Неточные совпадения
Он сам, по-видимому, сознавал, что конец недалеко, так что однажды, когда Анфиса Порфирьевна, отдав
обычную дань (она все еще трусила, чтобы дело не всплыло наружу) чиновникам, укорила его: «
Смерти на тебя, постылого, нет», — он смиренно отвечал...
А через две недели после
смерти Верки погибла и наивная, смешливая, кроткая, скандальная Манька Беленькая. Во время одной из
обычных на Ямках общих крикливых свалок, в громадной драке, кто-то убил ее, ударив пустой тяжелой бутылкой по голове. Убийца так и остался неразысканным.
Великий мастер, который был не кто иной, как Сергей Степаныч, в траурной мантии и с золотым знаком гроссмейстера на шее, открыв ложу
обычным порядком, сошел со своего стула и, подойдя к гробу, погасил на западе одну свечу, говоря: «Земля еси и в землю пойдеши!» При погашении второй свечи он произнес: «Прискорбна есть душа моя даже до
смерти!» При погашении третьей свечи он сказал: «Яко возмеши дух, и в персть свою обратится».
— Я верю, — объяснила gnadige Frau со своей
обычной точностью, — что мы, живя честно, трудолюбиво и не делая другим зла, не должны бояться
смерти; это говорит мне моя религия и масонство.
Начать с того, что прежнее положение о порядке пристижения
смертью принадлежало к области права
обычного, а не писанного.
Все засмеялись, возбужденные, взволнованные, как всегда волнуются люди, когда в
обычную, мирную, плохо, хорошо ли текущую жизнь врывается убийство, кровь и
смерть. И только Соловьев смеялся просто и негромко, как над чем-то действительно смешным и никакого другого смысла не имеющим; да и не так уж оно смешно, чтобы стоило раздирать рот до ушей!
Правда, отпуская меня, он подозвал меня к себе и, дав вторично поцеловать свою руку, промолвил: «Suzanne, la mort de votre mère vous a privee de votre appui naturel; mais vous pourrez toujours compter sur ma protection» [«Сюзанна,
смерть матери лишила вас естественной опоры, но вы всегда можете рассчитывать на мое покровительство» (фр.).], но тотчас же слегка пихнул меня в плечо другою рукой и, с
обычным своим завастриванием губ, прибавил: «Allez, mon enfant» [«Идите, дитя мое» (фр.).].
Было в Орле
обычное лихолетье, а в феврале на день св. Агафьи Коровницы по деревням, как надо, побежала «коровья
смерть».
— Господи! — проговорил Охоботов, садясь на свое
обычное место на диван и грустно склоняя голову. — Вчера еще только я читал с Машей его «Онегина»… точно он напророчил себе
смерть в своем Ленском… Где теперь «и жажда знанья и труда… и вы, заветные мечтанья, вы, призрак жизни неземной, вы, сны поэзии святой» — все кончено! Кусок мяса и глины остался только, и больше ничего!
— Не вышел, матушка, — сказал Самоквасов. — Как жил двадцать два года в подвале, так и при́
смерти не вышел из него. Ни вериг, ни власяницы не скинул, помер на
обычном ложе своем…
У осужденного на
смерть своя психология. В душе его судорожно горит жадная, все принимающая любовь к жизни.
Обычные оценки чужды его настроению. Муха, бьющаяся о пыльное стекло тюремной камеры, заплесневелые стены, клочок дождливого неба — все вдруг начинает светиться не замечавшеюся раньше красотою и значительностью. Замена
смерти вечною, самою ужасною каторгою представляется неоценимым блаженством.
Мы молчали. Мы долго молчали, очень долго. И не было странно. Мы все время переговаривались, только не словами, а смутными пугавшими душу ощущениями, от которых занималось дыхание. Кругом становилось все тише и пустыннее. Странно было подумать, что где-нибудь есть или когда-нибудь будут еще люди. У бледного окна стоит красавица
смерть. Перед нею падают все
обычные человеческие понимания. Нет преград. Все разрешающая, она несет безумное, небывалое в жизни счастье.
Спасенный положительно чудом, не только от
смерти, но даже от серьезных оскорблений находившийся у самого кратера народного безумия, Василий Васильевич Хрущев только тогда, когда опасность окончательно миновала и его жизнь и служба вошла в
обычную колею, ясно и определенно понял, что в течение десяти дней его жизнь каждую минуту висела на волоске.