Неточные совпадения
Как, в
свои лета, позволив себе
ненавидеть и презирать людей, рассмотрев и обсудив их ничтожность, мелочность, слабости, перебрав всех и каждого из
своих знакомых, он забыл разобрать себя! Какая слепота! И дядя дал ему урок, как школьнику, разобрал его по ниточке, да еще при женщине; что бы ему самому оглянуться на себя! Как дядя должен выиграть в этот вечер в глазах
жены! Это бы, пожалуй, ничего, оно так и должно быть; но ведь он выиграл на его счет. Дядя имеет над ним неоспоримый верх, всюду и во всем.
Его провожали
жена и невестка, и в это время, когда на нем был хороший, чистый сюртук и в дрожки был запряжен громадный вороной жеребец, стоивший триста рублей, старик не любил, чтобы к нему подходили мужики со
своими просьбами и жалобами; он
ненавидел мужиков и брезговал ими, и если видел, что какой-нибудь мужик дожидается у ворот, то кричал гневно...
В чувствах к
жене он как-то раздвоился:
свой призрак, видимый некогда в ней, он любил по-прежнему; но Юлию живую, с ее привычками, словами и действиями, он презирал и
ненавидел, даже жить с ней остался потому только, что считал это
своим долгом и обязанностию.
Вы превосходно знаете законы, очень честны и справедливы, уважаете брак и семейные основы, а из всего этого вышло то, что за всю
свою жизнь вы не сделали ни одного доброго дела, все вас
ненавидят, со всеми вы в ссоре и за эти семь лет, пока женаты, вы и семи месяцев не прожили с
женой.
Николай, который был уже измучен этим постоянным криком, голодом, угаром, смрадом, который уже
ненавидел и презирал бедность, которому было стыдно перед
женой и дочерью за
своих отца и мать, свесил с печи ноги и проговорил раздраженно, плачущим голосом, обращаясь к матери...
Когда он входил, он, так сказать, простирал объятия всему человечеству и всем
своим подчиненным; и вот не прошло какого-нибудь часу, и он, всеми болями
своего сердца, слышал и знал, что он
ненавидит Пселдонимова, проклинает его,
жену его и свадьбу его.
И когда я так чувствую
свое бессилие, мною овладевает бешенство — бешенство войны, которую я
ненавижу. Мне хочется, как тому доктору, сжечь их дома, с их сокровищами, с их
женами и детьми, отравить воду, которую они пьют; поднять всех мертвых из гробов и бросить трупы в их нечистые жилища, на их постели. Пусть спят с ними, как с
женами, как с любовницами
своими!
— Как ты жесток! Какое же это христианство? Это — злость. Ведь не могу я жить, как ты хочешь, не могу я оторвать от
своих детей и отдать кому-то… За что ты
ненавидишь и казнишь
жену, которая тебе все отдала? Скажи, что я: ездила по балам, наряжалась, кокетничала? Вся жизнь моя отдана была семье. Всех сама кормила, воспитывала, последний год вся тяжесть воспитания, управления делами, все на мне…
— Да, да,
жену свою, Марью Михайловну, — забормотал Фролов, краснея. —
Ненавижу, и всё тут.
—
Жену свою ненавижу! — проговорил он.
Глеб Алексеевич более всего
ненавидел себя после вспышки страсти к
своей жене и не находил укоризненных слов по
своему адресу за эту слабость и, быть может,
ненавидел своих детей за то, что они являлись живым укором его в ней.
Может статься, отец вынужден будет бежать от
жены и ребенка
своего; может статься, этого ребенка выучат
ненавидеть имя отца.
— Мало ли кто… Например, я знаю, что
жена твоя
ненавидит меня… Я все боюсь, что именно она внушит тебе недоверие ко мне. Женщины гораздо умнее и сильнее нас нравственно. Она и сегодня так оскорбила меня
своим приемом, что я решил не бывать у тебя в доме.