Неточные совпадения
— Мало ты нас
в прошлом году истязал? Мало нас от твоей глупости да от твоих шелепов смерть приняло? — продолжали глуповцы, видя, что бригадир винится. — Одумайся, старче!
Оставь свою дурость!
В прошлом году он
оставил дипломатическую службу, не по неприятности (у него никогда ни с кем не бывало неприятностей), и перешел на службу
в дворцовое ведомство
в Москву, для того чтобы дать наилучшее воспитание своим двум мальчикам.
(Сделаю здесь необходимое нотабене: если бы случилось, что мать пережила господина Версилова, то осталась бы буквально без гроша на старости лет, когда б не эти три тысячи Макара Ивановича, давно уже удвоенные процентами и которые он
оставил ей все целиком, до последнего рубля,
в прошлом году, по духовному завещанию. Он предугадал Версилова даже
в то еще время.)
— Я не знаю, выгнан ли, но он
оставил полк
в самом деле по неприятностям. Вам известно, что он
прошлого года осенью, именно будучи
в отставке, месяца два или три прожил
в Луге?
Из коего дела видно: означенный генерал-аншеф Троекуров
прошлого 18… года июня 9 дня взошел
в сей суд с прошением
в том, что покойный его отец, коллежский асессор и кавалер Петр Ефимов сын Троекуров
в 17… году августа 14 дня, служивший
в то время
в ** наместническом правлении провинциальным секретарем, купил из дворян у канцеляриста Фадея Егорова сына Спицына имение, состоящее ** округи
в помянутом сельце Кистеневке (которое селение тогда по ** ревизии называлось Кистеневскими выселками), всего значащихся по 4-й ревизии мужеска пола ** душ со всем их крестьянским имуществом, усадьбою, с пашенною и непашенною землею, лесами, сенными покосы, рыбными ловли по речке, называемой Кистеневке, и со всеми принадлежащими к оному имению угодьями и господским деревянным домом, и словом все без остатка, что ему после отца его, из дворян урядника Егора Терентьева сына Спицына по наследству досталось и во владении его было, не
оставляя из людей ни единыя души, а из земли ни единого четверика, ценою за 2500 р., на что и купчая
в тот же день
в ** палате суда и расправы совершена, и отец его тогда же августа
в 26-й день ** земским судом введен был во владение и учинен за него отказ.
— Матушка
прошлой весной померла, а отец еще до нее помер. Матушкину деревню за долги продали, а после отца только ружье осталось. Ни кола у меня, ни двора. Вот и надумал я: пойду к родным, да и на людей посмотреть захотелось. И матушка, умирая, говорила: «Ступай, Федос,
в Малиновец, к брату Василию Порфирьичу — он тебя не
оставит».
— А насчет веры, — начал он, улыбнувшись (видимо не желая так
оставлять Рогожина) и, кроме того, оживляясь под впечатлением одного внезапного воспоминания, — насчет веры я, на
прошлой неделе,
в два дня четыре разные встречи имел.
Он был из числа тех людей, которые, после того как
оставят студенческие аудитории, становятся вожаками партий, безграничными властителями чистой и самоотверженной совести, отбывают свой политический стаж где-нибудь
в Чухломе, обращая острое внимание всей России на свое героически-бедственное положение, и затем, прекрасно опираясь на свое
прошлое, делают себе карьеру благодаря солидной адвокатуре, депутатству или же женитьбе, сопряженной с хорошим куском черноземной земли и с земской деятельностью.
«Что
оставила нам Греция? Книги, мраморы. Оттого ли она велика, что побеждала, или оттого, что произвела? Не нападения персов помешали грекам впасть
в самый грубый материализм. Не нападения же варваров на Рим спасли и возродили его! Что, Наполеон I продолжал разве великое умственное движение, начатое философами конца
прошлого века?
— Мамынька,
оставь нас… Я долго терпел, а больше не могу. Он живет дармоедом, да еще мне же поперечные слова говорит… Я спустил
в прошлый раз, а больше не могу.
Галчиха. Как не узнать, ваше сиятельство;
в прошлом году тоже не
оставили своей милостью бедную старуху, сироту горькую.
Я служил, чтоб было что-нибудь есть (но единственно для этого), и когда
прошлого года один из отдаленных моих родственников
оставил мне шесть тысяч рублей по духовному завещанию, я тотчас же вышел
в отставку и поселился у себя
в углу.
С тяжелым чувством
оставляем мы прошлогоднюю литературу крестьянского вопроса и обращаемся к другим близким к нему предметам, занимавшим
в прошлом году нашу журналистику. Эти предметы — общинное владение, грамотность народа и телесное наказание. К сожалению, и здесь мало отрадного.
Впрочем, пора уже и расстаться нам с г. Жеребцовым. Читатели из нашей статьи, надеемся, успели уже познакомиться с ним настолько, чтобы не желать продолжения этого знакомства. Поэтому,
оставляя в покое его книгу, мы намерены теперь исполнить обещание, данное нами
в прошлой статье: сделать несколько замечаний относительно самых начал, которые навязываются древней Руси ее защитниками и которые оказываются так несостоятельными пред судом истории и здравого смысла.
В сие время определился я юнкером
в ** пехотный полк,
в коем и находился до
прошлого 18** года. Пребывание мое
в полку
оставило мне мало приятных впечатлений кроме производства
в офицеры и выигрыш<а> 245 рублей
в то время как у меня
в кармане всего оставалося рубль 6 грив. Смерть дражайших моих родителей принудила меня подать
в отставку и приехать
в мою вотчину.
В прошлом году он умер и
оставил мне порядочное состояние.
— И опять через неделю уйдешь. Ты знаешь, что он сделал
прошлой весной, — сказал, обращаясь ко мне, Челновский. — Поставил я его на место, сто двадцать рублей
в год платы, на всем готовом, с тем чтобы он приготовил ко второму классу гимназии одного мальчика. Справили ему все, что нужно, снарядили доброго молодца. Ну, думаю, на месте наш Овцебык! А он через месяц опять перед нами как вырос. Еще за свою науку и белье там
оставил.
Бывает так, что на горизонте мелькнут журавли, слабый ветер донесет их жалобно-восторженный крик, а через минуту, с какою жадностью ни вглядывайся
в синюю даль, не увидишь ни точки, не услышишь ни звука — так точно люди с их лицами и речами мелькают
в жизни и утопают
в нашем
прошлом, не
оставляя ничего больше, кроме ничтожных следов памяти.
Обстоятельства, однако, скоро показали, что, рассуждая таким образом, я очень грубо заблуждался. Привычка к литературным прегрешениям, как мы скоро увидим, не
оставляет литературных духов и за гробом, а читателю будет предстоять задача решить:
в какой мере эти духи действуют успешно и остаются верны своему литературному
прошлому.
— По отношению ко мне все это совершенно справедливо, и я постоянно чувствую, как нехорошо иметь неопрятное
прошлое, — чистых не
в чем упрекать и на них выдумывают, а о нас можно говорить правду, которая тяжелее всякой лжи, — но то дурное, что я делала, я уже
оставила.
Судя по тому, что долина Кии изрезана множеством протоков, стариц, вообще судя по тем следам, которые
оставила здесь вода, видно, что эта река еще
в недавнем
прошлом была руслом Хора.
Легкий флёрт
в балетном мире — из первой трети 60-х годов — отошел уже
в прошлое и ничего не
оставил после себя. Личная жизнь
в тесном смысле не сулила никаких отрадных переживаний.
Париж
в светлую осеннюю погоду, со всем своим историческим
прошлым, с кипучей уличной жизнью, красивостью, грацией, тысячью оригинальных картинок, штрихов, деталей,
оставлял позади все, что было пережито и
в России, и по дороге до Франции.
Около полугода со времени женитьбы этот страшный кошмар наяву, казалось, совершенно
оставил его — он забыл о
прошлом в чаду страсти обладания красавицей-женой, но как только эта страсть стала проходить, уменьшаться,
в душе снова проснулись томительные воспоминания, и снова картина убийства
в лесу под Вильной рельефно восставала
в памяти мнимого Зыбина, и угрызения скрытой на глубине его черной души совести, казалось, по временам всплывшей наружу, не давали ему покоя.
Вскоре после того, как Егора отправили
в К-скую тюрьму, Арина заболела и слегла
в постель. Две соседки поочередно ухаживали за ней, ни на минуту не
оставляя ее одну.
В прошлую ночь — так рассказывала баба — Арина преждевременно родила девочку, маленькую, как куклу, но здоровую. Родильница пожелала увидеть своего ребенка. Его положили к ней на постель. Тогда больная вдруг горько зарыдала и пришла
в страшное волнение. Девочку у ней отняли, а часа через два Арина умерла тихо, точно заснула.
В таком положении она была и
прошлого и третьего года и еще хуже третьего года, потому что
в третьем годе она сгорела и девочка старшая была меньше, так что не с кем было
оставлять детей.
И это было так приятно:
оставлять след и помнить завтра, что сегодня я здесь шагал; и еще, быть может, много дней, до нового чистого снега, видеть себя уходящим
в прошлое.