Неточные совпадения
Plenty, o, plenty (много)! — отвечал он, — то третий и четвертый сорт, обыкновенные, которые все курят, начиная
от Индии
до Америки, по всему Индийскому и Восточному
океанам».
Тут целые
океаны снегов, болот, сухих пучин и стремнин, свои сорокаградусные тропики, вечная зелень сосен, дикари всех родов, звери, начиная
от черных и белых медведей
до клопов и блох включительно, снежные ураганы, вместо качки — тряска, вместо морской скуки — сухопутная, все климаты и все времена года, как и в кругосветном плавании…
Сверх провинции Альбани, англичане приобрели для колонии два новые округа и назвали их Альберт и Виктория и еще большое и богатое пространство земли между старой колониальной границей и Оранжевой рекой, так что нынешняя граница колонии простирается
от устья реки Кейскаммы, по прямой линии к северу,
до 30 30’ ю‹жной› ш‹ироты› по Оранжевой реке и, идучи по этой последней, доходит
до Атлантического
океана.
Но вот мы вышли в Великий
океан. Мы были в 21˚ северной широты: жарко
до духоты. Работать днем не было возможности. Утомишься
от жара и заснешь после обеда, чтоб выиграть поболее времени ночью. Так сделал я 8-го числа, и спал долго, часа три, как будто предчувствуя беспокойную ночь. Капитан подшучивал надо мной, глядя, как я проснусь, посмотрю сонными глазами вокруг и перелягу на другой диван, ища прохлады. «Вы то на правый, то на левый галс ложитесь!» — говорил он.
Нет науки о путешествиях: авторитеты, начиная
от Аристотеля
до Ломоносова включительно, молчат; путешествия не попали под ферулу риторики, и писатель свободен пробираться в недра гор, или опускаться в глубину
океанов, с ученою пытливостью, или, пожалуй, на крыльях вдохновения скользить по ним быстро и ловить мимоходом на бумагу их образы; описывать страны и народы исторически, статистически или только посмотреть, каковы трактиры, — словом, никому не отведено столько простора и никому
от этого так не тесно писать, как путешественнику.
Столь любезно-верная непреоборимость была
до того необыкновенна, что Удав, по старой привычке, собрался было почитать у меня в сердце, но так как он умел читать только на пространстве
от Восточного
океана до Вержболова, то, разумеется, под Эйдткуненом ничего прочесть не сумел.
От Булома и
до самого Ледовитого
океана тянется страшная тундра. Зимой эта тундра представляет собой гладкую снеговую поверхность, а летом — необозримое болото, кое-где покрытое мелким березовым кустарником.
Но не бойтесь за нее, не бойтесь даже тогда, когда она сама говорит против себя: она может на время или покориться, по-видимому, или даже пойти на обман, как речка может скрыться под землею или удалиться
от своего русла; но текучая вода не остановится и не пойдет назад, а все-таки дойдет
до своего конца,
до того места, где может она слиться с другими водами и вместе бежать к водам
океана.
И будут черпать ее
до тех пор, пока литература не почувствует себя свободною
от кошмара, который давит ее, или пока совсем не потонет в
океане бессмысленного бормотания…
Все это идет очень хорошо, в самом строгом порядке, но потом первобытный
океан исчезает, образованные им осадочные пласты начинают подниматься и дают широкую трещину
от нашего Ледовитого
океана вплоть
до плоской возвышенности, именуемой в географиях Усть-Уртом.
Чусовой; случайные гости на прииске — вороняки, т. е. переселенцы из Воронежской губернии, которые попали сюда, чтобы заработать себе необходимые деньги на далекий путь в Томскую губернию; несколько десятков башкир, два вогула и та специально приисковая рвань, какую вы встретите на каждом прииске, на всем пространстве
от Урала
до Великого
океана.
Передняя светлая изба была устроена внутри, как, вероятно, устроены все русские избы
от Балтийского моря
до берегов Великого
океана: налево
от дверей широкая русская печь, над самыми дверями навешаны широкие полати, около стен широкие лавки, в переднем углу небольшой стол, и только.
Он не имел ни брата, ни сестры,
И тайных мук его никто не ведал.
До времени отвыкнув
от игры,
Он жадному сомненью сердце предал
И, презрев детства милые дары,
Он начал думать, строить мир воздушный,
И в нем терялся мыслию послушной.
Таков средь
океана островок:
Пусть хоть прекрасен, свеж, но одинок;
Ладьи к нему с гостями не пристанут,
Цветы на нем
от зноя все увянут…
Как море-океан
от концов
до концов земли разливается, так слава об отце Фотине разнеслась по близким местам и по дальним странам.
В святой простоте ума и сердца, я, находясь в преддверии лабиринта, думал, что я уже прошел его и что мне пора в тот затон, куда я, как сказочный ерш, попал, исходив все
океаны и реки и обив все свои крылья и перья в борьбе с волнами моря житейского. Я думал, что я дошел
до края моих безрассудств, когда только еще начинал к ним получать смутное влечение. Но как бы там ни было, а желание мое удалиться
от мира было непреложно — и я решил немедленно же приводить его в действие.