Неточные совпадения
А рабочие шли все так же густо, нестройно и не спеша; было много сутулых, многие держали руки в карманах и за спиною. Это вызвало в
памяти Самгина снимок с чьей-то картины, напечатанный в «Ниве»: чудовищная фигура Молоха, и к ней, сквозь толпу карфагенян, идет, согнувшись, вереница людей, нанизанных на цепь, обреченных в
жертву страшному богу.
Бедная Саша, бедная
жертва гнусной, проклятой русской жизни, запятнанной крепостным состоянием, — смертью ты вышла на волю! И ты еще была несравненно счастливее других: в суровом плену княгининого дома ты встретила друга, и дружба той, которую ты так безмерно любила, проводила тебя заочно до могилы. Много слез стоила ты ей; незадолго до своей кончины она еще поминала тебя и благословляла
память твою как единственный светлый образ, явившийся в ее детстве!
Таким образом борозда утопала все глубже, но надпись все оживала, сохраняя
память о чьей-то начальственной «строгости» и об ее «
жертве».
Она предвкушала наслаждение любить без
памяти и мучить до боли того, кого любишь, именно за то, что любишь, и потому-то, может быть, и поспешила отдаться ему в
жертву первая.
Руслан томился молчаливо,
И смысл и
память потеряв.
Через плечо глядя спесиво
И важно подбочась, Фарлаф,
Надувшись, охал за Русланом.
Он говорит: «Насилу я
На волю вырвался, друзья!
Ну, скоро ль встречусь с великаном?
Уж то-то крови будет течь,
Уж то-то
жертв любви ревнивой!
Повеселись, мой верный меч,
Повеселись, мой конь ретивый...
Но что же! он ее увидел 6 лет спустя… увы! она сделалась дюжей толстой бабою, он видел, как она колотила слюнявых ребят, мела избу, бранила пьяного мужа самыми отвратительными речами… очарование разлетелось как дым; настоящее отравило прелесть минувшего, с этих пор он не мог вообразить Анюту, иначе как рядом с этой отвратительной женщиной, он должен был изгладить из своей
памяти как умершую эту живую, черноглазую, чернобровую девочку… и принес эту
жертву своему самолюбию, почти безо всякого сожаления.
Международное преступление совершилось. Саксония выдала свою
жертву Австрии, Австрия — Николаю. Он в Шлиссельбурге, в этой крепости зловещей
памяти, где некогда держался взаперти, как дикий зверь, Иван Антонович, внук царя Алексея, убитый Екатериною II, этою женщиною, которая, еще покрытая кровью мужа, приказала сперва заколоть узника, а потом казнить несчастного офицера, исполнившего это приказание.
И мрачный год, в который пало столько
Отважных, добрых и прекрасных
жертв,
Едва оставил
память о себе
В какой-нибудь простой пастушьей песне,
Унылой и приятной…
В «Униженных и оскорбленных» Наташа «инстинктивно чувствовала, что будет госпожой князя, владычицей, что он будет даже
жертвой ее. Она предвкушала наслаждение любить без
памяти и мучить до боли того, кого любишь, именно за то, что любишь, и потому-то, может быть, и поспешила отдаться ему в
жертву первая».
— Красавец мужчина!.. Знаю, что следовало бы нам закончить это рандеву честь честью, да стоит ли, голубчик? Право, лучше будет так, всухую, в
память об ingenue саратовской труппы, о чистенькой барышне,
жертве увлечения театральным искусством.
Нельзя забыть, в
память чего воздвигся здесь алтарь бескровной
жертвы.