Неточные совпадения
— И тут вы
остались верны себе! — возразил он вдруг с радостью, хватаясь за соломинку, — завет предков висит над вами: ваш выбор пал все-таки
на графа! Ха-ха-ха! — судорожно засмеялся он. — А остановили ли бы вы внимание
на нем, если б он был не граф? Делайте, как хотите! — с досадой махнул он рукой. — Ведь… «что мне за дело»? — возразил он ее словами. — Я вижу, что он, этот homme distingue, изящным разговором, полным ума, новизны, какого-то трепета, уже
тронул, пошевелил и… и… да, да?
— Я не проповедую коммунизма, кузина, будьте покойны. Я только отвечаю
на ваш вопрос: «что делать», и хочу доказать, что никто не имеет права не знать жизни. Жизнь сама
тронет, коснется, пробудит от этого блаженного успения — и иногда очень грубо. Научить «что делать» — я тоже не могу, не умею. Другие научат. Мне хотелось бы разбудить вас: вы спите, а не живете. Что из этого выйдет, я не знаю — но не могу
оставаться и равнодушным к вашему сну.
Я не отомстил: гвардия и
трон, алтарь и пушки — все
осталось; но через тридцать лет я стою под тем же знаменем, которого не покидал ни разу» («Полярная звезда»
на 1855).
Фирс(подходит к двери,
трогает за ручку). Заперто. Уехали… (Садится
на диван.) Про меня забыли… Ничего… я тут посижу… А Леонид Андреич, небось, шубы не надел, в пальто поехал… (Озабоченно вздыхает.) Я-то не поглядел… Молодо-зелено! (Бормочет что-то, чего понять нельзя.) Жизнь-то прошла, словно и не жил… (Ложится.) Я полежу… Силушки-то у тебя нету, ничего не
осталось, ничего… Эх ты… недотепа!.. (Лежит неподвижно.)
Я многого не понимал, многое забыл, и у меня
остались в памяти только отцовы слова: «Не вмешивайся не в свое дело, ты все дело испортишь, ты все семейство погубишь, теперь Мироныч не
тронет их, он все-таки будет опасаться, чтоб я не написал к тетушке, а если пойдет дело
на то, чтоб Мироныча прочь, то Михайлушка его не выдаст.
Шишлин был женат, но жена у него
оставалась в деревне, он тоже засматривался
на поломоек. Все они были легко доступны, каждая «прирабатывала»; к этому роду заработка в голодной слободе относились так же просто, как ко всякой иной работе. Но красавец мужик не
трогал женщин, он только смотрел
на них издали особенным взглядом, точно жалея кого-то, себя или их. А когда они сами начинали заигрывать с ним, соблазняя его, он, сконфуженно посмеиваясь, уходил прочь…
— Она
тронула бахрому
на груди и продолжала: — Войдя туда, я увидела свой костюм среди нескольких других; в общем
оставалось уже немного.
— Не ходи, Дунюшка! Не бойся, родная: он ничего не посмеет тебе сделать…
останься со мной… он те не
тронет… чего дрожишь! Полно, касатка… плюнь ты
на него, — раздавался голос старушки уже в сенях.
— Окружит эта шайка продажных мошенников светлый
трон царя нашего и закроет ему мудрые глаза его
на судьбу родины, предадут они Россию в руки инородцев и иностранцев. Жиды устроят в России своё царство, поляки своё, армяне с грузинами, латыши и прочие нищие, коих приютила Русь под сильною рукою своею, свои царства устроят, и когда
останемся мы, русские, одни… тогда… тогда, — значит…
Когда он воротился, то увидел, что труп хозяина накрыт с головой одеялом, а Раиса
осталась, как была, полуодетой, с голыми плечами; это
тронуло его. Они, не торопясь, прибрали комнату, и Евсей чувствовал, что молчаливая возня ночью, в тесной комнате, крепко связывает его с женщиной, знающей страх. Он старался держаться ближе к ней, избегая смотреть
на труп хозяина.
Конечно, Белоус знал это испытанное средство, но приберегал его до последнего момента. Он придумал с Терешкой другую штуку: пустить попа Мирона с крестным ходом под монастырь, — по иконам Гермоген не посмеет палить, ну, тогда и брать монастырь. Задумано, сделано… Но Гермоген повернул
на другое. Крестного хода он не
тронул, а пустил картечь
на Служнюю слободу и поджег несколько домов. Народ бросил крестный ход и пустился спасать свою худобу.
Остался один поп Мирон да дьячок Арефа.
Мы с девочкой Кларой двое
оставались сторонними зрителями этой сцены, и
на нас никто не обращал ровно никакого внимания. Маню обнимали, целовали, ощупывали ее платьице, волосы,
трогали ее за ручки, за шейку, ласково трепали по щечкам и вообще как бы старались удостовериться, не сон ли все это? не привидение ли? действительно ли это она, живая Маня, с своей маленькой и слабою плотью?
Эта минута самая трудная; иногда долго нельзя усадить ястреба, и требуется много ловкости и сноровки, чтобы он, бившись и вися
на спутниках, не
тронул, то есть не вытянул ног, отчего ястреба навсегда
остаются слабыми.
Аннушка (с приметным беспокойством посматривая
на госпожу). Владимир Павлович! (Он услыхал и глядит
на нее пристально. Она
трогает за руку Марью Дмитревну и вдруг останавливается.) Прости господи ее душу! (Крестится.) (Владимир вздрагивает, шатается и едва не упадает. Удерживается рукой за спинку стула и так
остается недвижен несколько минут.) Как тихо скончалась-то, родимая моя! Что буду я теперь? (Плачет.)
Анна Устиновна.
На какие, батюшко, деньги? Есть у нас заветные,
на приданое отложены, — так тех
трогать не хотим. Только
тронь и не увидишь, как истратишь, а ей-то ничего не
останется. Дорого достались нам эти деньги: из-за них отец ее рассудок потерял.
Бедный крестьянин!
На него обрушиваются все возможные несправедливости. Император преследует его рекрутскими наборами, помещик крадет у него труд, чиновник — последний рубль. Крестьянин молчит, терпит, по не отчаивается, у него
остается община. Вырвут ли из нее член, община сдвигается еще теснее; кажется, эта участь достойна сожаления; а между тем она никого не
трогает. Вместо того, чтобы заступаться за крестьянина, его обвиняют.
— Еще будучи в Питере, — говорила Таифа, — отписала я матушке, что хотя, конечно, и жаль будет с Комаровом расстаться, однако ж вконец сокрушаться не след. Доподлинно узнала я, что выгонка будет такая же, какова была
на Иргизе. Часовни, моленные, кельи порушат, но хозяйства не
тронут. Все
останется при нас. Как-нибудь проживем. В нашем городке матушка места купила. После Ильина дня хотела туда и кельи перевозить, да вот эти неприятности, да матушкины болезни задержали…