Неточные совпадения
Чьей казни?.. старец непреклонный!
Чья дочь в объятиях его?
Но хладно сердца своего
Он заглушает ропот сонный.
Он говорит: «В неравный спор
Зачем вступает сей безумец?
Он сам, надменный вольнодумец,
Сам точит на себя топор.
Куда бежит, зажавши вежды?
На чем он основал
надежды?
Или… но дочери любовь
Главы
отцовской не искупит.
Любовник гетману уступит,
Не то моя прольется кровь».
Надежда Васильевна понимала, что отец инстинктивно старается найти в ней то, что потерял в старшем сыне, то есть опору наступавшей бессильной старости; она делала все, чтобы подняться до уровня
отцовского миросозерцания, и вполне достигла своей цели.
Когда
Надежда Васильевна улыбалась, у нее на широком белом лбу всплывала над левой бровью такая же морщинка, как у Василья Назарыча. Привалов заметил эту улыбку, а также едва заметный жест левым плечом, — тоже
отцовская привычка. Вообще было заметно сразу, что
Надежда Васильевна ближе стояла к отцу, чем к матери. В ней до мельчайших подробностей отпечатлелись все те характерные особенности бахаревского типа, который старый Лука подводил под одно слово: «прерода».
Для Привалова не оставалось никакого сомнения, что
Надежда Васильевна живет в
отцовском доме только внешним образом, а ее душа принадлежит другому миру и другим людям.
В
Надежде Васильевне теперь говорила практическая
отцовская жилка, и вместе с тем она увлекалась грандиозной картиной неравной, отчаянной борьбы с подавляющим своим численным составом и средствами неприятелем.
Душе моей милого голоса звук
Мгновенно послал обновленье,
Отраду,
надежду, забвение мук,
Отцовской угрозы забвенье!
Последние слова сына, голос, каким были они произнесены, вырвали из
отцовского сердца последнюю
надежду и окончательно его сломили. Он закрыл руками лицо, сделал безнадежный жест и безотрадным взглядом окинул Оку, лодки, наконец, дом и площадку. Взгляд его остановился на жене… Первая мысль старушки, после того как прошел страх, была отыскать Ванюшу, который не пришел к завтраку.
Она уже тихо молилась и плакала, но это уже были не те слезы, которые она проливала на
отцовской могиле, не слезы накопившегося тяжелого горя, а тихие сладкие слезы душевной мольбы и
надежды на благость Провидения.