Неточные совпадения
Когда
герои были уничтожены, они — как это всегда бывает —
оказались виновными в том, что, возбудив надежды, не могли осуществить их. Люди, которые издали благосклонно следили за неравной борьбой, были угнетены поражением более тяжко, чем друзья борцов, оставшиеся в живых. Многие немедля и благоразумно закрыли двери домов своих пред осколками группы
героев, которые еще вчера вызывали восхищение, но сегодня могли только скомпрометировать.
Теперь у них
оказалось нечто вроде центра: она была в опасности, ее похищали, а я гнался, побеждал, освобождал, вообще проделывал нечто вроде того, что впоследствии проделывали один за другим
герои господина Сенкевича, только, конечно, с меньшим знанием истории и с гораздо меньшим талантом.
При своем страстном желании отличиться он готов был иногда на самый безрассудный скачок; но только что дело доходило до безрассудного скачка,
герой наш всегда
оказывался слишком умным, чтобы на него решиться.
На деле
героем обуздания
оказывается совсем не теоретик, а тот бедный простец, который несет на своих плечах все практические применения этого принципа.
Но под кроватью, кроме «Живописного обозрения»,
оказался еще «Огонек», и вот мы читаем Салиаса «Граф Тятин-Балтийский». Хозяину очень нравится придурковатый
герой повести, он безжалостно и до слез хохочет над печальными приключениями барчука и кричит...
— Авраам-то и Сарра [Авраам, Сарра, Агарь —
герои библейских легенд.] в каких тоже уж летах были и вдруг наложница у него
оказалась; однако Сарра настояла же на своем, — прогнал он эту Агарь свою в пустыню, и всегда этаких госпож Агарей прогоняют и кидают потом… всегда!
По происхождению своему Оглоблин был даже аристократичнее князя Григорова; род его с материнской стороны, говорят, шел прямо от Рюрика; прапрадеды отцовские были
героями нескольких битв, и только родитель его вышел немного плоховат, впрочем, все-таки был сановник и слыл очень богатым человеком; но сам Николя Оглоблин
оказывался совершенной дрянью и до такой степени пользовался малым уважением в обществе, что, несмотря на то, что ему было уже за тридцать лет, его и до сих пор еще называли monsieur Николя, или даже просто Николя.
Сухость тона и резкость отказа поразили господина Голядкина. «А вот лучше я как-нибудь с другой стороны… вот я лучше к Антону Антоновичу». К несчастию господина Голядкина, и Антона Антоновича не
оказалось в наличности: он тоже где-то был чем-то занят. «А ведь не без намерения просил уволить себя от объяснений и толков! — подумал
герой наш. — Вот куда метил — старая петля! В таком случае я просто дерзну умолять его превосходительство».
Они и были
героями и руководителями этих романов, и обе стороны дрессировались до брака, который поглощал все романы почти бесследно, разве попадалась и оглашалась какая-нибудь слабонервная, сентиментальная — словом, дурочка, или
героем оказывался такой искренний «сумасшедший», как Чацкий.
Развязка повести, происходящая на песчаном берегу моря в Испании, куда прибыл для этого русский фрегат; чудесное избавление, из-под ножей убийц,
героя романа тем самым морским офицером, от которого Завольский бежал в Испанию, и который
оказался родным братом, а не любовником героини романа — все это слишком самовольно устроено автором и не удовлетворяет читателя.
Года два назад в газетах, сначала провинциальных, потом и столичных, был опубликован возмутительный случай,
героем которого
оказался как раз этот мой товарищ.
Бессмертными
оказываются не обыкновенные люди, а полубоги,
герои, демоны.
Этим было решительно все проникнуто среди тех, кого звали и"нигилистами". Движение стало настолько же разрушительно, как и созидательно. Созидательного, в смысле нового этического credo,
оказывалось больше. То, что потом Чернышевский в своем романе"Что делать?"ввел как самые характерные черты своих
героев, не выдуманное, а только разве слишком тенденциозное изображение, с разными, большею частию ненужными разводами.
Но день проходил за днем, а
герой Измаила не приезжал.
Оказалось, что Александр Васильевич, не любя никаких парадных встреч, нарочно приехал в Яссы ночью, а рано утром явился к Потемкину в длинной молдаванской повозке, заложенной парою лошадей в веревочной сбруе.
— Бывает, воротится
герой с подвигов своих, и
оказывается: ни к чертям он больше ни на что не годен. Работать не любит, выпить первый мастер. Рад при случае взятку взять. Жену бьет. К женщине отношение такое, что в лицо тебе заглянет — так бы и дала ему в рожу его… широконосую! — неожиданно прибавила она с озлоблением, поведя взглядом на Спирьку.
Оказалось, что молодая женщина сумела повести себя со своим непрошенным обожателем с таким достоинством и с такой холодностью, отнявшими у него всякую надежду на взаимность, добиться которой он решился таким отчаянным средством, начитавшись во французских романах о романтических приключениях, где женщины отдавали свое сердце придорожным
героям.
— Дурак какой! Я вовсе этого не говорю. А говорю: самый великолепный
герой может
оказаться таким. А для нас выше храбреца и нет никого, его мы больше всех уважаем. Пора с этим кончить. И другие есть, которых нужно гораздо больше уважать.
Она слышала от знакомых и друзей про его храбрость на войне и знала про его мужество при потере состояния и свободы и представляла себе его
героем, всегда живущим возвышенной героической жизнью; в действительности же, с своей необыкновенной физической силой и храбростью, он
оказался кротким, смирным ягненком, самым простым человеком, с добродушными шутками, с той самой детской улыбкой чувственного рта, окруженного белокурой бородкой и усами, которая прельстила ее еще в Рожанке, и с неугасимой трубкой, которая была ей особенно тяжела во время беременности.
Но он боялся гения Бонапарта, который мог
оказаться сильнее всей храбрости русских войск, и вместе с тем не мог допустить позора для своего
героя.