Движется «кобылка» сквозь шпалеры народа, усыпавшего даже крыши домов и заборы… За ссыльнокаторжными, в одних кандалах, шли скованные по нескольку железным прутом ссыльные в Сибирь, за ними беспаспортные бродяги, этапные, арестованные за «бесписьменность», отсылаемые на родину. За ними вереница заваленных узлами и мешками колымаг, на которых расположились больные и женщины с детьми, возбуждавшими
особое сочувствие.
Неточные совпадения
Напрасно, Наталья Александровна, напрасно вы думаете, что я ограничусь одним письмом, — вот вам и другое. Чрезвычайно приятно писать к
особам, с которыми есть
сочувствие, их так мало, так мало, что и десть бумаги не изведешь в год.
Я считаю, что мои записки могут быть для них приятны и даже несколько полезны: в первом случае потому, что всякое
сочувствие к нашим склонностям, всякий
особый взгляд,
особая сторона наслаждений, иногда уяснение какого-то темного чувства, не вполне прежде сознанного, — могут и должны быть приятны; во втором случае потому, что всякая опытность и наблюдение человека, страстно к чему-нибудь привязанного, могут быть полезны для людей, разделяющих его любовь к тому же предмету.
Встретив в княгине большое
сочувствие, они давали ей читать получаемые ими от Сперанского «дружеские письма», которые бабушка собственноручно списывала себе в
особую тетрадь, и один из них вздумал черкнуть что-то Сперанскому о благоговеющей пред ним княгине и о ее заботах о воспитании своих сыновей.
Поэтому неудивительно, что оставление ранцев было встречено общим
сочувствием [Один из корреспондентов «Голоса» ставит в
особую заслугу солдатам генерала Циммермана то, что они перешли через Дунай и разбили турок «даже без ранцев».
Без всякого сословного высокомерия мы не могли бы тогда признать за «босяками» какой-то
особой прерогативы, потому что мы уже воспитывали в себе высокое почтение к знанию, таланту, личным достоинствам. Любой товарищ по гимназии — сын мещанина из вольноотпущенных — становился в наших глазах не только равным, но и выше нас потому, что он отлично учится, умен, ловок, хороший товарищ. А превратись он в «босяка», мы бы от этого одного не преисполнились к нему никогда особенным
сочувствием или почтением.
Даже больше чем приелась. Ему было не по себе, почти жутко. Кругом все совсем незнакомые лица. Он кончит с теми, кто при нем дослушивал на втором курсе. Пять-шесть человек знакомых, так, шапочно…
Особого интереса и
сочувствия ему, как"пострадавшему", от этих, знавших его хоть по фамилии, он не замечает.