Неточные совпадения
Хлестаков, молодой человек
лет двадцати трех, тоненький, худенький;
несколько приглуповат и, как говорят, без царя в голове, — один из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими. Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.
Осип, слуга, таков, как обыкновенно бывают слуги
несколько пожилых
лет. Говорит сурьёзно, смотрит
несколько вниз, резонер и любит себе самому читать нравоучения для своего барина. Голос его всегда почти ровен, в разговоре с барином принимает суровое, отрывистое и
несколько даже грубое выражение. Он умнее своего барина и потому скорее догадывается, но не любит много говорить и молча плут. Костюм его — серый или синий поношенный сюртук.
Простаков. От которого она и на тот свет пошла. Дядюшка ее, господин Стародум, поехал в Сибирь; а как
несколько уже
лет не было о нем ни слуху, ни вести, то мы и считаем его покойником. Мы, видя, что она осталась одна, взяли ее в нашу деревеньку и надзираем над ее имением, как над своим.
Но на седьмом
году правления Фердыщенку смутил бес. Этот добродушный и
несколько ленивый правитель вдруг сделался деятелен и настойчив до крайности: скинул замасленный халат и стал ходить по городу в вицмундире. Начал требовать, чтоб обыватели по сторонам не зевали, а смотрели в оба, и к довершению всего устроил такую кутерьму, которая могла бы очень дурно для него кончиться, если б, в минуту крайнего раздражения глуповцев, их не осенила мысль: «А ну как, братцы, нас за это не похвалят!»
19) Грустилов, Эраст Андреевич, статский советник. Друг Карамзина. Отличался нежностью и чувствительностью сердца, любил пить чай в городской роще и не мог без слез видеть, как токуют тетерева. Оставил после себя
несколько сочинений идиллического содержания и умер от меланхолии в 1825
году. Дань с откупа возвысил до пяти тысяч рублей в
год.
«Что им так понравилось?» подумал Михайлов. Он и забыл про эту, три
года назад писанную, картину. Забыл все страдания и восторги, которые он пережил с этою картиной, когда она
несколько месяцев одна неотступно день и ночь занимала его, забыл, как он всегда забывал про оконченные картины. Он не любил даже смотреть на нее и выставил только потому, что ждал Англичанина, желавшего купить ее.
Работа эта так понравилась ему, что он
несколько раз принимался косить; выкосил весь луг пред домом и нынешний
год с самой весны составил себе план — косить с мужиками целые дни.
По случаю
несколько раз уже повторяемых выражений восхищения Васеньки о прелести этого ночлега и запаха сена, о прелести сломанной телеги (ему она казалась сломанною, потому что была снята с передков), о добродушии мужиков, напоивших его водкой, о собаках, лежавших каждая у ног своего хозяина, Облонский рассказал про прелесть охоты у Мальтуса, на которой он был прошлым
летом.
Минуту спустя вошла хозяйка, женщина пожилых
лет, в каком-то спальном чепце, надетом наскоро, с фланелью на шее, одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки и держат голову
несколько набок, а между тем набирают понемногу деньжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодов.
Кроме страсти к чтению, он имел еще два обыкновения, составлявшие две другие его характерические черты: спать не раздеваясь, так, как есть, в том же сюртуке, и носить всегда с собою какой-то свой особенный воздух, своего собственного запаха, отзывавшийся
несколько жилым покоем, так что достаточно было ему только пристроить где-нибудь свою кровать, хоть даже в необитаемой дотоле комнате, да перетащить туда шинель и пожитки, и уже казалось, что в этой комнате
лет десять жили люди.
Он попробовал, склоня головку
несколько набок, принять позу, как бы адресовался к даме средних
лет и последнего просвещения: выходила просто картина.
В молодой и горячей голове Разумихина твердо укрепился проект положить в будущие три-четыре
года, по возможности, хоть начало будущего состояния, скопить хоть
несколько денег и переехать в Сибирь, где почва богата во всех отношениях, а работников, людей и капиталов мало; там поселиться в том самом городе, где будет Родя, и… всем вместе начать новую жизнь.
Это был человек
лет пятидесяти, росту повыше среднего, дородный, с широкими и крутыми плечами, что придавало ему
несколько сутуловатый вид.
Раскольников взял газету и мельком взглянул на свою статью. Как ни противоречило это его положению и состоянию, но он ощутил то странное и язвительно-сладкое чувство, какое испытывает автор, в первый раз видящий себя напечатанным, к тому же и двадцать три
года сказались. Это продолжалось одно мгновение. Прочитав
несколько строк, он нахмурился, и страшная тоска сжала его сердце. Вся его душевная борьба последних месяцев напомнилась ему разом. С отвращением и досадой отбросил он статью на стол.
Прежде нежели приступлю к описанию странных происшествий, коим я был свидетель, я должен сказать
несколько слов о положении, в котором находилась Оренбургская губерния в конце 1773
года.
Голова его была выбрита; вместо бороды торчало
несколько седых волос; он был малого росту, тощ и сгорблен; но узенькие глаза его сверкали еще огнем. «Эхе! — сказал комендант, узнав, по страшным его приметам, одного из бунтовщиков, наказанных в 1741
году.
Красивая борзая собака с голубым ошейником вбежала в гостиную, стуча ногтями по полу, а вслед за нею вошла девушка
лет восемнадцати, черноволосая и смуглая, с
несколько круглым, но приятным лицом, с небольшими темными глазами. Она держала в руках корзину, наполненную цветами.
Он едва вынес этот удар, поседел в
несколько недель; собрался было за границу, чтобы хотя немного рассеяться… но тут настал 48-й
год.
Никонова — действительно Никонова, дочь крупного помещика, от семьи откололась еще в юности,
несколько месяцев сидела в тюрьме, а теперь, уже более трех
лет, служит конторщицей в издательстве дешевых книг для народа.
Впереди его и
несколько ниже, в кустах орешника, появились две женщины, одна — старая, сутулая, темная, как земля после дождя; другая —
лет сорока, толстуха, с большим, румяным лицом. Они сели на траву, под кусты, молодая достала из кармана полубутылку водки, яйцо и огурец, отпила немного из горлышка, передала старухе бутылку, огурец и, очищая яйцо, заговорила певуче, как рассказывают сказки...
— Он родился в тревожный
год — тут и пожар, и арест Якова, и еще многое. Носила я его тяжело, роды были
несколько преждевременны, вот откуда его странности, я думаю.
Он вспоминал, как оценивали его в детстве, как заметен был он в юности, в первые
годы жизни с Варварой. Это
несколько утешало его.
Летом, на другой
год после смерти Бориса, когда Лидии минуло двенадцать
лет, Игорь Туробоев отказался учиться в военной школе и должен был ехать в какую-то другую, в Петербург. И вот, за
несколько дней до его отъезда, во время завтрака, Лидия решительно заявила отцу, что она любит Игоря, не может без него жить и не хочет, чтоб он учился в другом городе.
— Через
несколько месяцев Романовы намерены устроить празднование трехсотлетия своей власти над Россией. Государственная дума ассигновала на этот праздник пятьсот тысяч рублей. Как отнесемся мы, интеллигенция, к этому праздничку? Не следует ли нам вспомнить, чем были наполнены эти три сотни
лет?
Тогда
несколько десятков решительных людей, мужчин и женщин, вступили в единоборство с самодержавцем, два
года охотились за ним, как за диким зверем, наконец убили его и тотчас же были преданы одним из своих товарищей; он сам пробовал убить Александра Второго, но кажется, сам же и порвал провода мины, назначенной взорвать поезд царя. Сын убитого, Александр Третий, наградил покушавшегося на жизнь его отца званием почетного гражданина.
— Я разорился…
несколько крупных проигрышей… паника на бирже… Вот уже три
года, как я стал нищим. А вы? Вы?
Несколько человек заменяли ей толпу; то что другой соберет со многих встреч, в многие
годы и во многих местах, — давалось ей в двух, трех уголках, по ту и другую сторону Волги, с пяти, шести лиц, представлявших для нее весь людской мир, и в промежуток нескольких
лет, с тех пор, как понятия у ней созрели и сложились в более или менее определенный взгляд.
«Ужели мы в самом деле не увидимся, Вера? Это невероятно.
Несколько дней тому назад в этом был бы смысл, а теперь это бесполезная жертва, тяжелая для обоих. Мы больше
года упорно бились, добиваясь счастья, — и когда оно настало, ты бежишь первая, а сама твердила о бессрочной любви. Логично ли это?»
«Да, если это так, — думала Вера, — тогда не стоит работать над собой, чтобы к концу жизни стать лучше, чище, правдивее, добрее. Зачем? Для обихода на
несколько десятков
лет? Для этого надо запастись, как муравью зернами на зиму, обиходным уменьем жить, такою честностью, которой — синоним ловкость, такими зернами, чтоб хватило на жизнь, иногда очень короткую, чтоб было тепло, удобно… Какие же идеалы для муравьев? Нужны муравьиные добродетели… Но так ли это? Где доказательства?»
Она наклонилась и увидела покойно сидящего на заборе человека, судя по платью и по лицу, не простолюдина, не лакея, а по
летам — не школьника. Он держал в руках
несколько яблок и готовился спрыгнуть.
Через
несколько минут послышались шаги, портьера распахнулась. Софья вздрогнула, мельком взглянула в зеркало и встала. Вошел ее отец, с ним какой-то гость, мужчина средних
лет, высокий, брюнет, с задумчивым лицом. Физиономия не русская. Отец представил его Софье.
В первый раз с приезда у меня очутились в кармане деньги, потому что накопленные в два
года мои шестьдесят рублей я отдал матери, о чем и упомянул выше; но уже
несколько дней назад я положил, в день получения жалованья, сделать «пробу», о которой давно мечтал.
Я запомнил только, что эта бедная девушка была недурна собой,
лет двадцати, но худа и болезненного вида, рыжеватая и с лица как бы
несколько похожая на мою сестру; эта черта мне мелькнула и уцелела в моей памяти; только Лиза никогда не бывала и, уж конечно, никогда и не могла быть в таком гневном исступлении, в котором стояла передо мной эта особа: губы ее были белы, светло-серые глаза сверкали, она вся дрожала от негодования.
Я выдумал это уже в шестом классе гимназии, и хоть вскорости несомненно убедился, что глуп, но все-таки не сейчас перестал глупить. Помню, что один из учителей — впрочем, он один и был — нашел, что я «полон мстительной и гражданской идеи». Вообще же приняли эту выходку с какою-то обидною для меня задумчивостью. Наконец, один из товарищей, очень едкий малый и с которым я всего только в
год раз разговаривал, с серьезным видом, но
несколько смотря в сторону, сказал мне...
Скажу лишь, что
год спустя после Макара Ивановича явился на свете я, затем еще через
год моя сестра, а затем уже
лет десять или одиннадцать спустя — болезненный мальчик, младший брат мой, умерший через
несколько месяцев.
Росту он, как угадывалось, был большого, широкоплеч, очень бодрого вида, несмотря на болезнь, хотя
несколько бледен и худ, с продолговатым лицом, с густейшими волосами, но не очень длинными,
лет же ему казалось за семьдесят.
Кроме нищеты, стояло нечто безмерно серьезнейшее, — не говоря уже о том, что все еще была надежда выиграть процесс о наследстве, затеянный уже
год у Версилова с князьями Сокольскими, и Версилов мог получить в самом ближайшем будущем имение, ценностью в семьдесят, а может и
несколько более тысяч.
А человеку, который приехал с «Антоном Горемыкой», разрушать, на основании помещичьего права, святость брака, хотя и своего дворового, было бы очень зазорно перед самим собою, потому что, повторяю, про этого «Антона Горемыку» он еще не далее как
несколько месяцев тому назад, то есть двадцать
лет спустя, говорил чрезвычайно серьезно.
Я этот месяц выдержал, может быть только
несколько расстроил желудок; но с следующего месяца я прибавил к хлебу суп, а утром и вечером по стакану чаю — и, уверяю вас, так провел
год в совершенном здоровье и довольстве, а нравственно — в упоении и в непрерывном тайном восхищении.
По дороге еще есть красивая каменная часовня в полуготическом вкусе, потом, в стороне под горой, на берегу, выстроено
несколько домиков для приезжающих на
лето брать морские ванны.
Это от непривычки: если б пароходы существовали
несколько тысяч
лет, а парусные суда недавно, глаз людской, конечно, находил бы больше поэзии в этом быстром, видимом стремлении судна, на котором не мечется из угла в угол измученная толпа людей, стараясь угодить ветру, а стоит в бездействии, скрестив руки на груди, человек, с покойным сознанием, что под ногами его сжата сила, равная силе моря, заставляющая служить себе и бурю, и штиль.
А наш барин думал, что, купив жене два платья, мантилью,
несколько чепцов, да вина, сахару, чаю и кофе на
год, он уже может закрыть бумажник, в котором опочил изрядный запасный капиталец, годичная экономия.
Года четыре назад приходили два китоловные судна и, постояв
несколько времени, ушли, как делают все порядочные люди и корабли.
А ведь
несколько тысяч
лет убито на то, чтоб выдумывать по парусу и по веревке в столетие.
Так он очищался и поднимался
несколько раз; так это было с ним в первый раз, когда он приехал на
лето к тетушкам. Это было самое живое, восторженное пробуждение. И последствия его продолжались довольно долго. Потом такое же пробуждение было, когда он бросил статскую службу и, желая жертвовать жизнью, поступил во время войны в военную службу. Но тут засорение произошло очень скоро. Потом было пробуждение, когда он вышел в отставку и, уехав за границу, стал заниматься живописью.
Это убеждение было так сильно, что никто не решался отказать ему в этом, и он получал каждый
год, в виде отчасти пенсии, отчасти вознаграждения за членство в высшем государственном учреждении и за председательство в разных комиссиях, комитетах,
несколько десятков тысяч рублей и, сверх того, высоко ценимые им всякий
год новые права на нашивку новых галунов на свои плечи или панталоны и на поддевание под фрак новых ленточек и эмалевых звездочек.
Семь
лет тому назад он бросил службу, решив, что у него есть призвание к живописи, и с высоты художественной деятельности смотрел
несколько презрительно на все другие деятельности.
Нехлюдов посидел
несколько времени с стариком, который рассказал ему про себя, что он печник, 53
года работает и склал на своем веку печей что и счету нет, а теперь собирается отдохнуть, да всё некогда. Был вот в городе, поставил ребят на дело, а теперь едет в деревню домашних проведать. Выслушав рассказ старика, Нехлюдов встал и пошел на то место, которое берег для него Тарас.
В окружном же суде он служил со времени открытия судов и очень гордился тем, что он привел к присяге
несколько десятков тысяч человек, и что в своих преклонных
годах он продолжал трудиться на благо церкви, отечества и семьи, которой он оставит, кроме дома, капитал не менее тридцати тысяч в процентных бумагах.
Эта докторша была одних
лет с Анной Федоровной и большая ее приятельница, сам же доктор вот уже с
год заехал куда-то сперва в Оренбург, а потом в Ташкент, и уже с полгода как от него не было ни слуху ни духу, так что если бы не дружба с госпожою Красоткиной,
несколько смягчавшая горе оставленной докторши, то она решительно бы истекла от этого горя слезами.