В нем был виден пишущий, когда с вдохновенным лицом возлагал он венок на гроб какой-нибудь знаменитости или с важным, торжественным выражением собирал подписи для адреса; его страсть знакомиться с известными литераторами, способность находить таланты даже там, где их нет, постоянная восторженность, пульс 120 в минуту,
незнание жизни, та чисто женская взбудораженность, с какою он хлопотал на концертах и литературных вечерах в пользу учащейся молодежи, тяготение к молодежи — всё это создало бы ему репутацию «пишущего», если бы даже он и не писал своих фельетонов.
Неточные совпадения
Так он жил, не зная и не видя возможности знать, что он такое и для чего живет на свете, и мучаясь этим
незнанием до такой степени, что боялся самоубийства, и вместе с тем твердо прокладывая свою особенную, определенную дорогу в
жизни.
Штольц был глубоко счастлив своей наполненной, волнующейся
жизнью, в которой цвела неувядаемая весна, и ревниво, деятельно, зорко возделывал, берег и лелеял ее. Со дна души поднимался ужас тогда только, когда он вспоминал, что Ольга была на волос от гибели, что эта угаданная дорога — их два существования, слившиеся в одно, могли разойтись; что
незнание путей
жизни могло дать исполниться гибельной ошибке, что Обломов…
Свобода, заключенная между пределами
незнания истины и признания известной степени ее, кажется людям не свободою, тем более, что, хочет или не хочет человек признать открывшуюся ему истину, он неизбежно будет принужден к исполнению ее в
жизни.
Иностранные светские критики тонким манером, не оскорбляя меня, старались дать почувствовать, что суждения мои о том, что человечество может руководиться таким наивным учением, как нагорная проповедь, происходит отчасти от моего невежества,
незнания истории,
незнания всех тех тщетных попыток осуществления в
жизни принципов нагорной проповеди, которые были делаемы в истории и ни к чему не привели, отчасти от непонимания всего значения той высокой культуры, на которой со своими крупповскими пушками, бездымным порохом, колонизацией Африки, управлением Ирландии, парламентом, журналистикой, стачками, конституцией и Эйфелевой башней стоит теперь европейское человечество.
Ибо и их только
незнание, где отыскать выход из обуявшей паники, может заставить упорно принимать жизненные миражи за подлинную
жизнь, и легкомысленное мелькание вокруг разрозненных"вопросов"предпочитать трудной, но настоятельно требующейся проверке основных идеалов современности.
Объяснение этой тоски, я полагаю, заключается в том, что у культурного русского человека бывают дела личные, но нет дел общих. Личные дела вообще несложны и решаются быстро, без особых головоломных дум; затем впереди остается громадный досуг, который решительно нечем наполнить. Отсюда — скука,
незнание куда преклонить голову, чем занять праздную мысль, куда избыть праздную
жизнь. Когда перед глазами постоянно мелькает пустое пространство, то делается понятным даже отчаяние.
«Желание деятельного добра» есть в нас и силы есть; но боязнь, неуверенность в своих силах и, наконец,
незнание: что делать? — постоянно нас останавливают, и мы, сами не зная как, — вдруг оказываемся в стороне от общественной
жизни, холодными и чуждыми ее интересам, точь-в-точь как Елена в окружающей ее среде.
Самое обычное явление нашего времени — видеть то, что люди, считающие себя учеными, образованными и просвещенными, зная бесчисленное количество ненужных вещей, коснеют в самом грубом невежестве, не только не зная смысла своей
жизни, но гордясь этим
незнанием. И наоборот, не менее обычное явление встречать среди малограмотных и безграмотных людей, ничего не знающих о химической таблице, паралаксах и свойствах радия, людей истинно просвещенных, знающих смысл своей
жизни и не гордящихся этим.
Относясь еще вчера весьма пассивно к матушкиному проекту моих усиленных научных занятий, я теперь уже осуждал себя за это равнодушие — и теперь сам страстно желал учиться, и учиться не для чего-нибудь корыстного, не для чинов, не для званий или денежных выгод, а именно для самих знаний, для постигания всего того, что при
незнании и необразованности проходит у человека незамеченным и ничтожным, меж тем как при глубоком разумении
жизни в ней все так осмысленно, так последовательно, причинно и условно, что можно властвовать
жизнью, а не подчиняться ей.
Случай играет огромную роль в мировой
жизни, и он не означает просто
незнания.
В раю не все было открыто человеку и
незнание было условием райской
жизни.
И человек предпочел горечь различения и смерть райской
жизни в невинности и
незнании.
Наивный материализм был основан на
незнании тайны бессознательного, на внесении рациональной телеологической точки зрения в понимание стихийной
жизни души.