Неточные совпадения
Когда ж и где, в какой
пустыне,
Безумец, их забудешь ты?
Ах, ножки, ножки! где вы ныне?
Где мнете вешние цветы?
Взлелеяны в восточной неге,
На северном, печальном снеге
Вы не оставили следов:
Любили мягких вы ковров
Роскошное прикосновенье.
Давно ль для вас я забывал
И жажду славы и похвал,
И край
отцов, и заточенье?
Исчезло счастье юных лет,
Как на лугах ваш легкий след.
Вперед, вперед, моя исторья!
Лицо нас новое зовет.
В пяти верстах от Красногорья,
Деревни Ленского, живет
И здравствует еще доныне
В философической
пустынеЗарецкий, некогда буян,
Картежной шайки атаман,
Глава повес, трибун трактирный,
Теперь же добрый и простой
Отец семейства холостой,
Надежный друг, помещик мирный
И даже честный человек:
Так исправляется наш век!
Я в тебя только крохотное семечко веры брошу, а из него вырастет дуб — да еще такой дуб, что ты, сидя на дубе-то, в «
отцы пустынники и в жены непорочны» пожелаешь вступить; ибо тебе оченно, оченно того втайне хочется, акриды кушать будешь, спасаться в
пустыню потащишься!
Еще тогда, сколь припомню, только об том и думалось, чтоб в пустынножительстве спасение найти, чтоб уподобиться древним
отцам пустынникам, которые суету мирскую хуже нечем мучения адовы для себя почитали… Ну, и привел бог в
пустыню, да только не так, как думалось.
— А я, ваше благородие, с малолетствия по своей охоте суету мирскую оставил и странником нарекаюсь;
отец у меня царь небесный, мать — сыра земля; скитался я в лесах дремучих со зверьми дикиими, в
пустынях жил со львы лютыими; слеп был и прозрел, нем — и возглаголал. А более ничего вашему благородию объяснить не могу, по той причине, что сам об себе сведений никаких не имею.
Древние
отцы пустынники даже отвращение к миру получали: так оно хорошо в
пустыне бывает.
Руслан на мягкий мох ложится
Пред умирающим огнем;
Он ищет позабыться сном,
Вздыхает, медленно вертится…
Напрасно! Витязь наконец:
«Не спится что-то, мой
отец!
Что делать: болен я душою,
И сон не в сон, как тошно жить.
Позволь мне сердце освежить
Твоей беседою святою.
Прости мне дерзостный вопрос.
Откройся: кто ты, благодатный,
Судьбы наперсник непонятный?
В
пустыню кто тебя занес...
Фома знает эту страшную сказку о крестнике бога, не раз он слышал ее и уже заранее рисует пред собой этого крестника: вот он едет на белом коне к своим крестным
отцу и матери, едет во тьме, по
пустыне, и видит в ней все нестерпимые муки, коим осуждены грешники… И слышит он тихие стоны и просьбы их...
Объявляет мне, что едет в Светозерскую
пустынь, к иеромонаху Мисаилу, которого чтит и уважает; что Степанида Матвеевна, — а уж из нас, родственников, кто не слыхал про Степаниду Матвеевну? — она меня прошлого года из Духанова помелом прогнала, — что эта Степанида Матвеевна получила письмо такого содержания, что у ней в Москве кто-то при последнем издыхании:
отец или дочь, не знаю, кто именно, да и не интересуюсь знать; может быть, и
отец и дочь вместе; может быть, еще с прибавкою какого-нибудь племянника, служащего по питейной части…
Маша. Все равно… Приду вечером. Прощай, моя хорошая… (Целует Ирину.) Желаю тебе еще раз, будь здорова, будь счастлива. В прежнее время, когда был жив
отец, к нам на именины приходило всякий раз по тридцать — сорок офицеров, было шумно, а сегодня только полтора человека и тихо, как в
пустыне… Я уйду… Сегодня я в мерехлюндии, невесело мне, и ты не слушай меня. (Смеясь сквозь слезы.) После поговорим, а пока прощай, моя милая, пойду куда-нибудь.
— Что же ты, Мартын Петрович, — начала матушка, — каким образом намерен теперь душу свою спасать? К Митрофанию съездишь или в Киев? или, может быть, в Оптину
пустынь отправишься, так как она по соседству? Там, говорят, такой святой проявился инок…
отцом Макарием его зовут, никто такого и не запомнит! Все грехи насквозь видит.
Матушка опять упомянула о Киеве, об Оптиной
пустыни, об
отце Макарии…
— Это все равно: я вас сведу. Иди сейчас в лагерь и скажи твоему брату, что я приказываю ему сейчас свезти тебя от моего имени в Сергиевскую
пустынь к
отцу Игнатию. Он может принести тебе много пользы.
Но что могло заставить их
Покинуть прах
отцов своих
И добровольное изгнанье
Искать среди
пустынь чужих?
Но вот она. За нею следом
По степи юноша спешит;
Цыгану вовсе он неведом.
«
Отец мой, — дева говорит, —
Веду я гостя: за курганом
Его в
пустыне я нашла
И в табор на ночь зазвала.
Он хочет быть, как мы, цыганом;
Его преследует закон,
Но я ему подругой буду.
Его зовут Алеко; он
Готов идти за мною всюду».
Меня очень любили два старичка: игумен П—ской
пустыни и
отец казначей Л—ской
пустыни.
Отец казначей, подпуская богомольцев ко кресту после ранней обедни, нимало не удивился, увидев старуху, и, подав ей из-под рясы просфору, очень спокойно сказал: «Здравствуй, мать Александра!» Бабушку в
пустынях только молодые послушники звали Александрой Васильевной, а старики иначе ей не говорили, как «мать Александра».
— Лукав мир, Фленушка, — степенно молвила Манефа. — Не то что в келью, в
пустыни, в земные вертепы он проникает… Много того видим в житиях преподобных
отец… Не днем, так нощию во сне человеку козни свои деет!
Настя с Парашей, воротясь к
отцу, к матери, расположились в светлицах своих, а разукрасить их
отец не поскупился. Вечерком, как они убрались, пришел к дочерям Патап Максимыч поглядеть на их новоселье и взял рукописную тетрадку, лежавшую у Насти на столике. Тут были «Стихи об Иоасафе царевиче», «Об Алексее Божьем человеке», «Древян гроб сосновый» и рядом с этой пса́льмой «Похвала
пустыне». Она начиналась словами...
Да узнают все народы наши, как велика наша мощь и как беззакатна наша слава! Да стекутся все народы к ногам нашим, как песчинки, гонимые ветром
пустыни! Да растерзают львы наши всех подлых врагов! И тогда мы поразим мир деяниями нашими; мы воздвигнем пирамиды превыше пирамид
отца нашего; мы построим храмы величавее храма Сети. Так сказал нам Аммон, великий бог и
отец наш; так говорит вам возлюбленный Аммона Узирмари-Сотпунири, сын Ра, Рамсизу-Миамун.
— «И рече преподобный Памва ученику своему, — нараспев стала Таифа читать, — се убо глаголю, чадо, яко приидут дние, внегда расказят иноцы книги, загладят отеческая жития и преподобных мужей предания, пишущие тропари́ и еллинская писания. Сего ради
отцы реша: «Не пишите доброю грамотою, в
пустыне живущие, словес на кожаных хартиях, хочет бо последний род загладити жития святых
отец и писати по своему хотению».
Тогда изыде Варлаам из
пустыни и прииде к
отцу Софонтию совета ради, что́ сотворити при таковом тесном обстоянии…
В Индии была одна царевна с золотыми волосами; у нее была злая мачеха. Мачеха возненавидела золотоволосую падчерицу и уговорила царя сослать ее в
пустыню. Золотоволосую свели далеко в
пустыню и бросили. На пятый день золотоволосая царевна вернулась верхом на льве назад к своему
отцу.
И вдруг в тот час заволновалась, зарадовалась, задрожала душа: а если есть… если не
пустыня, не ложь, не маска, не смерть, но Он, благой и любящий
Отец, Его риза, Его любовь…
Ты,
пустыня, моя матушка,
Помилей мне
отца с матерью,
Вы, леса мои кудрявые,
Помилей мне роду-племени,
Вы, луга, луга зеленые,
Помилее красна золота,
Вы, раздольица широкие,
Помилее чиста сéребра,
Вы, кусты, кусты ракитовы,
Помилее скатнá жемчугу,
Вы, залетны мелки пташечки,
Схороните мои косточки
На чужой дальной сторонушке,
Во прекрасной во пустынюшке.
— Невидимая рука Божия привела меня в это тихое и уединенное пристанище, — отвечал
отец Зосима, — предместник мой, святитель Савватий, бывший инок Кириллова-Белозерского монастыря, искал
пустыни, где бы мог укромно возносить молитвы свои к престолу Всевышнего и безмятежно кончить дни свои, пустился странствовать с духовным братом своим Германом.
— Да будет благословен приход твой в тихую, безмятежную
пустыню нашу, и да обретет душа твоя пристань вечную в недрах святыни и созерцании творений Зиждителя. Да приобретет она себе житием праведным богатство духовное — успокоение, какое внушает этот юноша, — проговорил
отец Авраамий, благословляя пришельца и указывая ему на молящегося. — Но кто ты сам? — спросил он. — Почему покидаешь свет?
Уверился Гриша и в том, что по ночам не Дуняша в оконце постукивает, не она с ним на речке заигрывает, но некий-от эфиоп, сиречь бес преисподний, в девичьем образе выходит из геенны смущати его… «Окаянный — от, думает, все больше во образе жены с трудниками борется; и в книгах писано, что в древние времена в киновиях и великих лаврах синайских, в
пустынях египетских и фиваидских преподобным
отцам беси в женском образе все больше являлись…
О, прекрасная мати-пустыня!
Сам господь тебя,
пустыню, похваляет:
Отцы по
пустыне скитались,
И ангелы им помогали…
Прекрасная ты
пустыня,
Прекрасная ты раиня,
Любимая моя мати!
Прими ты меня, мать-пустыня,
От юности моей прелестной!
Научи меня, мати-пустыня,
Жить и творить божье дело!
Кто спасения ищет, все должен оставить — и
отца, и мать, и родных, и друзей, ото всего отрещись и бегать в
пустыню.