Неточные совпадения
Одного из
редакторов, помнится Дюшена, приводили раза три из тюрьмы в ассизы по новым обвинениям и всякий раз снова осуждали на тюрьму и штраф. Когда ему в последний раз, перед гибелью журнала, было объявлено, решение, он,
обращаясь к прокурору, сказал: «L'addition, s'il vous plaît?» [Сколько с меня всего? (фр.)] — ему в самом деле накопилось лет десять тюрьмы и тысяч пятьдесят штрафу.
— Словом, «родная сестра тому кобелю, которого вы, наверное, знаете», — замечает
редактор журнала «Природа и охота» Л. П. Сабанеев и
обращается к продавцу: — Уходи, Сашка, не проедайся. Нашел кого обмануть! Уж если Александру Михайлычу несешь собаку, так помни про хвост. Понимаешь, прохвост, помни!
— Холодно, говорят, в вагоне ногам? —
обратился к нему
редактор.
Редактор между тем выпустил длинную струю дыма от куримой им сигары и, с гораздо более почтительным выражением,
обратился к господину, названному Белавиным.
— Полноте, что за вздор! Неужели вас эти
редакторы так опечалили? Врут они: мы заставим их напечатать! — говорил старик. — Настенька! —
обратился он
к дочери. — Уговори хоть ты как-нибудь Якова Васильича; что это такое?
Редактор опять пустил длинную струю дыма и
обратился к Белавину...
Редактор заметил это и
обратился к нему.
— Федя, —
обратился он
к своему
редактору Ф.
К. Иванову, — чего же он у нас не пишет! Позови его! Пусть пишет!
"Быть может, я навсегда остался бы исключительно тапером, если б судьба не готовила мне новых испытаний. Объявили волю книгопечатанию. Потребовались вольнонаемные
редакторы, а между прочим и содержатель того увеселительного заведения, в котором я имел постоянные вечерние занятия, задумал основать орган для защиты интересов любострастия. Узнавши, что я получил классическое воспитание, он, натурально,
обратился ко мне. И,
к сожалению, я не только принял его предложение, но и связал себя контрактом.
На первой странице ее красовался портрет мистера Метью, нового обитателя славного города, а в тексте, снабженном достаточным количеством весьма громких заглавий,
редактор ее
обращался ко всей остальной Америке вообще и
к городу Нью-Йорку в особенности.
Мое отчаяние продолжалось целую неделю, потом оно мне надоело, потом я окончательно махнул рукой на литературу. Не всякому быть писателем… Я старался не думать о писаной бумаге, хоть было и не легко расставаться с мыслью о грядущем величии. Началась опять будничная серенькая жизнь, походившая на дождливый день. Расспрощавшись навсегда с собственным величием, я
обратился к настоящему, а это настоящее, в лице
редактора Ивана Ивановича, говорило...
В антракт Тургенев выглянул из ложи, а вся публика встала и обнажила головы. Он молча раскланялся и исчез за занавеской, больше не показывался и уехал перед самым концом последнего акта незаметно. Дмитриев остался, мы пошли в сад. Пришел Андреев-Бурлак с
редактором «Будильника» Н.П. Кичеевым, и мы сели ужинать вчетвером. Поговорили о спектакле, о Тургеневе, и вдруг Бурлак начал собеседникам рекомендовать меня, как ходившего в народ, как в Саратове провожали меня на войну, и вдруг
обратился к Кичееву...
Разве не правда, что до сих пор водятся
редакторы, которые считают ниже своего достоинства искать сотрудников, самим
обращаться с предложением работы, а главное, поощрять начинающих, входить в то, что тот или иной молодой автор мог бы написать, если б его
к тому пригласить?
В Петербурге в 60-е года мне не привелось с ним лично познакомиться. Я как
редактор не
обращался к нему с просьбою о сотрудничестве. Тогда он надолго замолк, и перед тем только его"Веловодова"(эпизод из"Обрыва") появился в"Современнике". Кажется, я видал его на Невском, но его наружность осталась у меня в памяти больше по портретам, особенно из известной тогда коллекции литографий Мюнстера.