Неточные совпадения
На восходе солнца, когда ночной туман садится благодатною росою на землю, когда все
запахи цветов и растений дышат сильнее, благовоннее — невыразимо очаровательна прелесть весеннего утра в
степи…
Змеиный вид, жестокий; простор — краю нет; травы, буйство; ковыль белый, пушистый, как серебряное море, волнуется, и по ветерку
запах несет: овцой
пахнет, а солнце обливает, жжет, и
степи, словно жизни тягостной, нигде конца не предвидится, и тут глубине тоски дна нет…
Вот еще степной ужас, особенно опасный в летние жары, когда трава высохла до излома и довольно одной искры, чтобы
степь вспыхнула и пламя на десятки верст неслось огненной стеной все сильнее и неотразимее, потому что при пожаре всегда начинается ураган. При первом
запахе дыма табуны начинают в тревоге метаться и мчатся очертя голову от огня. Летит и птица. Бежит всякий зверь: и заяц, и волк, и лошадь — все в общей куче.
В июльские вечера и ночи уже не кричат перепела и коростели, не поют в лесных балочках соловьи, не
пахнет цветами, но
степь все еще прекрасна и полна жизни.
Почему на меня
пахнуло от него только призывом раздолья и простора, моря, тайги и
степи?
В гости я к тебе
Не один пришел:
Я пришел сам-друг
С косой вострою;
Мне давно гулять
По траве степной,
Вдоль и поперек
С ней хотелося…
Раззудись, плечо,
Размахнись, рука!
Ты
пахни в лицо,
Ветер с полудня!
Освежи, взволнуй
Степь просторную!
Зажужжи, коса,
Засверкай кругом!
Зашуми, трава
Подкошенная;
Поклонись, цветы,
Головой земле!
— Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько, — он широко повел рукой на
степь. — И всё работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек
пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился, — дураком.
— Что, Михайло Михайлыч, призадумались? Небось, приятно поглядеть на дела рук своих? В прошлом году на этом самом месте была голая
степь, человечьим духом не
пахло, а теперь поглядите: жизнь, цивилизация! И как всё это хорошо, ей-богу! Мы с вами железную дорогу строим, а после нас, этак лет через сто или двести, добрые люди настроят здесь фабрик, школ, больниц и — закипит машина! А?
Они сидели на скамеечке под распускающимися тополями, у крыльца белого домика немца-колониста. Над приазовскими
степями голубело бодрое утро, частые темно-синие волны быстро бежали из морской дали к берегу. По деревне синели дымки бивачных костров, и приятно
пахло гарью.
Был шестой час вечера. Зной стоял жестокий, солнечный свет резал глаза; ветерок дул со
степи, как из жерла раскаленной печи, и вместе с ним от шахт доносился острый, противный
запах каменноугольного дыма… Мухи назойливо липли к потному лицу; в голове мутилось от жары; на душе накипало глухое, беспричинное раздражение.