Неточные совпадения
Господу Богу
помолимся,
Древнюю быль возвестим,
Мне в Соловках ее сказывал
Инок,
отец Питирим.
—
Молитесь Богу и просите Его. Даже святые
отцы имели сомнения и просили Бога об утверждении своей веры. Дьявол имеет большую силу, и мы не должны поддаваться ему.
Молитесь Богу, просите Его.
Молитесь Богу, — повторил он поспешно.
Покойник
отец твой два раза отсылал в журналы — сначала стихи (у меня и тетрадка хранится, я тебе когда-нибудь покажу), а потом уж и целую повесть (я сама выпросила, чтоб он дал мне переписать), и уж как мы
молились оба, чтобы приняли, — не приняли!
— А мама — та чуть не
молится на Данилушку. Она, кажется, глубоко убеждена в том, что все удачи
отца зависят единственно от счастливой звезды Данилушки.
Только в моленной, когда Досифея откладывала свои поклоны на разноцветный подручник, она
молилась и за рабу божию Надежду; в молитвах Марьи Степановны имя дочери было подведено под рубрику «недугующих, страждущих, плененных и в отсутствии сущих
отец и братии наших».
— Чего же ты снова? — тихо улыбнулся старец. — Пусть мирские слезами провожают своих покойников, а мы здесь отходящему
отцу радуемся. Радуемся и молим о нем. Оставь же меня.
Молиться надо. Ступай и поспеши. Около братьев будь. Да не около одного, а около обоих.
О таковых я внутренно во всю жизнь
молился, исповедуюсь вам в том,
отцы и учители, да и ныне на всяк день
молюсь.
— Ах вы,
отцы наши, милостивцы наши! — запел он опять… — Да помилуйте вы меня… да ведь мы за вас,
отцы наши, денно и нощно Господу Богу
молимся… Земли, конечно, маловато…
И когда
отец заметил ей: «Как же вы, сударыня, Богу
молитесь, а не понимаете, что тут не одно, а три слова: же, за, ны… „за нас“ то есть», — то она очень развязно отвечала...
— Что вы, собаки, грызетесь! — слышится наконец голос
отца из кабинета, —
помолиться покойно не дадите!
— Так по-людски не живут, — говорил старик
отец, — она еще ребенок, образования не получила, никакого разговора, кроме самого обыкновенного, не понимает, а ты к ней с высокими мыслями пристаешь,
молишься на нее. Оттого и глядите вы в разные стороны. Только уж что-то рано у вас нелады начались; не надо было ей позволять гостей принимать.
Недаром у подножия храма, в котором он
молится, находится сельское кладбище, где сложили кости его
отцы.
—
Отец,
молись!
молись! — закричал он отчаянно, —
молись о погибшей душе! — и грянулся на землю.
Он говорил с печальным раздумием. Он много и горячо
молился, а жизнь его была испорчена. Но обе эти сентенции внезапно слились в моем уме, как пламя спички с пламенем зажигаемого фитиля. Я понял молитвенное настроение
отца: он, значит, хочет чувствовать перед собой бога и чувствовать, что говорит именно ему и что бог его слышит. И если так просить у бога, то бог не может отказать, хотя бы человек требовал сдвинуть гору…
«
Молись, доню, крепче, — просил
отец, — твоя молитва сильнее».
Мне стало страшно, и я инстинктивно посмотрел на
отца… Как хромой, он не мог долго стоять и
молился, сидя на стуле. Что-то особенное отражалось в его лице. Оно было печально, сосредоточенно, умиленно. Печали было больше, чем умиления, и еще было заметно какое-то заутреннее усилие. Он как будто искал чего-то глазами в вышине, под куполом, где ютился сизый дымок ладана, еще пронизанный последними лучами уходящего дня. Губы его шептали все одно слово...
Я тогда еще верил по — отцовски и думал, что счеты
отца сведены благополучно: он был человек религиозный, всю жизнь
молился, исполнял долг, посильно защищал слабых против сильных и честно служил «закону». Бог признает это, — и, конечно, ему теперь хорошо.
Ходят они кругом престола и
отцу Илье помогают, старичку: он поднимет ветхие руки, богу
молясь, а они локотки его поддерживают.
Он призывает
молиться, чтобы Бог простил «за темные
отцов деяния».
В ту же осень Эвелина объявила старикам Яскульским свое неизменное решение выйти за слепого «из усадьбы». Старушка мать заплакала, а
отец,
помолившись перед иконами, объявил, что, по его мнению, именно такова воля божия относительно данного случая.
(
Отец Иоанн, что молебен служил
И так непритворно
молился,
Потом в каземате священником был
И с нами душой породнился...
Только с
отцом и отводила Наташка свою детскую душу и провожала его каждый раз горькими слезами. Яша и сам плакал, когда прощался со своим гнездом. Каждое утро и каждый вечер Наташка горячо
молилась, чтобы Бог поскорее послал тятеньке золота.
В одном дому у них по две веры живет:
отец так
молится, а сын инако.
— У нас требы исправляют по древлеотеческому чину старцы, духовный
отец… Не женское это дело. А
молиться никому нельзя воспретить: и за живых
молимся и за умерших. По своей силе душу свою спасаем.
Нюрочка попалась.
Молиться ее учил только о. Сергей, а
отец не обращал на это никакого внимания.
Мать, в свою очередь, пересказывала моему
отцу речи Александры Ивановны, состоявшие в том, что Прасковью Ивановну за богатство все уважают, что даже всякий новый губернатор приезжает с ней знакомиться; что сама Прасковья Ивановна никого не уважает и не любит; что она своими гостями или забавляется, или ругает их в глаза; что она для своего покоя и удовольствия не входит ни в какие хозяйственные дела, ни в свои, ни в крестьянские, а все предоставила своему поверенному Михайлушке, который от крестьян пользуется и наживает большие деньги, а дворню и лакейство до того избаловал, что вот как они и с нами, будущими наследниками, поступили; что Прасковья Ивановна большая странница, терпеть не может попов и монахов, и нищим никому копеечки не подаст;
молится богу по капризу, когда ей захочется, — а не захочется, то и середи обедни из церкви уйдет; что священника и причет содержит она очень богато, а никого из них к себе в дом не пускает, кроме попа с крестом, и то в самые большие праздники; что первое ее удовольствие летом — сад, за которым она ходит, как садовник, а зимою любит она петь песни, слушать, как их поют, читать книжки или играть в карты; что Прасковья Ивановна ее, сироту, не любит, никогда не ласкает и денег не дает ни копейки, хотя позволяет выписывать из города или покупать у разносчиков все, что Александре Ивановне вздумается; что сколько ни просили ее посторонние почтенные люди, чтоб она своей внучке-сиротке что-нибудь при жизни назначила, для того чтоб она могла жениха найти, Прасковья Ивановна и слышать не хотела и отвечала, что Багровы родную племянницу не бросят без куска хлеба и что лучше век оставаться в девках, чем навязать себе на шею мужа, который из денег женился бы на ней, на рябой кукушке, да после и вымещал бы ей за то.
Мать лежала под пологом,
отец с Парашей беспрестанно подавали ей какие-то лекарства, а мы, сидя в другом углу, перешептывались вполголоса между собой и
молились богу, чтоб он послал маменьке облегчение.
Пришел
отец, сестрица с братцем, все улыбались, все обнимали и целовали меня, а мать бросилась на колени перед кивотом с образами,
молилась и плакала.
Видно,
отцу сказали об этом: он приходил к нам и сказал, что если я желаю, чтоб мать поскорее выздоровела, то не должен плакать и проситься к ней, а только
молиться богу и просить, чтоб он ее помиловал, что мать хоть не видит, но материнское сердце знает, что я плачу, и что ей от этого хуже.
Слышал, как плакал
отец и утешал отчаявшуюся мать, как горячо она
молилась, подняв руки к небу.
Самое большое, чем он мог быть в этом отношении, это — пантеистом, но возвращение его в деревню, постоянное присутствие при том, как старик
отец по целым почти ночам простаивал перед иконами, постоянное наблюдение над тем, как крестьянские и дворовые старушки с каким-то восторгом бегут к приходу
помолиться, — все это, если не раскрыло в нем религиозного чувства, то, по крайней мере, опять возбудило в нем охоту к этому чувству; и в первое же воскресенье, когда
отец поехал к приходу, он решился съездить с ним и
помолиться там посреди этого простого народа.
— Да благословит же тебя бог, как я благословляю тебя, дитя мое милое, бесценное дитя! — сказал
отец. — Да пошлет и тебе навсегда мир души и оградит тебя от всякого горя.
Помолись богу, друг мой, чтоб грешная молитва моя дошла до него.
Через минуту в комнату вошел средних лет мужчина, точь-в-точь Осип Иваныч, каким я знал его в ту пору, когда он был еще мелким прасолом. Те же ласковые голубые глаза, та же приятнейшая улыбка, те же вьющиеся каштановые с легкою проседию волоса. Вся разница в том, что Осип Иваныч ходил в сибирке, а Николай Осипыч носит пиджак. Войдя в комнату, Николай Осипыч
помолился и подошел к
отцу, к руке. Осип Иваныч отрекомендовал нас друг другу.
И помню я, что тут, у одра этой бедной старушки, мне стало страшно за Зинаиду, и захотелось мне
помолиться за нее, за
отца — и за себя.
— В эту же самую минуту-с. Да и что же тут было долго время препровождать? Надо, чтобы они одуматься не могли. Помочил их по башкам водицей над прорубью, прочел «во имя
Отца и Сына», и крестики, которые от мисанеров остались, понадевал на шеи, и велел им того убитого мисанера, чтобы они за мученика почитали и за него
молились, и могилку им показал.
Живу, как статуй бесчувственный, и больше ничего; а иногда думаю, что вот же, мол, у нас дома в церкви этот самый
отец Илья, который все газетной бумажки просит, бывало, на служении
молится «о плавающих и путешествующих, страждущих и плененных», а я, бывало, когда это слушаю, все думаю: зачем? разве теперь есть война, чтобы о пленных
молиться?
— Меня, собственно, Михайло Сергеич, не то убивает, — возразила она, — я знаю, что
отец уж пожил… Я буду за него
молиться, буду поминать его; но, главное, мне хотелось хоть бы еще раз видеться с ним в этой жизни… точно предчувствие какое было: так я рвалась последнее время ехать к нему; но Якову Васильичу нельзя было… так ничего и не случилось, что думала и чего желала.
— Ну, скажите, пожалуйста, что он говорит? — воскликнула она, всплеснув руками. — Тебя, наконец, бог за меня накажет, Жак! Я вот прямо вам говорю, Михайло Сергеич; вы ему приятель; поговорите ему… Я не знаю, что последнее время с ним сделалось: он мучит меня… эти насмешки… презрение… неуважение ко мне… Он, кажется, только того и хочет, чтоб я умерла. Я
молюсь, наконец, богу: господи! Научи меня, как мне себя держать с ним! Вы сами теперь слышали… в какую минуту, когда я потеряла
отца, и что он говорит!
Достигнешь там больших чинов, в знать войдешь — ведь мы не хуже других:
отец был дворянин, майор, — все-таки смиряйся перед господом богом:
молись и в счастии и в несчастии, а не по пословице: «Гром не грянет, мужик не перекрестится».
— Вы, конечно,
помолитесь, пока придет
отец Василий, — сказал он, торопливо пододвигая Сусанне Николаевне стул, на который она и опустилась.
— Не отвергай меня,
отец мой! — продолжал Максим, — выслушай меня! Долго боролся я сам с собою, долго
молился пред святыми иконами. Искал я в своем сердце любви к царю — и не обрел ее!
— Ну вот! ну, слава Богу! вот теперь полегче стало, как
помолился! — говорит Иудушка, вновь присаживаясь к столу, — ну, постой! погоди! хоть мне, как
отцу, можно было бы и не входить с тобой в объяснения, — ну, да уж пусть будет так! Стало быть, по-твоему, я убил Володеньку?
Протопоп опять поцеловал женины руки и пошел дьячить, а Наталья Николаевна свернулась калачиком и заснула, и ей привиделся сон, что вошел будто к ней дьякон Ахилла и говорит: «Что же вы не
помолитесь, чтоб
отцу Савелию легче было страждовать?» — «А как же, — спрашивает Наталья Николаевна, — поучи, как это произнести?» — «А вот, — говорит Ахилла, — что произносите: господи, ими же веси путями спаси!» — «Господи, ими же веси путями спаси!» — благоговейно проговорила Наталья Николаевна и вдруг почувствовала, как будто дьякон ее взял и внес в алтарь, и алтарь тот огромный-преогромный: столбы — и конца им не видно, а престол до самого неба и весь сияет яркими огнями, а назади, откуда они уходили, — все будто крошечное, столь крошечное, что даже смешно бы, если бы не та тревога, что она женщина, а дьякон ее в алтарь внес.
Очень я был всем этим, сударь, тронут:
отцу Алексею я, по состоянию своему, что имел заплатил, хотя они и брать не хотели, но это нельзя же даром
молиться, да и подхожу к Марфе Андревне, чтобы поздравить.
Полагайтесь так, что хотя не можете вы
молиться сами за себя из уездного храма, но есть у вас такой человек в столице, что через него идет за вас молитва и из Казанского собора, где спаситель отечества, светлейший князь Кутузов погребен, и из Исакиевского, который весь снаружи мраморный, от самого низа даже до верха, и столичный этот за вас богомолец я, ибо я, четши ектению велегласно за кого положено возглашаю, а про самого себя шепотом твое имя, друже мой,
отец Савелий, потаенно произношу, и молитву за тебя самую усердную отсюда посылаю Превечному, и жалуюсь, как ты напрасно пред всеми от начальства обижен.
Отец протопоп вылез из кибитки важный, солидный; вошел в дом,
помолился, повидался с женой, поцеловал ее при этом три раза в уста, потом поздоровался с
отцом Захарией, с которым они поцеловали друг друга в плечи, и, наконец, и с дьяконом Ахиллой, причем дьякон Ахилла поцеловал у
отца протопопа руку, а
отец протопоп приложил свои уста к его темени.
Ведь стоит только человеку нашего времени купить за 3 копейки Евангелие и прочесть ясные, не подлежащие перетолкованию слова Христа к самарянке о том, что
отцу нужны поклонники не в Иерусалиме, не на той горе и не на этой, а поклонники в духе и истине, или слова о том, что
молиться христианин должен не как язычник в храмах и на виду, а тайно, т. e. в своей клети, или что ученик Христа никого не должен называть
отцом или учителем, стоит только прочесть эти слова, чтобы убедиться, что никакие духовные пастыри, называющиеся учителями в противоположность учению Христа и спорящие между собою, не составляют никакого авторитета и что то, чему нас учат церковники, не есть христианство.
Помните — как
молился он в Гефсиманском саду: «Господи, пронеси мимо меня чашу сию», — трудно было ему, труднее, чем нам, а — подчинился он кротко воле
отца, спасения нашего ради!
— Знаю, сударыня! знаю, за кого
молитесь! — говорит она с выражением добродушного себе на уме и почти бегом бежит сообщить на ухо
отцу протоиерею имя раба Божия Феодора.
Сама Софья Николавна
молилась только о том, чтобы мирно, спокойно отлетела душа ее
отца… и мирно, даже радостно отлетела она.