Неточные совпадения
Гремит на Волге музыка.
Поют и пляшут девицы —
Ну, словом, пир горой!
К девицам присоседиться
Хотел старик, встал на
ногиИ чуть не полетел!
Сын поддержал родителя.
Старик стоял: притопывал,
Присвистывал, прищелкивал,
А глаз свое выделывал —
Вертелся
колесом!
Утренняя роса еще оставалась внизу на густом подседе травы, и Сергей Иванович, чтобы не мочить
ноги, попросил довезти себя по лугу в кабриолете до того ракитового куста, у которого брались окуни. Как ни жалко было Константину Левину мять свою траву, он въехал в луг. Высокая трава мягко обвивалась около
колес и
ног лошади, оставляя свои семена на мокрых спицах и ступицах.
Мы тронулись в путь; с трудом пять худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под
колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела на небо, потому что, сколько глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под
ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Сережа был удивительно мил; он снял курточку — лицо и глаза его разгорелись, — он беспрестанно хохотал и затеивал новые шалости: перепрыгивал через три стула, поставленные рядом, через всю комнату перекатывался
колесом, становился кверху
ногами на лексиконы Татищева, положенные им в виде пьедестала на середину комнаты, и при этом выделывал
ногами такие уморительные штуки, что невозможно было удержаться от смеха.
Дорога из Марьина огибала лесок; легкая пыль лежала на ней, еще не тронутая со вчерашнего дня ни
колесом, ни
ногою. Базаров невольно посматривал вдоль той дороги, рвал и кусал траву, а сам все твердил про себя: «Экая глупость!» Утренний холодок заставил его раза два вздрогнуть… Петр уныло взглянул на него, но Базаров только усмехнулся: он не трусил.
Ноги лошадей, не торопясь, месили грязь, наполняя воздух хлюпающими звуками; опаловые брызги взлетали из-под
колес.
Идти было неудобно и тяжело, снег набивался в галоши, лошади, покрытые черной попоной, шагали быстро, отравляя воздух паром дыхания и кисловатым запахом пота, хрустел снег под
колесами катафалка и под
ногами четырех человек в цилиндрах, в каких-то мантиях с капюшонами, с горящими свечами в руках.
Райский вошел в переулки и улицы: даже ветер не ходит. Пыль, уже третий день нетронутая, одним узором от проехавших
колес лежит по улицам; в тени забора отдыхает козел, да куры, вырыв ямки, уселись в них, а неутомимый петух ищет поживы, проворно раскапывая то одной, то другой
ногой кучу пыли.
Длинноногий голубой жеребенок выскочил из ворот, но, испугавшись Нехлюдова, нажался на телегу и, обивая
ноги о
колеса, проскочил вперед вывозившей из ворот тяжелый воз, беспокоившейся и слегка заржавшей матки.
Ноги беспрестанно путались и цеплялись в длинной траве, пресыщенной горячим солнцем; всюду рябило в глазах от резкого металлического сверкания молодых, красноватых листьев на деревцах; всюду пестрели голубые гроздья журавлиного гороху, золотые чашечки куриной слепоты, наполовину лиловые, наполовину желтые цветы Ивана-да-Марьи; кое-где, возле заброшенных дорожек, на которых следы
колес обозначались полосами красной мелкой травки, возвышались кучки дров, потемневших от ветра и дождя, сложенные саженями; слабая тень падала от них косыми четвероугольниками, — другой тени не было нигде.
Я опять высунулся из тарантаса; но я бы мог остаться под навесом балчука, до того теперь явственно, хотя еще издалека, доносился до слуха моего стук тележных
колес, людской посвист, бряцанье бубенчиков и даже топот конских
ног; даже пенье и смех почудились мне. Ветер, правда, тянул оттуда, но не было сомненья в том, что незнакомые проезжие на целую версту, а может и на две, стали к нам ближе.
Она понижалась все больше и больше, тарантас вырастал из нее, — вот уже показались
колеса и конские хвосты, и вот, вздымая сильные и крупные брызги, алмазными — нет, не алмазными — сапфирными снопами разлетавшиеся в матовом блеске луны, весело и дружно выхватили нас лошади на песчаный берег и пошли по дороге в гору, вперебивку переступая глянцевитыми мокрыми
ногами.
Подбежал народ, помогли даме сойти с шарабана, подняли Рахметова; у него была несколько разбита грудь, но, главное,
колесом вырвало ему порядочный кусок мяса из
ноги.
«Придется в портные отдать!» — мелькает в голове у матушки, от взора которой не укрывается, что
ноги у крестника короткие и выгнутые
колесом, точно сама природа еще в колыбели осудила его на верстаке коротать жизнь.
Из переулка поворачивал на такой же, как и наша, косматой лошаденке странный экипаж. Действительно, какая-то гитара на
колесах. А впереди — сиденье для кучера. На этой «гитаре» ехали купчиха в салопе с куньим воротником, лицом и
ногами в левую сторону, и чиновник в фуражке с кокардой, с портфелем, повернутый весь в правую сторону, к нам лицом.
Монета зазвенела у самых
ног старого Кандыбы. Стук
колес смолк, видимо, проезжающие остановились, чтобы посмотреть, найдут ли слепые монету. Кандыба сразу нашел ее, и на лице появилось довольное выражение.
Катря и Домнушка все-таки укутали барышню в большую шаль,
ноги покрыли одеялом, а за спину насовали подушек. Но и это испытание кончилось, — Антип растворил ворота, и экипаж весело покатил на Самосадку. Мелькнула контора, потом фабрика, дальше почерневшие от дыма избушки Пеньковки, высокая зеленая труба медного рудника, прогремел под
колесами деревянный мост через Березайку, а дальше уже начинался бесконечный лес и тронутые первою зеленью лужайки. Дорога от р. Березайки пошла прямо в гору.
Коля Гладышев был не один, а вместе с товарищем-одноклассником Петровым, который впервые переступал порог публичного дома, сдавшись на соблазнительные уговоры Гладышева. Вероятно, он в эти минуты находился в том же диком, сумбурном, лихорадочном состоянии, которое переживал полтора года тому назад и сам Коля, когда у него тряслись
ноги, пересыхало во рту, а огни ламп плясали перед ним кружащимися
колесами.
На углу, в аудиториуме — широко разинута дверь, и оттуда — медленная, грузная колонна, человек пятьдесят. Впрочем, «человек» — это не то: не
ноги — а какие-то тяжелые, скованные, ворочающиеся от невидимого привода
колеса; не люди — а какие-то человекообразные тракторы. Над головами у них хлопает по ветру белое знамя с вышитым золотым солнцем — и в лучах надпись: «Мы первые! Мы — уже оперированы! Все за нами!»
Громадная не по росту, курчавая голова с едва прорезанными, беспокойно бегающими глазами, с мягким носом, который всякий считал долгом покомкать; затем, приземистое тело на коротких
ногах, которые от постоянного сиденья на верстаке были выгнуты
колесом, мозолистые руки — все это, вместе взятое, делало его фигуру похожею на клубок, усеянный узлами.
Его лошади как подхватят с возом под гору, а он сразу как взметнется, старенький этакой, вот в таком, как я ноне, в послушничьем колпачке, и лицо какое-то такое жалкое, как у старой бабы, да весь перепуганный, и слезы текут, и ну виться на сене, словно пескарь на сковороде, да вдруг не разобрал, верно, спросонья, где край, да кувырк с воза под
колесо и в пыли-то и пополз… в вожжи
ногами замотался…
Третий, с опухшим лицом и обвязанной головой, на которой сверху торчала солдатская шапка, сидел с боку, спустив
ноги к
колесу, и, облокотившись руками на колени, дремал, казалось.
Слышно было, как старик плясал и притопывал
ногами. Потом голос его стал слабеть, он лег на землю, и вскоре раздалося его храпение, которое во всю ночь сливалось с шумом мельничного
колеса.
За мостом он уже без приглашения кондуктора взобрался в вагон, на котором стояла надпись: «Central park». [Центральный парк. (Ред.)] Спокойное сидение и ровный бег вагона манили невольно бесприютного человека, а куда ехать, ему было теперь все равно. Только бы ехать, чем дальше, тем лучше, не думая ни о чем, давая отдых усталым
ногам, пока дремота налетает вместе с ровным постукиванием
колес…
Ноги —
колесом, и живот выдаётся, а руки короткие и всё время двигаются, ощупывая вещи, поддёргивая штаны, рисуя в воздухе узоры.
Все двигаются не торопясь и молча, а он вертится около головки — у
колеса, щупает чёрными пальцами натяжение струн, приседая, смотрит узкими глазами вдоль них и бежит на прямых
ногах в конец пустыря, чтобы облегчить или прибавить груз.
Каратаев вел жизнь самобытную: большую часть лета проводил он, разъезжая в гости по башкирским кочевьям и каждый день напиваясь допьяна кумысом; по-башкирски говорил, как башкирец; сидел верхом на лошади и не слезал с нее по целым дням, как башкирец, даже
ноги у него были
колесом, как у башкирца; стрелял из лука, разбивая стрелой яйцо на дальнем расстоянии, как истинный башкирец; остальное время года жил он в каком-то чулане с печью, прямо из сеней, целый день глядел, высунувшись, в поднятое окошко, даже зимой в жестокие морозы, прикрытый ергаком, [Ергак (обл.) — тулуп из короткошерстных шкур (жеребячьих, сурочьих и т. п.), сшитый шерстью наружу.] насвистывая башкирские песни и попивая, от времени до времени целительный травник или ставленый башкирский мед.
С нами жил еще любимый подручный Орлова — Ноздря. Неуклюжий, сутулый,
ноги калмыцкие —
колесом, глаза безумные, нос кверху глядит, а из-под вывороченных ноздрей усы щетиной торчат. Всегда молчит и только приказания Орлова исполняет. У него только два ответа на все: «ну-к што ж» и «ладно».
Дымов стал одной
ногой на
колесо, взялся за веревку, которой был перевязан тюк, и поднялся. Егорушка увидел его лицо и кудрявую голову. Лицо было бледно, утомлено и серьезно, но уже не выражало злобы.
Пятеро солдат с площадки первого вагона смотрели вниз на груду тел под
колесами и — хохотали, качаясь на
ногах, держась за стойки, закидывая головы вверх и выгибаясь, теперь — они не похожи на жестяные заводные игрушки.
Шёпот Петрухи, вздохи умирающего, шорох нитки и жалобный звук воды, стекавшей в яму пред окном, — все эти звуки сливались в глухой шум, от него сознание мальчика помутилось. Он тихо откачнулся от стены и пошёл вон из подвала. Большое чёрное пятно вертелось
колесом перед его глазами и шипело. Идя по лестнице, он крепко цеплялся руками за перила, с трудом поднимал
ноги, а дойдя до двери, встал и тихо заплакал. Пред ним вертелся Яков, что-то говорил ему. Потом его толкнули в спину и раздался голос Перфишки...
Толпы ребятишек в синих, красных и белых рубашках, стоя на берегу, провожают громкими криками пароход, разбудивший тишину на реке, из-под
колес его к
ногам детей бегут веселые волны.
Бабы пели песни, мужики шутили и весело поругивались, матросы, изображая собою блюстителей порядка, покрикивали на работавших, доски сходен, прогибаясь под
ногами, тяжело хлюпали по воде, а на берегу ржали лошади, скрипели телеги и песок под их
колесами…
И она зашла ему за-головы и опять появилась с донцем, гребнем и размалеванною прялкою: села, утвердила гребень в гнезде донца, поставила
ногу в черевичке на приверток и, посунув
колесо, пустила прялку.
Несколько минут ничто не нарушало торжественного безмолвия ночи; путешественники молчали,
колеса катились без шума по мягкой дороге, и только от времени до времени сухой валежник хрустел под
ногами лошадей и раздавался легкой шорох от перебегающего через дорогу зайца.
Слева у стены на узорном золотистом столбе стояла черная статуя: женщина с завязанными глазами, одна
нога которой воздушно касалась пальцами
колеса, украшенного по сторонам оси крыльями, другая, приподнятая, была отнесена назад.
Юрий, не отвечая ни слова, схватил лошадь под уздцы; «что ты, что ты, боярин! — закричал грубо мужик, — уж не впрямь ли хочешь со мною съездить!.. эк всполошился!» — продолжал он ударив лошадь кнутом и присвиснув; добрый конь рванулся… но Юрий, коего силы удвоило отчаяние, так крепко вцепился в узду, что лошадь принуждена была кинуться в сторону; между тем
колесо телеги сильно ударилось о камень, и она едва не опрокинулась; мужик, потерявший равновесие, упал, но не выпустил вожжи; он уж занес
ногу, чтоб опять вскочить в телегу, когда неожиданный удар по голове поверг его на землю, и сильная рука вырвала вожжи… «Разбой!» — заревел мужик, опомнившись и стараясь приподняться; но Юрий уже успел схватить Ольгу, посадить ее в телегу, повернуть лошадь и ударить ее изо всей мочи; она кинулась со всех
ног; мужик еще раз успел хриплым голосом закричать: «разбой!»
Колесо переехало ему через грудь, и он замолк, вероятно навеки.
По узкой, лесной дороге неразличимо во тьме хлынул поток воды, земля под
ногами лошадей растаяла и потекла, заливая
колёса шарабана до осей.
Одно
колесо ухает в яму, другое на воздух подымается, чемодан на
ноги — бух… потом на бок, потом на другой, потом носом вперед, потом затылком.
Мне показалось, что Фустов ниже пригнулся к станку, и
колесо шибче заходило и загудело под мерными толчками его
ноги.
Огненные
колеса завертелись перед его глазами, от внезапной слабости все его тело стало мокрым и дряблым,
ноги задрожали, подогнулись, и жеребец грохнулся на пол.
— Да и нет его — бога для бедных — нет! Когда мы за Зелёный Клин, на Амур-реку, собирались — как молебны служили, и просили, и плакали о помощи, — помог он нам? Маялись там три года, и которые не погибли от лихорадки, воротились нищие. И батька мой помер, а матери по дороге туда
колесом ногу сломало, браты оба в Сибири потерялись…
Перед ними лежала узкая дорога, ограждённая с обеих сторон стволами деревьев. Под
ногами простирались узловатые корни, избитые
колёсами телег, а над ними — густой шатёр из ветвей и где-то высоко — голубые клочья неба. Лучи солнца, тонкие, как струны, трепетали в воздухе, пересекая наискось узкий, зелёный коридор. Запах перегнивших листьев окружал их.
Самой живой сценой бывает, когда какой-нибудь мальчишка покатится вдруг
колесом и врежется в самый хоровод, причем какая-нибудь баба, посердитее на лицо, не упустит случая, проговоря: «Я те, пес-баловник этакой!», толкнуть его
ногой в бок, а тот повалится на землю и начнет дрегать
ногами: девки смеются…
Ему не хотелось отвести глаз от звезды. Кто-то быстро прошел по улице, сильно стуча озябшими
ногами по плитам панели и ежась в холодном пальто; карета провизжала
колесами по подмерзшему снегу; проехал извозчик с толстым барином, а Алексей Петрович все стоял, как застывший.
Вообще Герасим был нрава строгого и серьезного, любил во всем порядок; даже петухи при нем не смели драться, — а то беда! — увидит, тотчас схватит за
ноги, повертит раз десять на воздухе
колесом и бросит врозь.
Вдруг староста почувствовал, что веревка ослабла; он окликнул скотницу, но она не отвечала. Староста поглядел в колодезь и увидел, что баба лежит в воде головой и кверху
ногами. Староста стал кричать и звать народ; но никого не было. Пришел только один конюх. Староста велел ему держать
колесо, а сам вытянул веревку, сел на палку и полез в колодезь.
Как лошадь на рушильном, покатом
колесе не может остановиться, а должна идти, так и человек не может ничего не делать. И потому в том, что человек работает, заслуги столько же, как и в том, что лошадь передвигает
ноги стоя на покатом
колесе. Важно не то, что человек что-то делает, а важно то, чтò он делает.
Кузьма стал одной
ногой на
колесо, вытянул губы и приложился к образу.
Сколько из них, бывало, в ожидании воды, присядут к
колесу бочки и тотчас же засыпают глубоким сном; сколько, бывало, валились с
ног на мостовую в совершенно бесчувственном состоянии; один стал было коленами на подножку, склонил голову на дроги, да так и остался недвижим: никакими усилиями не могли его растолкать — он онемел совершенно.