Неточные совпадения
Все солдаты казались курносыми, стояли они, должно быть, давно, щеки у них синеватые от
холода. Невольно явилась мысль, что такие плохонькие поставлены нарочно для того, чтоб люди
не боялись их. Люди и
не боялись, стоя почти грудь с грудью к солдатам, они
посматривали на них снисходительно, с сожалением; старик в полушубке и в меховой шапке с наушниками говорил взводному...
«Что же это такое? — думал Райский, глядя
на привезенный им портрет, — она опять
не похожа, она все такая же!.. Да нет, она
не обманет меня: это спокойствие и
холод, которым она сейчас вооружилась передо мной,
не прежний
холод — о нет! это натяжка, принуждение. Там что-то прячется, под этим льдом, —
посмотрим!»
Мечта каждого «фалатора» — дослужиться до кучера. Под дождем, в зимний
холод и вьюгу с завистью
смотрели то
на дремлющих под крышей вагона кучеров, то вкусно нюхающих табак, чтобы
не уснуть совсем: вагон качает, лошади трух-трух, улицы пусты, задавить некого…
— Это я, видишь, Ваня,
смотреть не могу, — начал он после довольно продолжительного сердитого молчания, — как эти маленькие, невинные создания дрогнут от
холоду на улице… из-за проклятых матерей и отцов. А впрочем, какая же мать и вышлет такого ребенка
на такой ужас, если уж
не самая несчастная!.. Должно быть, там в углу у ней еще сидят сироты, а это старшая; сама больна, старуха-то; и… гм!
Не княжеские дети! Много, Ваня,
на свете…
не княжеских детей! гм!
На его лицо (ты ведь знаешь выражение его лица, Ваня) я спокойно
смотреть не могла: такого выражения ни у кого
не бывает,а засмеется он, так у меня
холод и дрожь была…
Не колеблясь ни минуты, князь поклонился царю и осушил чашу до капли. Все
на него
смотрели с любопытством, он сам ожидал неминуемой смерти и удивился, что
не чувствует действий отравы. Вместо дрожи и
холода благотворная теплота пробежала по его жилам и разогнала
на лице его невольную бледность. Напиток, присланный царем, был старый и чистый бастр. Серебряному стало ясно, что царь или отпустил вину его, или
не знает еще об обиде опричнины.
Она верила в то время, что переможет первую любовь свою, верила, что будет счастлива за Морозовым; а теперь… Елена вспомнила о поцелуйном обряде, и ее обдало
холодом. Боярин вошел,
не примеченный ею, и остановился
на пороге. Лицо его было сурово и грустно. Несколько времени
смотрел он молча
на Елену. Она была еще так молода, так неопытна, так неискусна в обмане, что Морозов почувствовал невольную жалость.
Илья полез в карман за кошельком. Но рука его
не находила кармана и дрожала так же, как дрожало сердце от ненависти к старику и страха пред ним. Шаря под полой пальто, он упорно
смотрел на маленькую лысую голову, и по спине у него пробегал
холод…
Илья упорно
смотрел на женщину, думая о том, как обнимет её, и боялся, что он
не сумеет сделать этого, а она насмеется над ним. От этой мысли его бросало в жар и
холод.
Ей ужасно хочется увидеть невесту… У ней озябли ноги, она дрожит сама от
холода, а все стоит и
не отводит от окна глаз. Вот, наконец, он подходит к окну и знакомыми томными глазами нежно
смотрит на свою даму…
Зажила опять Канарейка в вороньем гнезде и больше
не жаловалась ни
на холод, ни
на голод. Раз Ворона улетела
на добычу, заночевала в поле, а вернулась домой, — лежит Канарейка в гнезде ножками вверх. Сделала Ворона голову набок,
посмотрела и сказала...
В общественных катаниях, к сожалению моему, мать также
не позволяла мне участвовать, и только катаясь с сестрицей, а иногда и с маленьким братцем, проезжая мимо, с завистию
посматривал я
на толпу деревенских мальчиков и девочек, которые, раскрасневшись от движения и
холода, смело летели с высокой горы, прямо от гумна,
на маленьких салазках, коньках и ледянках: ледянки были
не что иное, как старые решета или круглые лубочные лукошки, подмороженные снизу так же, как и коньки.
Григорий лежал навкось кровати и спал мертвым сном; он был полураздет, но
не чувствовал
холода и тяжело сопел носом. Насти
не было. Свахи и дружки обомлели и в недоумении
смотрели друг
на друга. В самом деле, пунька была заперта целую ночь; Григорий тут, а молодой нет. Диво, да и только!
Они поняли ужасный
холод безучастья и стоят теперь с словами черного проклятья веку
на устах — печальные и бледные, видят, как рушатся замки, где обитало их милое воззрение, видят, как новое поколение попирает мимоходом эти развалины, как
не обращает внимания
на них, проливающих слезы; слышат с содроганием веселую песню жизни современной, которая стала
не их песнью, и с скрежетом зубов
смотрят на век суетный, занимающийся материальными улучшениями, общественными вопросами, наукой, и страшно подчас становится встретить среди кипящей, благоухающей жизни — этих мертвецов, укоряющих, озлобленных и
не ведающих, что они умерли!
— По живой моей крови, среди всего живого шли и топтали, как по мертвому. Может быть, действительно я мертв? Я — тень? Но ведь я живу, — Тугай вопросительно
посмотрел на Александра I, — я все ощущаю, чувствую. Ясно чувствую боль, но больше всего ярость, — Тугаю показалось, что голый мелькнул в темном зале,
холод ненависти прошел у Тугая по суставам, — я жалею, что я
не застрелил. Жалею. — Ярость начала накипать в нем, и язык пересох.
Утром идет снег и покрывает землю
на полтора вертка (это 14-го мая!), в полдень идет дождь и смывает весь снег, а вечером, во время захода солнца, когда я стою
на берегу и
смотрю, как борется с течением подплывающая к нам лодка, идут и дождь и крупа… И в это же время происходит явление, которое совсем
не вяжется со снегом и
холодом: я ясно слышу раскаты грома. Ямщики крестятся и говорят, что это к теплу.
Она слышит его голос, где дрожит сердечное волнение. С ней он хочет братски помириться. Ее он жалеет. Это была
не комедия, а истинная правда. Так
не говорят, так
не смотрят, когда
на сердце обман и презрительный
холод. И что же ему делать, если она для него перестала быть душевно любимой подругой? Разве можно требовать чувства? А брать в любовницы без любви — только ее позорить, низводить
на ступень вещи или красивого зверя!
Наталья Федоровна пристально
смотрела на говорившую,
не понимая положительно значения ее слов; у ней мелькнула даже мысль, что это сумасшедшая, и от этой мысли
холод пробежал по ее спине, и она испуганно подвинулась в глубину кресла.
На дворе был тот же неподвижный
холод, тот же месяц, только было еще светлее. Свет был так силен и звезд
на снеге было так много, что
на небо
не хотелось
смотреть, и настоящих звезд было незаметно.
На небе было черно и скучно,
на земле было весело.
Она еще
не ложилась, когда приехали Ростовы, и в передней завизжала дверь
на блоке, пропуская входивших с
холода Ростовых и их прислугу. Марья Дмитриевна, с очками, спущенными
на нос, закинув назад голову, стояла в дверях залы и с строгим, сердитым видом
смотрела на входящих. Можно бы было подумать, что она озлоблена против приезжих и сейчас выгонит их, ежели бы она
не отдавала в это время заботливых приказаний людям о том, как разместить гостей и их вещи.