дневали и ночевали
в трактирах и у цыган, богомольные люди радовались обилию церквей; наконец, дворянские дочери сыскивали себе женихов. Натурально, что матушка, у которой любимая дочь
была на выданье, должна
была убедиться, что как-никак, а поездки
в Москву на зимние месяцы не миновать.