Неточные совпадения
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли — на том основании, что «Орел да Кромы —
первые воры», — или шуянину — на том основании, что он «в Питере бывал, на
полу сыпал и тут не упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных Голов».
В каждом доме находится по экземпляру каждого полезного животного мужеского и женского
пола, которые обязаны, во-первых, исполнять свойственные им работы и, во-вторых, — размножаться.
Спустя еще один месяц они перестали сосать лапу, а через полгода в Глупове после многих лет безмолвия состоялся
первый хоровод, на котором лично присутствовал сам градоначальник и потчевал женский
пол печатными пряниками.
Несмотря на то, что снаружи еще доделывали карнизы и в нижнем этаже красили, в верхнем уже почти всё было отделано. Пройдя по широкой чугунной лестнице на площадку, они вошли в
первую большую комнату. Стены были оштукатурены под мрамор, огромные цельные окна были уже вставлены, только паркетный
пол был еще не кончен, и столяры, строгавшие поднятый квадрат, оставили работу, чтобы, сняв тесемки, придерживавшие их волоса, поздороваться с господами.
Охотничья примета, что если не упущен
первый зверь и
первая птица, то
поле будет счастливо, оказалась справедливою.
И из этого мглистого, кое-как набросанного
поля выходили ясно и оконченно только одни тонкие черты увлекательной блондинки: ее овально-круглившееся личико, ее тоненький, тоненький стан, какой бывает у институтки в
первые месяцы после выпуска, ее белое, почти простое платьице, легко и ловко обхватившее во всех местах молоденькие стройные члены, которые означались в каких-то чистых линиях.
То направлял он прогулку свою по плоской вершине возвышений, в виду расстилавшихся внизу долин, по которым повсюду оставались еще большие озера от разлития воды; или же вступал в овраги, где едва начинавшие убираться листьями дерева отягчены птичьими гнездами, — оглушенный карканьем ворон, разговорами галок и граньями грачей, перекрестными летаньями, помрачавшими небо; или же спускался вниз к поемным местам и разорванным плотинам — глядеть, как с оглушительным шумом неслась повергаться вода на мельничные колеса; или же пробирался дале к пристани, откуда неслись, вместе с течью воды,
первые суда, нагруженные горохом, овсом, ячменем и пшеницей; или отправлялся в
поля на
первые весенние работы глядеть, как свежая орань черной полосою проходила по зелени, или же как ловкий сеятель бросал из горсти семена ровно, метко, ни зернышка не передавши на ту или другую сторону.
Пришла, рассыпалась; клоками
Повисла на суках дубов;
Легла волнистыми коврами
Среди
полей, вокруг холмов;
Брега с недвижною рекою
Сравняла пухлой пеленою;
Блеснул мороз. И рады мы
Проказам матушки зимы.
Не радо ей лишь сердце Тани.
Нейдет она зиму встречать,
Морозной пылью подышать
И
первым снегом с кровли бани
Умыть лицо, плеча и грудь:
Татьяне страшен зимний путь.
И вот уже трещат морозы
И серебрятся средь
полей…
(Читатель ждет уж рифмы розы;
На, вот возьми ее скорей!)
Опрятней модного паркета
Блистает речка, льдом одета.
Мальчишек радостный народ
Коньками звучно режет лед;
На красных лапках гусь тяжелый,
Задумав плыть по лону вод,
Ступает бережно на лед,
Скользит и падает; веселый
Мелькает, вьется
первый снег,
Звездами падая на брег.
Вставая с
первыми лучами,
Теперь она в
поля спешит
И, умиленными очами
Их озирая, говорит:
«Простите, мирные долины,
И вы, знакомых гор вершины,
И вы, знакомые леса;
Прости, небесная краса,
Прости, веселая природа;
Меняю милый, тихий свет
На шум блистательных сует…
Прости ж и ты, моя свобода!
Куда, зачем стремлюся я?
Что мне сулит судьба моя...
Испуганный жид припустился тут же во все лопатки, как только могли вынести его тонкие, сухие икры. Долго еще бежал он без оглядки между козацким табором и потом далеко по всему чистому
полю, хотя Тарас вовсе не гнался за ним, размыслив, что неразумно вымещать запальчивость на
первом подвернувшемся.
Вон, вон, так и есть!» Действительно, обрезки бахромы, которую он срезал с панталон, так и валялись на
полу, среди комнаты, чтобы
первый увидел!
Писатель был страстным охотником и любил восхищаться природой. Жмурясь, улыбаясь, подчеркивая слова множеством мелких жестов, он рассказывал о целомудренных березках, о задумчивой тишине лесных оврагов, о скромных цветах
полей и звонком пении птиц, рассказывал так, как будто он
первый увидал и услышал все это. Двигая в воздухе ладонями, как рыба плавниками, он умилялся...
— Да, — тут многое от церкви, по вопросу об отношении
полов все вообще мужчины мыслят более или менее церковно. Автор — умный враг и — прав, когда он говорит о «не тяжелом, но губительном господстве женщины». Я думаю, у нас он
первый так решительно и верно указал, что женщина бессознательно чувствует свое господство, свое центральное место в мире. Но сказать, что именно она является первопричиной и возбудителем культуры, он, конечно, не мог.
Придут ли коровы с
поля, старик
первый позаботится, чтоб их напоили; завидит ли из окна, что дворняжка преследует курицу, тотчас примет строгие меры против беспорядков.
Если он несет чрез комнату кучу посуды или других вещей, то с
первого же шага верхние вещи начинают дезертировать на
пол.
От этого на столе у Пшеницыных являлась телятина
первого сорта, янтарная осетрина, белые рябчики. Он иногда сам обходит и обнюхает, как легавая собака, рынок или Милютины лавки, под
полой принесет лучшую пулярку, не пожалеет четырех рублей на индейку.
У Обломова
первым движением была эта мысль, и он быстро спустил ноги на
пол, но, подумав немного, с заботливым лицом и со вздохом, медленно опять улегся на своем месте.
Даже должен явиться каким-нибудь чудаком, которого читатель с
первого взгляда мог бы признать как за сошедшего с
поля и убедиться, что не за ним осталось
поле.
В
первый день Пасхи, когда мы обедали у адмирала, вдруг с треском, звоном вылетела из полупортика рама, стекла разбились вдребезги, и кудрявый, седой вал, как сам Нептун, влетел в каюту и разлился по
полу.
С
первого раза невыгодно действует на воображение все, что потом привычному глазу кажется удобством: недостаток света, простора, люки, куда люди как будто проваливаются, пригвожденные к стенам комоды и диваны, привязанные к
полу столы и стулья, тяжелые орудия, ядра и картечи, правильными кучами на кранцах, как на подносах, расставленные у орудий; груды снастей, висящих, лежащих, двигающихся и неподвижных, койки вместо постелей, отсутствие всего лишнего; порядок и стройность вместо красивого беспорядка и некрасивой распущенности, как в людях, так и в убранстве этого плавучего жилища.
Множество возвращающегося с работы простого народа толпилось на пристани, ожидая очереди попасть на паром, перевозивший на другую сторону, где
первая кидалась в глаза куча навозу, грязный берег, две-три грязные хижины, два-три тощие дерева и за всем этим — вспаханные
поля.
У ограды
первой встретился нам иезуит в черной рясе, в черной шляпе с длинными-предлинными
полями — вы знаете эту шляпу.
А рядом с ним сидела на
полу женщина с ребенком, в хорошем шерстяном платке, и рыдала, очевидно в
первый раз увидав того седого человека, который был на другой стороне в арестантской куртке, с бритой головой и в кандалах.
Пройдя сени и до тошноты вонючий коридор, в котором, к удивлению своему, они застали двух прямо на
пол мочащихся арестантов, смотритель, англичанин и Нехлюдов, провожаемые надзирателями, вошли в
первую камеру каторжных.
Когда плетенка, покачиваясь на своих гибких рябиновых дрогах, бойко покатилась по извилистому проселку, мимо бесконечных
полей, Привалов в
первый раз еще испытывал то блаженное чувство покоя, какому завидовал в других.
Надя, Надя… ты чистая, ты хорошая, ты, может быть, вот в этой самой комнате переживала окрыляющее чувство
первой любви и, глядя в окно или
поливая цветы, думала о нем, о Лоскутове.
Но когда опрос перешел к защитнику, тот, почти и не пробуя опровергать показание, вдруг завел речь о том, что ямщик Тимофей и другой мужик Аким подняли в Мокром, в этот
первый кутеж, еще за месяц до ареста, сто рублей в сенях на
полу, оброненные Митей в хмельном виде, и представили их Трифону Борисовичу, а тот дал им за это по рублю.
Если это не удастся, она берет кабаргу измором, для чего преследует ее до тех пор, пока та от усталости не упадет; при этом, если на пути она увидит другую кабаргу, то не бросается за нею, а будет продолжать преследование
первой, хотя бы эта последняя и не находилась у нее в
поле зрения.
Гречиха в
поле зацветет или липа в саду — мне и сказывать не надо: я
первая сейчас слышу.
— Нет, выпозвольте. Во-первых, я говорю по-французски не хуже вас, а по-немецки даже лучше; во-вторых, я три года провел за границей: в одном Берлине прожил восемь месяцев. Я Гегеля изучил, милостивый государь, знаю Гете наизусть; сверх того, я долго был влюблен в дочь германского профессора и женился дома на чахоточной барышне, лысой, но весьма замечательной личности. Стало быть, я вашего
поля ягода; я не степняк, как вы полагаете… Я тоже заеден рефлексией, и непосредственного нет во мне ничего.
Я поглядел кругом: торжественно и царственно стояла ночь; сырую свежесть позднего вечера сменила полуночная сухая теплынь, и еще долго было ей лежать мягким пологом на заснувших
полях; еще много времени оставалось до
первого лепета, до
первых шорохов и шелестов утра, до
первых росинок зари.
Он на другой день уж с 8 часов утра ходил по Невскому, от Адмиралтейской до Полицейского моста, выжидая, какой немецкий или французский книжный магазин
первый откроется, взял, что нужно, и читал больше трех суток сряду, — с 11 часов утра четверга до 9 часов вечера воскресенья, 82 часа;
первые две ночи не спал так, на третью выпил восемь стаканов крепчайшего кофе, до четвертой ночи не хватило силы ни с каким кофе, он повалился и проспал на
полу часов 15.
Мальчик вышел, весело спрыгнул с крыльца и пустился бегом, не оглядываясь, через
поле в Кистеневку. Добежав до деревни, он остановился у полуразвалившейся избушки,
первой с края, и постучал в окошко; окошко поднялось, и старуха показалась.
Вообще между женщинами тридцати пяти лет и девушками семнадцати только тогда бывает большая дружба, когда
первые самоотверженно решаются не иметь
пола.
Во-первых, шуточное ли дело вновь разработывать
поля?
Так оканчивалась эта глава в 1854 году; с тех пор многое переменилось. Я стал гораздо ближе к тому времени, ближе увеличивающейся далью от здешних людей, приездом Огарева и двумя книгами: анненковской биографией Станкевича и
первыми частями сочинений Белинского. Из вдруг раскрывшегося окна в больничной палате дунуло свежим воздухом
полей, молодым воздухом весны…
Я не знаю, почему дают какой-то монополь воспоминаниям
первой любви над воспоминаниями молодой дружбы.
Первая любовь потому так благоуханна, что она забывает различие
полов, что она — страстная дружба. С своей стороны, дружба между юношами имеет всю горячность любви и весь ее характер: та же застенчивая боязнь касаться словом своих чувств, то же недоверие к себе, безусловная преданность, та же мучительная тоска разлуки и то же ревнивое желание исключительности.
Бродя по улицам, мне наконец пришел в голову один приятель, которого общественное положение ставило в возможность узнать, в чем дело, а может, и помочь. Он жил страшно далеко, на даче за Воронцовским
полем; я сел на
первого извозчика и поскакал к нему. Это был час седьмой утра.
Матушка надеялась, что Федос в
первой сохе выедет в
поле, а ей, напротив, совершенно неожиданно доложили, что он ночью исчез и пожитки свои унес, только казакин оставил.
К концу апреля
поля уже настолько обсохли, что в яровом показались
первые сохи. С дорог тоже мало-помалу слила вода.
Гоголем расхаживал он по
полям и помахивал нагайкой, ни на йоту не отступая от исконного урочного положения: за
первую вину — пять ударов, за вторую — десять и т. д.
Но зато, как только выпадет
первый вёдреный день, работа закипает не на шутку. Разворачиваются почерневшие валы и копны; просушиваются намокшие снопы ржи. Ни пощады, ни льготы — никому. Ежели и двойную работу мужик сработал, все-таки, покуда не зашло солнышко, барин с
поля не спустит. Одну работу кончил — марш на другую! На то он и образцовый хозяин, чтоб про него говорили...
— Нахлынули в темную ночь солдаты — тишина и мрак во всем доме. Входят в
первую квартиру — темнота, зловоние и беспорядок, на
полах рогожи, солома, тряпки, поленья. Во всей квартире оказалось двое: хозяин да его сын-мальчишка.
Все это рваное, линючее, ползет чуть не при
первом прикосновении. Калоши или сапоги окажутся подклеенными и замазанными, черное пальто окажется серо-буромалиновым, на фуражке после
первого дождя выступит красный околыш, у сюртука одна
пола окажется синей, другая — желтой, а полспины — зеленой. Белье расползается при
первой стирке. Это все «произведения»
первой категории шиповских ремесленников, «выдержавших экзамен» в ремесленной управе.
Тогда ночлежники
первым делом разломали каморки съемщиков, подняли доски
пола, где разыскали целые склады бутылок с водкой, а затем и самые стенки каморок истопили в печках.
Только несколько
первых персонажей хора, как, например, голосистая
Поля и красавица Александра Николаевна, считались недоступными и могли любить по своему выбору. Остальные были рабынями Анны Захаровны.
Когда сняли
первый сноп в
поле, то принесли его торжественно в барский двор.
Еще в Житомире, когда я был во втором классе, был у нас учитель рисования, старый поляк Собкевич. Говорил он всегда по — польски или по — украински, фанатически любил свой предмет и считал его
первой основой образования. Однажды, рассердившись за что-то на весь класс, он схватил с кафедры свой портфель, поднял его высоко над головой и изо всей силы швырнул на
пол. С сверкающими глазами, с гривой седых волос над головой, весь охваченный гневом, он был похож на Моисея, разбивающего скрижали.
Мы вернулись в Ровно; в гимназии давно шли уроки, но гимназическая жизнь отступила для меня на второй план. На
первом было два мотива. Я был влюблен и отстаивал свою веру. Ложась спать, в те промежуточные часы перед сном, которые прежде я отдавал буйному
полету фантазии в страны рыцарей и казачества, теперь я вспоминал милые черты или продолжал гарнолужские споры, подыскивая аргументы в пользу бессмертия души. Иисус Навит и формальная сторона религии незаметно теряли для меня прежнее значение…