Неточные совпадения
Стародум. А такова-то просторна, что двое, встретясь, разойтиться
не могут. Один другого сваливает, и тот, кто на
ногах,
не поднимает уже никогда того, кто на земи.
«Нет, надо опомниться!» сказал он себе. Он
поднял ружье и шляпу, подозвал к
ногам Ласку и вышел из болота. Выйдя на сухое, он сел на кочку, разулся, вылил воду из сапога, потом подошел к болоту, напился со ржавым вкусом воды, намочил разгоревшиеся стволы и обмыл себе лицо и руки. Освежившись, он двинулся опять к тому месту, куда пересел бекас, с твердым намерением
не горячиться.
Она опять вся забилась, как рыбка, треща крыльями седла, выпростала передние
ноги, но,
не в силах
поднять зада, тотчас же замоталась и опять упала на бок.
Несколько раз подходил он к постели, с тем чтобы их скинуть и лечь, но никак
не мог: сапоги, точно, были хорошо сшиты, и долго еще
поднимал он
ногу и обсматривал бойко и на диво стачанный каблук.
К ней дамы подвигались ближе;
Старушки улыбались ей;
Мужчины кланялися ниже,
Ловили взор ее очей;
Девицы проходили тише
Пред ней по зале; и всех выше
И нос и плечи
подымалВошедший с нею генерал.
Никто б
не мог ее прекрасной
Назвать; но с головы до
ногНикто бы в ней найти
не мог
Того, что модой самовластной
В высоком лондонском кругу
Зовется vulgar. (
Не могу…
Я выделывал
ногами самые забавные штуки: то, подражая лошади, бежал маленькой рысцой, гордо
поднимая ноги, то топотал ими на месте, как баран, который сердится на собаку, при этом хохотал от души и нисколько
не заботился о том, какое впечатление произвожу на зрителей, Сонечка тоже
не переставала смеяться: она смеялась тому, что мы кружились, взявшись рука за руку, хохотала, глядя на какого-то старого барина, который, медленно
поднимая ноги, перешагнул через платок, показывая вид, что ему было очень трудно это сделать, и помирала со смеху, когда я вспрыгивал чуть
не до потолка, чтобы показать свою ловкость.
И Катерина Ивановна
не то что вывернула, а так и выхватила оба кармана, один за другим наружу. Но из второго, правого, кармана вдруг выскочила бумажка и, описав в воздухе параболу, упала к
ногам Лужина. Это все видели; многие вскрикнули. Петр Петрович нагнулся, взял бумажку двумя пальцами с пола,
поднял всем на вид и развернул. Это был сторублевый кредитный билет, сложенный в восьмую долю. Петр Петрович обвел кругом свою руку, показывая всем билет.
Марья Ивановна приняла письмо дрожащею рукою и, заплакав, упала к
ногам императрицы, которая
подняла ее и поцеловала. Государыня разговорилась с нею. «Знаю, что вы
не богаты, — сказала она, — но я в долгу перед дочерью капитана Миронова.
Не беспокойтесь о будущем. Я беру на себя устроить ваше состояние».
Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце
не могло успокоиться в его груди, и он стал медленно ходить по саду, то задумчиво глядя себе под
ноги, то
поднимая глаза к небу, где уже роились и перемигивались звезды.
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков, к мостовой приросла группа солдат; на них
не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко
поднимая передние
ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, — на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым лицом, с орденами на груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее на высоте груди, как священники держат крест.
«Мама, а я еще
не сплю», — но вдруг Томилин, запнувшись за что-то, упал на колени,
поднял руки, потряс ими, как бы угрожая, зарычал и охватил
ноги матери. Она покачнулась, оттолкнула мохнатую голову и быстро пошла прочь, разрывая шарф. Учитель, тяжело перевалясь с колен на корточки, встал, вцепился в свои жесткие волосы, приглаживая их, и шагнул вслед за мамой, размахивая рукою. Тут Клим испуганно позвал...
«Об отце она говорит, как будто его уже нет», — отметил Клим, а она, оспаривая кого-то, настойчиво продолжала, пристукивая
ногою; Клим слышал, что стучит она плюсной,
не поднимая пятку.
Шел он медленно, глядя под
ноги себе, его толкали, он покачивался, прижимаясь к стене вагона, и секунды стоял
не поднимая головы, почти упираясь в грудь свою широким бритым подбородком.
Спрашиваю: «Нашли что-нибудь интересное?» Он хотел встать,
ноги у него поехали под стол, шлепнулся в кресло и,
подняв руки вверх, объявил: «Я —
не вор!» — «Вы, говорю, дурак.
Сойдя с лестницы, она взяла повара поперек тела, попыталась
поднять его на плечо и —
не сладив, положила под
ноги себе. Самгин ушел, подумав...
Не поднимая головы, Клим посмотрел вслед им. На
ногах Дронова старенькие сапоги с кривыми каблуками, на голове — зимняя шапка, а Томилин — в длинном, до пят, черном пальто, в шляпе с широкими полями. Клим усмехнулся, найдя, что костюм этот очень характерно подчеркивает странную фигуру провинциального мудреца. Чувствуя себя достаточно насыщенным его философией, он
не ощутил желания посетить Томилина и с неудовольствием подумал о неизбежной встрече с Дроновым.
— Стойте! — спокойнее и трезвее сказал Бердников, его лицо покрылось, как слезами, мелким потом и таяло. — Вы
не можете сочувствовать распродаже родины, если вы честный, русский человек. Мы сами
поднимем ее на
ноги, мы, сильные, талантливые, бесстрашные…
Он шел, высоко
поднимая тяжелые
ноги, печатая шаг генеральски отчетливо, тросточку свою он держал под мышкой как бы для того, чтоб Самгин
не мог подойти ближе.
— Замечательно Туробоев рассказывал о попишке этом, о Гапошке. Сорвался поп, дурак,
не по голосу ноту взял.
Не тех
поднял на
ноги…
— Ну, так что? — спросил Иноков,
не поднимая головы. — Достоевский тоже включен в прогресс и в действительность. Мерзостная штука действительность, — вздохнул он, пытаясь загнуть
ногу к животу, и, наконец, сломал ее. — Отскакивают от нее люди — вы замечаете это? Отлетают в сторону.
Ему было под пятьдесят лет, но он был очень свеж, только красил усы и прихрамывал немного на одну
ногу. Он был вежлив до утонченности, никогда
не курил при дамах,
не клал одну
ногу на другую и строго порицал молодых людей, которые позволяют себе в обществе опрокидываться в кресле и
поднимать коленку и сапоги наравне с носом. Он и в комнате сидел в перчатках, снимая их, только когда садился обедать.
Но следующие две, три минуты вдруг привели его в память — о вчерашнем. Он сел на постели, как будто
не сам, а
подняла его посторонняя сила; посидел минуты две неподвижно, открыл широко глаза, будто
не веря чему-то, но когда уверился, то всплеснул руками над головой, упал опять на подушку и вдруг вскочил на
ноги, уже с другим лицом, какого
не было у него даже вчера, в самую страшную минуту.
— Какая ты красная, Вера: везде свобода! Кто это нажужжал тебе про эту свободу!.. Это, видно, какой-то дилетант свободы! Этак нельзя попросить друг у друга сигары или
поднять тебе вот этот платок, что ты уронила под
ноги,
не сделавшись крепостным рабом! Берегись: от свободы до рабства, как от разумного до нелепого — один шаг! Кто это внушил тебе?
Все примолкло. Татьяна Марковна
подняла на
ноги весь дом. Везде закрывались трубы, окна, двери. Она
не только сама боялась грозы, но даже
не жаловала тех, кто ее
не боялся, считая это за вольнодумство. Все набожно крестились в доме при блеске молнии, а кто
не перекрестился, того называли «пнем». Егорку выгоняла из передней в людскую, потому что он
не переставал хихикать с горничными и в грозу.
— Есть, батюшка, да сил нет, мякоти одолели, до церкви дойду — одышка мучает. Мне седьмой десяток! Другое дело, кабы барыня маялась в постели месяца три, да причастили ее и особоровали бы маслом, а Бог, по моей грешной молитве,
поднял бы ее на
ноги, так я бы хоть ползком поползла. А то она и недели
не хворала!
Он обмерил меня взглядом,
не поклонившись впрочем, поставил свою шляпу-цилиндр на стол перед диваном, стол властно отодвинул
ногой и
не то что сел, а прямо развалился на диван, на котором я
не посмел сесть, так что тот затрещал, свесил
ноги и, высоко
подняв правый носок своего лакированного сапога, стал им любоваться.
Говорят, англичанки еще отличаются величиной своих
ног:
не знаю, правда ли? Мне кажется, тут есть отчасти и предубеждение, и именно оттого, что никакие другие женщины
не выставляют так своих
ног напоказ, как англичанки: переходя через улицу, в грязь, они так высоко
поднимают юбки, что… дают полную возможность рассматривать
ноги.
Одного только шатающегося длинного старика в ножных кандалах офицер пустил на подводу, и Нехлюдов видел, как этот старик, сняв свою блинообразную шапку, крестился, направляясь к подводам, и кок потом долго
не мог влезть от кандалов, мешавших
поднять слабую старческую закованную
ногу, и как сидевшая уже на телеге баба помогла ему, втащив его за руку.
Тот животный человек, который жил в нем,
не только
поднял теперь голову, но затоптал себе под
ноги того духовного человека, которым он был в первый приезд свой и даже сегодня утром в церкви, и этот страшный животный человек теперь властвовал один в его душе.
Ипат, кажется,
не разделял веселых чувств своего барина и все время тяжело вздыхал, пока помогал барину одеваться, то есть ронял вещи,
поднимал их, задевал
ногами за мебель и т. д.
— Да, вы можете надеяться… — сухо ответил Ляховский. — Может быть, вы надеялись на кое-что другое, но богу было угодно
поднять меня на
ноги… Да! Может быть, кто-нибудь ждал моей смерти, чтобы завладеть моими деньгами, моими имениями… Ну, сознайтесь, Альфонс Богданыч, у вас ведь
не дрогнула бы рука обобрать меня? О, по лицу вижу, что
не дрогнула бы… Вы бы стащили с меня саван… Я это чувствую!.. Вы бы пустили по миру и пани Марину и Зосю… О-о!.. Прошу вас,
не отпирайтесь: совершенно напрасно… Да!
Да я своих дочерей тебе даром
подыму,
не то что за такую сумму, полегли только спать теперь, так я их
ногой в спину напинаю да для тебя петь заставлю.
— Коли ты царь, — промолвил с расстановкой Чертопханов (а он отроду и
не слыхивал о Шекспире), — подай мне все твое царство за моего коня — так и того
не возьму! — Сказал, захохотал,
поднял Малек-Аделя на дыбы, повернул им на воздухе, на одних задних
ногах, словно волчком или юлою — и марш-марш! Так и засверкал по жнивью. А охотник (князь, говорят, был богатейший) шапку оземь — да как грянется лицом в шапку! С полчаса так пролежал.
Он вышел и хлопнул дверью. Я в другой раз осмотрелся. Изба показалась мне еще печальнее прежнего. Горький запах остывшего дыма неприятно стеснял мне дыхание. Девочка
не трогалась с места и
не поднимала глаз; изредка поталкивала она люльку, робко наводила на плечо спускавшуюся рубашку; ее голые
ноги висели,
не шевелясь.
Заметьте, что решительно никаких других любезностей за ним
не водится; правда, он выкуривает сто трубок Жукова в день, а играя на биллиарде,
поднимает правую
ногу выше головы и, прицеливаясь, неистово ерзает кием по руке, — ну, да ведь до таких достоинств
не всякий охотник.
— Ну, посуди, Лейба, друг мой, — ты умный человек: кому, как
не старому хозяину, дался бы Малек-Адель в руки! Ведь он и оседлал его, и взнуздал, и попону с него снял — вон она на сене лежит!.. Просто как дома распоряжался! Ведь всякого другого,
не хозяина, Малек-Адель под
ноги бы смял! Гвалт
поднял бы такой, всю деревню бы переполошил! Согласен ты со мною?
Прошло несколько мгновений… Она притихла,
подняла голову, вскочила, оглянулась и всплеснула руками; хотела было бежать за ним, но
ноги у ней подкосились — она упала на колени… Я
не выдержал и бросился к ней; но едва успела она вглядеться в меня, как откуда взялись силы — она с слабым криком поднялась и исчезла за деревьями, оставив разбросанные цветы на земле.
В походе Дерсу всегда внимательно смотрел себе под
ноги; он ничего
не искал, но делал это просто так, по привычке. Один раз он нагнулся и
поднял с земли палочку. На ней были следы удэгейского ножа. Место среза давно уже почернело.
Вдруг лошади
подняли головы и насторожили уши, потом они успокоились и опять стали дремать. Сначала мы
не обратили на это особого внимания и продолжали разговаривать. Прошло несколько минут. Я что-то спросил Олентьева и,
не получив ответа, повернулся в его сторону. Он стоял на
ногах в выжидательной позе и, заслонив рукой свет костра, смотрел куда-то в сторону.
В это время в лесу раздался какой-то шорох. Собаки
подняли головы и насторожили уши. Я встал на
ноги. Край палатки приходился мне как раз до подбородка. В лесу было тихо, и ничего подозрительного я
не заметил. Мы сели ужинать. Вскоре опять повторился тот же шум, но сильнее и дальше в стороне. Тогда мы стали смотреть втроем, но в лесу, как нарочно, снова воцарилась тишина. Это повторилось несколько раз кряду.
Я
не помню, как дошел я до З.
Не ноги меня несли,
не лодка меня везла: меня
поднимали какие-то широкие, сильные крылья. Я прошел мимо куста, где пел соловей, я остановился и долго слушал: мне казалось, он пел мою любовь и мое счастье.
Трезорка кинулся со всех
ног, но, достигнув цели,
не взял корки в зубы, а остановился как вкопанный и
поднял ногу.
Девушки
подняли крик, перемешались; но после, ободрившись, перебежали на другую сторону, увидя, что Каленик
не слишком был скор на
ноги.
— Сюда, Афанасий Иванович! Вот тут плетень пониже,
поднимайте ногу, да
не бойтесь: дурень мой отправился на всю ночь с кумом под возы, чтоб москали на случай
не подцепили чего.
Ведьма сама почувствовала, что холодно, несмотря на то что была тепло одета; и потому,
поднявши руки кверху, отставила
ногу и, приведши себя в такое положение, как человек, летящий на коньках,
не сдвинувшись ни одним суставом, спустилась по воздуху, будто по ледяной покатой горе, и прямо в трубу.
На балы если вы едете, то именно для того, чтобы повертеть
ногами и позевать в руку; а у нас соберется в одну хату толпа девушек совсем
не для балу, с веретеном, с гребнями; и сначала будто и делом займутся: веретена шумят, льются песни, и каждая
не подымет и глаз в сторону; но только нагрянут в хату парубки с скрыпачом — подымется крик, затеется шаль, пойдут танцы и заведутся такие штуки, что и рассказать нельзя.
Вдруг из классной двери выбегает малыш, преследуемый товарищем. Он ныряет прямо в толпу, чуть
не сбивает с
ног Самаревича,
подымает голову и видит над собой высокую фигуру, сухое лицо и желчно — злые глаза. Несколько секунд он испуганно смотрит на неожиданное явление, и вдруг с его губ срывается кличка Самаревича...
— Запомню, Вениамин Васильевич, — ответил я с волнением и затем, по внезапному побуждению,
поднял на него глаза, но
не решился высказать вставший в уме вопрос. Он, вероятно, понял, потянулся в кресле и быстро встал на
ноги.
— Я тебе наперво домишко свой покажу, Михей Зотыч, — говорил старик Малыгин
не без самодовольства, когда они по узкой лесенке поднимались на террасу. — В прошлом году только отстроился. Раньше-то некогда было. Семью на
ноги поднимал, а меня господь-таки благословил: целый огород девок. Трех с рук сбыл, а трое сидят еще на гряде.
Однажды подъезжал я к стрепету, который,
не подпустив меня в настоящую меру, поднялся; я ударил его влет на езде, и мне показалось, что он подбит и что, опускаясь книзу, саженях во ста от меня, он упал;
не выпуская из глаз этого места, я сейчас побежал к нему, но,
не добежав еще до замеченной мною местности, я на что-то споткнулся и едва
не упал; невольно взглянул я мельком, за что задела моя
нога, и увидел лежащего стрепета с окровавленною спиной; я счел его за подстреленного и подумал, что ошибся расстоянием; видя, что птица жива, я проворно схватил ее и
поднял.