Неточные совпадения
Ребенок тут, подле маменьки: он вглядывается в странные
окружающие его лица, вслушивается в их сонный и вялый разговор. Весело ему смотреть на них, любопытен кажется ему всякий сказанный ими вздор.
Может быть, когда
дитя еще едва выговаривало слова, а может быть, еще вовсе не выговаривало, даже не ходило, а только смотрело на все тем пристальным немым детским взглядом, который взрослые называют тупым, оно уж видело и угадывало значение и связь явлений
окружающей его сферы, да только не признавалось в этом ни себе, ни другим.
Ни одна мелочь, ни одна черта не ускользает от пытливого внимания
ребенка; неизгладимо врезывается в душу картина домашнего быта; напитывается мягкий ум живыми примерами и бессознательно чертит программу своей жизни по жизни, его
окружающей.
И вот в этом отжившем доме, над которым угрюмо тяготели две неугомонные старухи: одна, полная причуд и капризов, другая ее беспокойная лазутчица, лишенная всякой деликатности, всякого такта, — явилось
дитя, оторванное от всего близкого ему, чужое всему
окружающему и взятое от скуки, как берут собачонок или как князь Федор Сергеевич держал канареек.
Посмотрите, как
дети беззаботно и весело резвятся, всецело погруженные в свои насущные радости и даже не подозревая, что в
окружающем их мире гнездится какое-то злое начало, которое подтачивает миллионы существований.
— Вы никогда не думали, славяночка, что все
окружающее вас есть замаскированная ложь? Да… Чтобы вот вы с Дидей сидели в такой комнате, пользовались тюремным надзором мисс Дудль, наконец моими медицинскими советами, завтраками, пользовались свежим бельем, — одним словом, всем комфортом и удобством так называемого культурного существования, — да, для всего этого нужно было пустить по миру тысячи людей. Чтобы Дидя и вы вели настоящий образ жизни, нужно было сделать тысячи
детей нищими.
Авдотья Максимовна, в пору зрелости оставшаяся
ребенком в своем развитии, не умеющая понимать — ни себя самое, ни свое положение, ни
окружающих людей, увлекается наущениями Арины Федотовны и пленяется Вихоревым…
Чаще всего это — мальчишки, которые стреляются и вешаются по пустякам, подобно
ребенку, которому не дали конфетку, и он бьется назло
окружающим об стену.
Но, кроме того, есть и еще соображение: эти посещения напоминают
детям, что они — русские, а гувернерам и гувернанткам, их
окружающим, свидетельствуют, что и в России возможна своего рода vie de chateau. [жизнь в замке (франц.)]
Зотушка и походил на
ребенка в своей детской обстановке и по целым часам был занят обдумыванием самых остроумных комбинаций, при помощи которых из
окружающей его дряни получались разные мудреные диковинки.
Известно, как верно умные
дети угадывают отношения, существующие между лицами, их
окружающими.
Конечно, нельзя оспорить, что охота передается воспитанием, возбуждается примером
окружающих; но мы часто видим, что сыновья, выросшие в доме отца-охотника, не имеют никаких охотничьих склонностей и что, напротив,
дети людей ученых, деловых ex professo, никогда не слыхавшие разговоров об охоте, — делаются с самых детских лет страстными охотниками.
Ребенок, брошенный на произвол судьбы (
окружающие были заняты делом более важным), без сомнения, не замедлил бы последовать за своими родителями (и, конечно, не мог бы сделать ничего лучшего), если б одно из великодушных существ, наполнявших избу, не приняло в нем участия и не сунуло ему как-то случайно попавшийся под руку рожок.
Но робкий нрав
ребенка, притом всегдашний гнет, под влиянием которого находился он, и, вдобавок, грубые насмешки, с которыми встречены первые его попытки высказать
окружающим все, что лежало на сердце, невольно заставили его хоронить в себе самом свои впечатления и не выбрасывать их наружу.
Дитя вздрогнуло, взглянуло на Василия Петровича, потом на
окружающих, потом на ундера и опять на Василия Петровича.
На пятой или шестой неделе
ребёнок начинает уже всматриваться в
окружающие предметы, вследствие чего в мозгу его происходят первые чувственные впечатления, то есть умственные образы, постепенно всё более проясняющиеся.
Выше мы заметили, что решимость и энергию сильной натуры убивает у нас еще в самом начале то идиллическое восхищение всем на свете, то расположение к ленивому самодовольству и сонному покою, которое встречает каждый из нас, еще
ребенком, во всем
окружающем и к которому его тоже стараются приучить всевозможными советами и наставлениями.
Только вежливым перестал он быть, и сразу распалась связь, соединявшая его много лет с женою,
детьми,
окружающими, — как будто только улыбками и поклонами держалась она и исчезла вместе с поцелуями рук.
Любовь очень часто в представлении таких людей, признающих жизнь в животной личности, то самое чувство, вследствие которого для блага своего
ребенка мать отнимает, посредством найма кормилицы, у другого
ребенка молоко его матери; то чувство, по которому отец отнимает последний кусок у голодающих людей, чтобы обеспечить своих
детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; это то чувство, по которому люди одного, любимого ими товарищества наносят вред чуждым или враждебным его товариществу людям; это то чувство, по которому человек мучит сам себя над «любимым» занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания
окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.
— Ха! Ха! Ха! — засмеялась теми милыми металлическими звуками новенькая, какие свойственны только
детям да еще очень молоденьким девушкам. — Что это означает «выбирать предметом»? Объясните! — уже повелительным, властным голосом точно приказала она
окружающим.
Он знал, что вся
окружающая местность кишит австрийскими разъездами, что повсюду шмыгают их разведчики и каждую минуту отважные
дети могут наскочить на такой неприятельский отряд.
— «Послушный
ребенок — это радость всех
окружающих, — его все любят и стараются сделать ему как можно больше приятного»…
Девочка только теперь поняла, как не права она была и дома, и в пансионе, сколько горя причиняла она
окружающим, каким она была злым, нехорошим
ребенком.
Я начинал в этой области становиться enfant terrible [Буквально: ужасный
ребенок (франц.), употребляется по отношению к людям, которые бестактной непосредственностью ставят в неловкое положение
окружающих.] в нашей семье. Папа все настороженнее приглядывался ко мне. И однажды случилось, наконец, вот что. Я тогда был в восьмом классе. Сестренки Маня и Лиза перед рождеством говели. К исповеди нельзя идти, если раньше не получишь прощения у всех, кого ты мог обидеть.
Любовь очень часто в представлении людей, признающих жизнь в животной личности, — то самое чувство, вследствие которого для блага своего
ребенка одна мать отнимает у другого голодного
ребенка молоко его матери и страдает от беспокойства за успех кормления; то чувство, по которому отец, мучая себя, отнимает последний кусок хлеба у голодающих людей, чтобы обеспечить своих
детей; это то чувство, по которому любящий женщину страдает от этой любви и заставляет ее страдать, соблазняя ее, или из ревности губит себя и ее; то чувство, по которому бывает даже, что человек из любви насильничает женщину; это то чувство, по которому люди одного товарищества наносят вред другим, чтобы отстоять своих; это то чувство, по которому человек мучает сам себя над любимым занятием и этим же занятием причиняет горе и страдания
окружающим его людям; это то чувство, по которому люди не могут стерпеть оскорбления любимому отечеству и устилают поля убитыми и ранеными, своими и чужими.
Они миновали ряд комнат, маленьких, уютных, уставленных простой, но изящной мебелью.
Дети с любопытством разглядывали все, что попадалось им на пути. Одна только бледная белокурая девочка шла, ни на что не глядя, под руку с отцом и, казалось, не обращала внимания на
окружающую ее обстановку. Зато мальчики шумно восторгались всем, что попадалось им по пути. Все казалось им так ново, интересно и мило.
Няньки этим недовольны и приводят сюда генеральских
детей, которые тщательно брыкают ногами в памятник покойного владельца Меррекюля и стараются оборвать
окружающие цоколь цепи.
С каждым днем
ребенок дает
окружающим новую пищу для радости и восторга — фантазии начинающего жизнь
дитяти неисчислимы.
К описываемому нами времени уже выяснялось блестящее будущее. Петр терял уважение
окружающих и возбуждал к себе недоверие русских; даже враги Екатерины не знали, как отделаться от него. Великая княгиня была лишена даже материнского утешения. Когда у нее в 1754 году родился сын Павел, Елизавета Петровна тотчас же унесла
ребенка в свои покои и редко показывала его ей.
Во хмелю эта злоба выбивалась наружу, и он срывал ее на беззащитных
окружающих —
детях и жене. Ругань отца Иллариона, плачь Марьи Петровны, крики и рев
детей почти с утра до вечера оглашали дом.
— Вот тебе средство и плата за услугу… Надо подкупить
окружающих княгиню и с помощью их украсть
ребенка.
— Оставьте, князь, дайте ей успокоиться, девушки обыкновенно лучше справляются со своими чувствами наедине… Княжна, конечно, потрясена неожиданностью удара… Она привыкла, быть может, к мысли видеть в покойном своего будущего мужа, но чувство едва ли играло первую роль… Княжна
ребенок и еще не знает любви… Этот брак был актом послушания советам
окружающих… За княжну не бойтесь… На ее здоровье это серьезно не повлияет… Спросите m-lle Лагранж… Не правда ли?
К концу царствования Елизаветы Петровны уже выяснилось ближайшее будущее. Петр Федорович терял уважение
окружающих и возбуждал к себе недоверие русских. Даже враги Екатерины не знали, как отделаться от него. Екатерина была лишена даже материнского утешения. Когда родился у нее сын Павел — это было в 1754 году, Елизавета Петровна тотчас унесла
ребенка в свои покои и редко показывала его ей.
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для
окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененною нравственною физиономией, как
дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Духовное око
дитяти увидело, что все
окружающее его «добро зело», что все это стоит песни, любви и живого участья, впервые почуянной силой вздрогнули его детские мышцы, и он вскрикнул всей грудью, как будто от сладостной боли; ручонками всплеснул и смело пополз по меже, далеко, далеко, гоняясь за черною птицей, свежим червем подкреплявшей зимой отощавшее тело.