Неточные совпадения
В
новых литературах, там, где не было древних форм, признавал только одну высокую поэзию, а тривиального, вседневного не любил; любил Данте, Мильтона, усиливался прочесть Клопштока — и не мог. Шекспиру удивлялся, но не любил его; любил Гете, но не романтика Гете, а классика, наслаждался римскими элегиями и
путешествиями по Италии больше, нежели Фаустом, Вильгельма Мейстера не признавал, но знал почти наизусть Прометея и Тасса.
Она, конечно, к этому
новому способу
путешествия равнодушна быть не могла и сильно протестовала с своей стороны и копытами, и головой.
Один из
новых путешественников, именно г-н Нопич, сделавший
путешествие вокруг света на датском корвете «Галатея», под командою г-на Стен-Билля, издал в особой книге собранные им сведения о торговле посещенных им мест.
Я садился обыкновенно направо от входа, у окна, за хозяйский столик вместе с Григорьевым и беседовал с ним часами. То и дело подбегал к столу его сын, гимназист-первоклассник, с восторгом показывал купленную им на площади книгу (он увлекался «
путешествиями»), брал деньги и быстро исчезал, чтобы явиться с
новой книгой.
Закончились эти
путешествия новым банком, где встретил Михея Зотыча старый приятель Вахрушка.
Она скромно рассказывала о Париже, о своих
путешествиях, о Бадене; раза два рассмешила Марью Дмитриевну и всякий раз потом слегка вздыхала и как будто мысленно упрекала себя в неуместной веселости; выпросила позволение привести Аду; снявши перчатки, показывала своими гладкими, вымытыми мылом à la guimauve [Алфейным (фр.).] руками, как и где носятся воланы, рюши, кружева, шу; обещалась принести стклянку с
новыми английскими духами: Victoria’s Essence, [Духи королевы Виктории (фр.).] и обрадовалась, как дитя, когда Марья Дмитриевна согласилась принять ее в подарок; всплакнула при воспоминании о том, какое чувство она испытала, когда в первый раз услыхала русские колокола: «Так глубоко поразили они меня в самое сердце», — промолвила она.
Но в эту минуту лакей уже внес
новый крюшон, и вопрос насчет
путешествия в переднюю для закусыванья остался открытым.
Среди разговоров, которые происходили тогда между Дэзи и мной и которые часто кончались под утро, потому что относительно одних и тех же вещей открывали мы как
новые их стороны, так и
новые точки зрения, — особенной любовью пользовалась у нас тема о
путешествии вдвоем по всем тем местам, какие я посещал раньше.
— Как? Раки? Неужели? Ах, это чрезвычайно любопытно! Вот это я бы посмотрела! Мсье Лужин, — прибавила она, обратившись к молодому человеку с каменным, как у
новых кукол, лицом и каменными воротничками (он славился тем, что оросил это самое лицо и эти самые воротнички брызгами Ниагары и Нубийского Нила, впрочем ничего не помнил изо всех своих
путешествий и любил одни русские каламбуры…), — мсье Лужин, будьте так любезны, достаньте нам рака.
Зинаида Федоровна по-прежнему мечтала о своей кухне, о
новой квартире и
путешествии за границу, но мечты оставались мечтами.
Но тотчас же порядок мыслей у нее обрывался, и она говорила о
новой квартире, об обоях, лошадях, о
путешествии в Швейцарию и Италию. Орлов же был утомлен поездкой по ресторанам и магазинам и продолжал испытывать то смущение перед самим собой, какое я заметил у него утром. Он улыбался, но больше из вежливости, чем от удовольствия, и когда она говорила о чем-нибудь серьезно, то он иронически соглашался: «О да!»
Выйдя на крыльцо господского дома, он показал пальцем на синеющий вдали лес и сказал: «Вот какой лес продаю! сколько тут дров одних… а?» Повел меня в сенной сарай, дергал и мял в руках сено, словно желая убедить меня в его доброте, и говорил при этом: «Этого сена хватит до
нового с излишечком, а сено-то какое — овса не нужно!» Повел на мельницу, которая, словно нарочно, была на этот раз в полном ходу, действуя всеми тремя поставами, и говорил: «здесь сторона хлебная — никогда мельница не стоит! а ежели еще маслобойку да крупорушку устроите, так у вас такая толпа завсегда будет, что и не продерешься!» Сделал вместе со мной по сугробам небольшое
путешествие вдоль по реке и говорил: «А река здесь какая — ве-се-ла-я!» И все с молитвой.
«Отрывок из
путешествия», о котором мы сейчас только что говорили, может служить
новым доказательством этого.
В предисловии к своей книге г. Жеребцов говорит, что «в своих продолжительных
путешествиях по всем частям Европы он был поражен тем неведением, какое там обнаруживает большая часть людей, даже образованных, относительно России, не только древней, но и
новой».
Успокоившись насчет жителей нашего города, я пошел далее. Выписал себе знаменитейшие
путешествия, древние и
новые исторические творения и подписался на аугсбургскую «Всеобщую газету».
И она рассказала им чудную историю о том, как она думала всю жизнь и наконец изобрела
новый, необыкновенный способ
путешествия на утках; как у нее были свои собственные утки, которые носили ее, куда ей было угодно; как она побывала на прекрасном юге, где так хорошо, где такие прекрасные теплые болота и так много мошек и всяких других съедобных насекомых.
Впечатлительного и отзывчивого юношу слишком уже захватили и заманчивая прелесть морской жизни с ее опасностями, закаляющими нервы, с ее борьбой со стихией, облагораживающей человека, и жажда
путешествий, расширяющих кругозор и заставляющих чуткий ум задумываться и сравнивать. Слишком возбуждена была его любознательность уже и тем, что он видел, а сколько предстоит еще видеть
новых стран,
новых людей,
новую природу!
— А что, если мы выиграли? — сказал он. — Ведь это
новая жизнь, это катастрофа! Билет твой, но если бы он был моим, то я прежде всего, конечно, купил бы тысяч за 25 какую-нибудь недвижимость вроде имения; тысяч 10 на единовременные расходы:
новая обстановка…
путешествие, долги заплатить и прочее… Остальные 40 тысяч в банк под проценты…
Минуты этого отъезда, равно как и всего этого
путешествия, я никогда не позабуду. По самым странным стечениям обстоятельств этот выезд был моим исходом из отрочества в иной период жизни, который я опишу когда-нибудь, более собравшись с силами, а теперь, подходя к этому рубежу, намечу только ту странную встречу в Кротове, которая была для меня вехою, указавшею мне
новый путь и
новые страдания.
— Мои братья и сестра, — говорила Тони, — привыкли жить в разлуке со мною; я буду знать, что им здесь хорошо, и не стану тревожиться на их счет. С Евгенией Сергеевной и ее мужем ты давно меня познакомила;
путешествие,
новый край,
новые люди, как она пишет, ты подле меня, — чего же мне желать лучше?
Богомолка долго еще рассказывала. Много было странного и наивного, но она относилась ко всему с таким глубоким благоговением, что улыбка не шла на ум. Лицо ее смотрело серьезно и успокоенно, как бывает у очень верующих людей после причастия. Видимо, из своего долгого
путешествия, полного тяжелых лишений, собеседница наша несла с собою в душе нечто
новое, бесконечно для нее дорогое, что всю остальную жизнь заполнит теплом, счастьем и миром.
Путешествие, неведомый вам край,
новые люди хоть немного рассеют вас.
С трепетно бьющимся сердцем, грустный, расстроенный выехал из Москвы Константин Николаевич. Не то, чтобы он боялся далекого, по тогдашнему времени,
путешествия,
новых людей и великой княгини, перед которой он должен будет откровенно изложить все то, что уже говорил «особе». Все это стушевывалось перед одним гнетущим его сердце вопросом: «что стало с Машей?»
Для того, чтобы ребенок, если умрет, пошел в рай, нужно успеть помазать его маслом и выкупать с произнесением известных слов; для того, чтобы родильница перестала быть нечистою, нужно произнести известные заклинания; чтобы был успех в деле или спокойное житье в
новом доме, для того, чтобы хорошо родился хлеб, прекратилась засуха, для того, чтобы
путешествие было благополучно, для того, чтобы излечиться от болезни, для того, чтобы облегчилось положение умершего на том свете, для всего этого и тысячи других обстоятельств есть известные заклинания, которые в известном месте и за известные приношения произносит священник.]
Ему совестно было высказывать все свои
новые, масонские мысли, в особенности подновленные и возбужденные в нем его последним
путешествием.
Аксакова, а второй — в «
Новом времени» А. С. Суворина: но «Левшу» критики объявили историей, которая им будто давно была известна, а с «
Путешествием с нигилистом» случилось нечто еще более странное.
Пьер испытывал во всё время своего выздоровления в Орле, чувство радости, свободы, жизни; но когда он, во время своего
путешествия, очутился на вольном свете, увидал сотни
новых лиц, чувство это еще более усилилось.