Неточные совпадения
После обыкновенного приступа, [Приступ — здесь: вступление.] он объявлял ему, что подозрения насчет участия моего
в замыслах бунтовщиков, к несчастию,
оказались слишком основательными, что примерная казнь должна была бы меня постигнуть, но что государыня, из уважения к заслугам и преклонным летам отца, решилась помиловать преступного сына и, избавляя его от позорной казни, повелела только сослать
в отдаленный
край Сибири на вечное поселение.
Это
оказался черный рябчик, или «дикушка», обитающий
в Уссурийском
крае исключительно
в хвойных лесах Сихотэ-Алиня, к югу до истоков Арму.
Иман еще не замерз и только по
краям имел забереги. На другом берегу, как раз против того места, где мы стояли, копошились какие-то маленькие люди. Это
оказались удэгейские дети. Немного дальше,
в тальниках, виднелась юрта и около нее амбар на сваях. Дерсу крикнул ребятишкам, чтобы они подали лодку. Мальчики испуганно посмотрели
в нашу сторону и убежали. Вслед за тем из юрты вышел мужчина с ружьем
в руках. Он перекинулся с Дерсу несколькими словами и затем переехал
в лодке на нашу сторону.
Впрочем, поездка
в отдаленный
край оказалась в этом случае пользительною. Связи с прежней жизнью разом порвались: редко кто обо мне вспомнил, да я и сам не чувствовал потребности возвращаться к прошедшему. Новая жизнь со всех сторон обступила меня; сначала это было похоже на полное одиночество (тоже своего рода существование), но впоследствии и люди нашлись… Ведь везде живут люди, как справедливо гласит пословица.
— Значит, он
в самом деле виновным
оказывается? — заметила она, опасаясь, не через
край ли хватил тут Аггей Никитич.
За табльдотом мы познакомились.
Оказалось, что он помпадур, и что у него есть"вверенный ему
край",
в котором он наступает на закон. Нигде
в другом месте — не то что за границей, а даже
в отечестве — он, милая тетенька, наступать на закон не смеет (составят протокол и отошлют к мировому), а въедет
в пределы"вверенного ему
края" — и наступает безвозбранно. И, должно быть, это занятие очень достолюбезное, потому что за границей он страшно по нем тосковал, хотя всех уверял, что тоскует по родине.
Он ободрал лоскут бересты с молодой березки, вырезал из него круг, сложил один
край и защемил его
в расщепленную березовую палочку. Получился так называемый «чуман», то есть берестяной ковшик. Пить из него воду было, конечно, удобнее, чем черпать ее горстями. Робинзон
оказался великим искусником, хотя я и не был согласен с его самоваром, то есть с рекой Уткой.
Оказалось, что
в этих благодатных
краях все уже до такой степени процивилизовано, что мне оставалось только преклониться ниц перед такими памятниками, как акведуки (пожарные бассейны), пирамиды (каланчи), термы (народные бани), величественные здания волостных и сельских расправ, вымощенные известковым камнем улицы и проч. и проч.
Но, впрочем, не
оказалось и большой нужды
в перекличке, потому что никто далеко вглубь не ушел, все мы как будто случайно беспрестанно скучивались к
краю и тянулись веревочкой вдоль опушки.
Здесь
оказалось так много тигровых следов, что можно было подумать, будто все тигры, сколько их есть
в Уссурийском
крае, собрались на Анюй для зимовья.
И я помню его брата Евгения. Блестящим молодым ученым он приезжал к Маше; его книга «Мир
в аспекте трагической красоты» сильно нашумела;
в ней через
край била напряженно-радостная любовь к жизни. Сам он держался самоуверенно-важно и высокомерно, а
в глаза его было тяжело смотреть — медленно двигающиеся, странно-светлые, как будто пустые — холодною, тяжелою пустотою. Два года назад он скоропостижно умер… Отравился,
оказывается.
Приехал
в Хуньхепу и султановский госпиталь. Фанз для него тоже, конечно, не
оказалось. Султанов, как всегда
в походе, был раздражителен и неистово зол. С трудом нашел он себе на
краю деревни грязную, вонючую фанзу. Первым делом велено было печникам-солдатам вмазать
в печь плиту и повару — готовить для Султанова обед. Новицкая оглядывала грязную, закоптелую фанзу, пахнувшую чесноком и бобовым маслом, и печально говорила...